Вера осмелела настолько, что повернулась к соседке и спросила шепотом:
– Аня, подскажите… подскажи, а в каком отделении мы лежим?
Аня, которая по возрасту ей годилась в матери, отложила телефон с мелькающим экраном и ответила, что в травматологии. Вот что означала буква Т на ведре. Вера стала оглядывать палату в поисках травм, но на первый взгляд все выглядели целыми. Аня заметила ее недоумение и сказала, что лежит здесь из-за проблем с бедренным суставом, и похлопала себя по основанию ноги. Вера кивнула и хотела повернуться к стенке, но Аня решила иначе.
– А как же так вышло, что тебя собака укусила? Твоя или чужая? И родители твои где?
– Чужая. Родители в Саратове. Я сюда одна приехала на турнир по шахматам.
– Ого! Ты шахматистка? Ничего себе! Наверное, ты очень умная.
Народ с других коек заинтересовался, лица повернулись в их угол.
– Ум не очень-то при чем в шахматах. Гораздо важнее память, чтобы варианты запоминать. – Вера чувствовала, что палатная публика ждет шахматных историй. Папа бы тут развернулся, а она тушуется.
– Ой, а я думала, что все шахматисты математику отлично знают.
– Была парочка гроссмейстеров-математиков, но это скорее миф. У меня, например, по алгебре тройка, – заискивающе улыбнулась Вера. Зачем про тройку вспомнила? Дурацкая привычка принижать себя перед другими.
– Интересно как! А ты что-то выигрывала уже? – продолжала задавать неудобные вопросы любопытная соседка.
– Да. В родном городе соревнования. Здесь выиграла турнир, но… меня дисквалифицировали. – Вере никак не удавалось похоронить эту историю, она все время всплывала. Неужели до конца жизни придется оправдываться?
– Почему? – не поняла соседка.
– Ну… правила турнира нарушила. Там мальчик меня один подставил. Не хочу вспоминать, честно говоря. – Вера замяла тему и состроила улыбку. Как тебе такое, Анюта?
Соседка замолчала, видимо прикидывая, какие такие правила вообще могут быть на шахматных турнирах, но фантазии не хватало.
– Я тоже в шахматы люблю! – встряла в разговор темноволосая девушка из угла напротив кровати Веры. – Меня дедушка играть научил. Сыграем потом? Попрошу своих принести из дома маленький набор.
Вера ответила, что с удовольствием.
– Класс! А то никто со мной не играет после того, как дедушки не стало. Хочешь пахлаву домашнюю?
– Да ей нельзя же, только после наркоза, – напомнила основательная соседка.
– Ну да. Попозже тогда. Мне каждый день свекровь приносит контейнеры, а я столько не ем. Задабривает. Конечно, мне ее сыночек чуть голову не проломил. Во! – девушка показала налепленный на затылок компресс в спутанных черных волосах.
Палата замерла в ожидании подробностей.
– За что? – не выдержала ожидания Вера.
– Да ни за что. Пьяный домой пришел, попалась под горячую руку. У нас уже было так, долбанул меня куском мяса замороженного. Это за то, что я забыла достать из морозилки. Но потом долго все было тихо-мирно. И вот опять разошелся. Разводиться буду, наверное, только бы детей отдал. Трое у нас.
– Разводись обязательно. Не жди беды, – уверенно сказала основательная Аня. – Мой меня тоже поколачивал, развелись, а теперь я замужем за прекрасным человеком. Он еще и моложе меня, кстати. Так что встретишь получше, не сомневайся.
– Да, правильно! – послышались голоса.
– Вы ее не подбивайте, пусть человек сам решит, – подала голос женщина с соседней от пострадавшей койки. – А то рассуждать-то легко, а без мужа с тремя детьми тяжело. Кто их кормить будет? Разойтись – дело нехитрое, всегда успеешь. А вот всех выучить и поднять… Я на своем опыте знаю. Муж умер, я одна с ребенком осталась, слава богу, справилась, но никому такого не пожелаю. А тут трое!
Эта женщина на вид была самая возрастная в палате и говорила не отрывая глаз и рук от вязания. Вера всегда считала вязание наискучнейшим занятием в мире, но соседка не желала прерываться по собственной воле. Может, она тоже участвует в каком-то соревновании и не имеет права на отдых? Как во время марафона даже пьют на бегу, так и она все делает без отрыва от вязания.
– Но так все тоже оставлять нельзя, пусть по крайней мере полечится. Бросит пить. Или хотя бы ограничит возлияния. Есть такой шанс? – спросила женщина в выгодном положении у окна.
– Да он уже лежал в больнице: какое-то время не пьет, потом опять начинает, – печально отозвалась черноволосая.
Ее жизненная ситуация ухудшалась на глазах, в воздухе палаты назревало окончательное решение мужниного вопроса. Драматическую паузу прервала медсестра. Похоже, эта женщина всегда приходит вовремя и все делает правильно. Уж она-то наверняка знает, стоит ли черноволосой разводиться с мужем или нет. Но ведь не скажет же.
Всезнающая медсестра вернулась с дарами. В белой и прекрасно гнущейся руке она несла металлический подносик со шприцом и ватками. Сказала, что после укуса собаки положено делать уколы от бешенства, но пусть Вера не пугается, это профилактика. И не в живот, как раньше кололи, а в плечо, и не сорок уколов, а всего лишь пять. С таким сравнительным анализом новости показались как будто даже приятными. Поморщившись от передвижения по подушке, Вера подставила плечо и воспользовалась возможностью задать вопросы.
– Скажите, пожалуйста, а уколы мне делают для руки?
– Нет, это чтобы ты не заболела бешенством. Про лечение тебе завтра доктор расскажет. Ручку тоже вылечим, не волнуйся.
– Где мои вещи? Вот что мне одеться?
– Принесу сейчас, сиди ровно.
– А мне только уколы будут делать или еще что-то? Когда домой можно будет поехать?
– Да ты что, голуба, какое домой? Только зашили же. Завтра врач утром зайдет, все тебе расскажет. А пока давай отдыхай, пить и есть нельзя, вставать нельзя. Если захочешь в туалет, под кроватью судно, – ответила медсестра, собирая свои бренчащие инструменты.
Такой ответ можно засчитать не за укол, а за удар в спину. Еще и пи́сать в судно. Как будто мало унижений для одного дня. Вера решила, что ни за что и никогда пользоваться судном не станет, лучше смерть от разрыва мочевого пузыря. Представляя взрыв пузыря, который в ее воображении выглядел как мыльный шарик, она уснула.
Проснулась она от толчка медсестры, но уже другой:
– Просыпайся, сейчас будет обход, доктор придет.
Вера попыталась размешать кашу в голове, но не успела, он уже был в палате. Зато успела натянуть джинсы, обнаруженные на тумбочке, и лечь в них прямо сверху на постельное белье.
– Так, здравствуйте. Вера, правильно?
– Да.
– Очень хорошо. Вера, вчера тебя к нам привезли на скорой. Пожалуйста, скажи родителям, что нам нужен твой паспорт и снилс для оформления. Это первое.
Врач сделал пометку в какой-то бумажной форме на планшете с зажимом. Вера представила, что там чек-лист разговора с пациентом, где первым пунктом идет загадочный снилс.
– Второе. У тебя на правой руке повреждено сухожилие, от этого в пальцах утрачена сгибательно-разгибательная функция. Но ты не волнуйся, это не навсегда. После реабилитации двигательная функция восстановится. Скорее всего. – Доктор снова глянул в планшет, как будто в поисках подтверждения. – Надо носить специальную шину и делать упражнения, потом расскажу какие. Ты правша?
Вера расстроенно кивнула.
– Значит, тебе рекомендация – учись все делать левой рукой. Пока правая не поправится. Зато от школы освобождение получишь, – врач хитро подмигнул, мол, знаю я, чем вас, школяров, утешить. – Так, после обеда жду тебя в процедурном кабинете. Вставать потихоньку можешь, на руку не опирайся. Пить и есть можно в обед. Все, отдыхай. Скажи родителям про документы, не забудь.
Врач отошел к другой пациентке, а Вера не могла пошевелить не только пальцами, но и остальными частями тела. Значит, рука может и не заработать. «Скорее всего» ведь означает именно это. Ей не повезло, как тому мальчику Кристоферу с роботом – любителем хрустящих детских пальцев. Теперь она точно не сможет играть. Конечно, ее отстранили от турниров, но она могла бы играть хотя бы дома с папой. И теперь эти тихие вечера с шахматной доской и чаем на кухонном столе показались ей навсегда пропавшими.
Позвонить маме надо, а телефон разряжен. Вера попросила у черноволосой зарядку. Соседка достала провод и протянула вперед не глядя. И зря она не глядела. Увидела бы направленный в упор ненавидящий взгляд. Восхитительно-преступная легкость, с которой она протягивала зарядку, кого угодно могла довести до бешенства, но Вера спрятала глаза и начала движение к цели. Со стоном приподнялась, преодолевая головокружение и придерживаясь за кровать левой рукой. Пошатываясь, прошаркала до соседней койки по черному полу в носках без тапок. Под кроватью разноцветной кучкой были свалены кроссовки, но их обувание казалось немыслимой задачей. В этот какой-то особенно жалкий момент в палату, шурша пакетами, вошла мама.
От неожиданности Вера не удержалась и разрыдалась прямо там, где стояла, посреди палаты, с зажатой в руке черной змеей зарядки. Мама усадила ее на кровать, потом успокаивала и гладила по голове, как маленькую, вытирала слезы и слюни, стекающие по подбородку на шею. Так они просидели на кровати пару минут, слышались только всхлипы и ласковые междометия «ну-ну», «ох», «ну что ты». Немного подуспокоившись, продолжая шваркать носом, Вера сказала маме, что хотела ей звонить, но телефон сел, и показала зажатый в кулаке шнур.
– Так я как раз привезла тебе и зарядку, и наушники, и водичку, и все что нужно. А чуть позже и планшет организуем.
Вере снова захотелось зарыдать, на этот раз от облегчения, но она удержалась.
– Там еще врач просил мой паспорт и что-то еще… Я забыла.
– Снилс, знаю. Паспорт твой у куратора в санатории, уже звонила этим козлам… Не хочется ругаться. Я им еще устрою. По судам затаскаю всех, кто там отвечает за детей. И Артема твоего Николаевича тоже убить мало. А собак бездомных давно пора всех переловить и перестрелять.