Но великолепный сын приходил всего на несколько часов, а все остальное время бабушке по очереди помогали соседки. Поднятая вверх слабая рука означала, что бабушка просит помочь дойти до туалета, усесться на него, а потом встать и вернуться на кровать. Даже Вере пришлось один раз сопроводить больную и поддерживать ее за мягкие руки на протяжении всего мероприятия. Она бы ни за что не вызвалась сама, но отказываться было неудобно, остальные уже много раз помогали, а прямо сейчас в палате кроме них была только одна соседка на капельнице. Не повезло, и бабушка сходила при ней по-большому. Когда пришла мама, Вера опять рыдала и просилась домой, но мама сказала, что лечение еще не окончено, надо потерпеть.
Потом мама ушла, а Вера наблюдала из окна за ее уходом. Дождь прошел и оставил на листьях солнечные лужицы. Вера с завистью следила за мельканием маминых ног, удаляющихся от больницы по влажной дорожке. Из окна тянуло свежей краской. Вера не знала, что не одинока – из другого окна за дорожкой следили граненые глаза мухи.
Так одновременно с мухой они увидели, как навстречу маме двигается Артем Николаевич. Мама заметила врага первая и с размаху остановилась. Он почувствовал изменение встречного движения и поднял глаза от своих кроссовок. Их разговора слышно не было, но Вера примерно представляла содержание. В шахматах такая встреча называется патовой ситуацией. Артем Николаевич – белый король, мама – черная королева. Должна быть третья фигура. Это она сама. Хотя до черного короля Вере как будто расти и расти, но вот она наблюдает из окна, как ее королева запатовала белого короля. Пат традиционно приводит к ничьей, поэтому мама и тренер разошлись на дорожке и направились в разные стороны.
Вера отскочила от окна, как будто с улицы он мог заметить ее замешательство. Схватила из ящика тумбочки расческу, доковыляла до общего туалета с зеркалом, причесалась. Ну вот, так хотя бы аккуратно. Хотя, конечно, голову бы помыть не мешало, но одной рукой ужасно неудобно и компресс на правой мочить нельзя. Только если маму попросить помочь. Вот и он. Вера сделала удивленное лицо при появлении Артема Николаевича, сидя на своей койке в выжидательной позе. Он принес коробку «Рафаэлло». При появлении мужчины непенсионного возраста, соседки завозились, подбираясь и приглаживаясь.
Вера не знала, что ответить на приветствие и на «Рафаэлло». Стоило бы сказать спасибо, но это не то. Какие слова могут выразить, что он был ее кумиром, что он обманул ее и подставил, что он не оценил ее жертвы и, кажется, вообще ничего про нее не понял? Артем Николаевич смотрел внимательно, как будто угадывая движение Вериной мысли. Но на самом деле нет, он ни о чем не догадывается. И ей пришлось снова себе об этом напомнить. Как и о том, что пора перестать приписывать людям ясновидение.
– У тебя сейчас нет процедур? Может, выйдем на улицу? Там хорошо, свежо после дождя. – Тренер поводил глазами по палате, задержавшись у окна на кружащей мухе.
Пока он водил глазами, лица соседок расцветали. Только бабуля у окна уже смотрела в вечность.
Вера поняла, что Артем Николаевич предложил выйти из палаты, потому что смутился от женского внимания. Чужое смущение всегда приносит радость, и ей даже на минуту стало весело и легко. На предложение ответила кивком и принялась обуваться, помогая себе левой рукой, а правую держа наотлет.
– Вер, а что с рукой? Подожди, помогу.
Тренер присел на коленку и завязал ей шнурки. Женское одобрение в палате потеплело еще на несколько градусов. Всем стало жарко, особенно вспотел Артем Николаевич. Когда они наконец вышли из палаты в коридор, тренер отдувался, как после пробежки. Вере пришлось спрятать улыбку в вороте кофты.
На улице и правда было хорошо. Нашли пустую лавку, к сиденью дождь прибил пустые оболочки семечек. Мусорные скорлупки почему-то напоминали о приятном: лето, закат, посиделки на закате во дворе. Кажется, в ее дошахматной жизни что-то похожее было, но уже не вспомнить.
– Так что с рукой? Ты не ответила, – вернулся к прерванному разговору Артем Николаевич, когда они расстелили его куртку на лавке.
– Пальцы не работают. – Вера показала слабое подрагивание пальцев на правой руке. – Собака сухожилие задела.
Повисла пауза на целую траурную минуту.
– Мне очень жаль, – сказал тренер с выдохом, как будто выталкивая наружу сожаление. – Ты знаешь, мне Ярик позвонил в поезд и весь этот ужас рассказал. Я бы сразу же вернулся, но до Саратова только полустанки, сочинский не останавливается. Пришлось ехать до Саратова, потом несколько часов дома переждать и снова в поезд. – Тренер как будто споткнулся и остановил поток неуместных оправданий. – Жаль, что меня так долго не было рядом, – подытожил.
Вера кивнула, принимая его сожаление. Ей тоже было очень жаль. Жаль, что никого не было рядом. Жаль, что про нее вспомнили, только когда самое страшное случилось. Жаль, что теперь она им интересна, а себе самой – нет. И их интерес тоже скоро пройдет. Когда выяснится, что играть она больше не может и ничего из себя не представляет. Ноль без палочки. Кстати, при чем тут палочка? Ноль с палочкой похож на букву Р.
– Я еще тебе кое-что должен рассказать. Все рассказать, если точнее. – Тренер помолчал, настраиваясь на разговор. – Перед турниром меня позвал в кафе отец Ярика и предложил деньги, если мне удастся сделать так, чтобы Ярик выиграл хоть один турнир. А мне деньги были очень нужны. Они, конечно, всегда всем нужны, но тогда мне особенно были нужны. Понимаешь, я лудоман. Знаешь такое слово?
Вера отрицательно помотала головой.
– Ну это значит, что я играю. На деньги. Уже много лет этим занимаюсь, и вначале все было неплохо, а потом стало очень плохо. – Тренер потеребил себя за коленку, потом пригладил волосы на затылке.
Нервничает – поняла Вера.
– А во что вы играете? В карты? – Кроме шахмат и карт других игр она не знала.
– Ну, бывает, и в карты, но редко. В основном ставки. На спорт там, да на что угодно. В автоматах еще, когда совсем припекает. В последнее время часто припекает, честно говоря.
Когда говорили про игровые автоматы, Вере представлялся автомат из ближайшего к дому супермаркета, в котором металлическая клешня вылавливает игрушку. Картинка явно была не та, но как могут выглядеть те, другие автоматы, засасывающие деньги, она представить не могла.
– В общем, долги большие образовались, пришлось квартиру продать. Половину жена забрала, а другой половиной я расплатился. И моим детям теперь негде жить, жена снимает. Она свою половину тоже профукала, машину купила и на море съездила. Я это все к чему рассказываю? Чтобы ты понимала, в каком я положении был, когда Иван – это отец Ярика – предложил мне эту сделку.
Вера кивнула. Она все еще плохо понимала, к чему ведет Артем Николаевич, но видела, что ему трудно говорить об этом – слова как будто еле выходили из горла, преодолевая сопротивление голосовых связок, а значит, он делится с ней чем-то сокровенным.
– И я долго ничего не мог придумать для Ярика, а потом придумал эту простую схему с номерами. Думал, это ведь детский чемпионат, а не турнир претендентов на звание чемпиона мира – кто там будет придираться? Но ошибся. – Он махнул рукой, показывая, насколько все это теперь не важно. – И те деньги, что отец Ярика перечислил, я почти в тот же день проиграл. Ты меня тогда в баре видела. Я только, знаешь, чего никак понять не могу, почему ты вызвалась? Ты тоже читерила и подумала, что слухи про тебя?
Вера опять оказалась не готова к этому вопросу. Сложно ответить так, чтобы тебя поняли, если ты сам себя не понимаешь. Она хотела бы придумать благозвучную и весомую причину, но чувствовала, что Артем Николаевич не Ярик, с ним не прокатит. К тому же тренер с ней откровенен – сказал про детей и про деньги, значит, она тоже должна быть честной.
– Я тоже должна вам кое-что рассказать. Понимаете, я загадала желание на победу. Знаю, звучит бредово, но это правда сработало. – Вера заговорила очень быстро, опасаясь, что тренер будет насмешливо перебивать, хотя за ним такой привычки никогда и не водилось. – Я сначала даже и не думала про это, а потом на рапиде заметила, что играть стала по-другому. И знаете, так ведь не бывает, чтобы все легко доставалось. Папа сильно заболел. Я заметила: чем мне играется лучше – тем ему хуже. – Вера поковыряла облупившуюся краску скамейки. Про папу говорить было неприятно. Это только ее, никто другой не поймет. – И со Светой еще, соседкой моей, тоже плохо вышло. Я хотела дать ей выиграть и все делала, чтобы проиграть, но дольмен сработал так, что проиграть не вышло.
– Кто? – удивленно спросил тренер.
– Дольмен. Валун такой. Ну камень жертвенный, знаете?
– Ну.
– Ну и вот. Мы на экскурсию ездили в древний город, и там я желание загадала, а он взял и исполнил.
Тренер помолчал, осмысляя древние города, дольмены и желания.
– Вера, ну это же ерунда какая-то. Ты вроде уже большая, чтобы в такие сказки-то верить.
– Да я тоже сначала не верила. А потом…
– Да нет, точно тебе говорю, что ерунда. Я же твой тренер. Я знаю, как и почему ты стала играть по-другому. Мы ведь готовились, вспомни! – Он потряс руками, как будто взбалтывая воспоминания в ее голове. – Сколько ты материалов изучила, сколько вариантов подготовила, сколько тренировочных партий отыграла. Я прекрасно видел, как ты играла, ничего там не было магического, только тренировки. Просто наконец количество перешло в качество. Первый закон диалектики! Еще вы такое, наверное, не проходили…
– Нет. Да и не только из-за побед так думаю. Я себя чувствовала совершенно по-другому во время игры, – упрямо настаивала Вера.
– Ну знаешь, я когда играю, тоже себя необычно чувствую. Ты, по-моему, давно в каком-то трансе, разве нет?
Она пожала плечами, как будто не определилась, но на самом деле она определилась, что это звучит обидно.
– Да нет, папе становилось хуже прямо после побед. То числа эти, то…
Артем Николаевич наблюдал за движением сомнений по лицу Веры и как будто слегка кивал в такт кудрявой головой.