Мама, я съела слона — страница 17 из 34

Значит ли это, что общение с Верой навевает на него тоску? Нет, это значит, что мама вызывает в нем желание шутить. И она смеется. Дома она редко смеялась, почти никогда. Дома почти никто не смеялся. А сейчас по лицу мамы скользили блики от затухающей шутки. Никакого раздражения, никакого упрека, только смешливые глаза. А он смотрел на нее с нежностью. От всех этих наблюдений Вере стало жарко дышать. Она забрала телефон со столика, загруженного чайными подстаканниками, и вышла прогуляться до туалета.

Снова оказавшись у зеркала в металлической оправе поезда, обнаружила в отражении постапокалиптическую версию себя. Щеки сдулись после больницы, рука болталась на прицепе, в лице появилась графичность. Не только больница сделала ее тоньше и легче. Раньше раздутое от ожиданий, тело теперь свободно и бесцельно дышало, джинсовый пояс больше не сдавливал мягкий живот. Вера погладила лицо и нежно почесала сама себя за ушами. Не так плохо, можно жить. Решила все-таки воспользоваться туалетом по назначению, раз уж она здесь, и стянула до колен джинсы. Из заднего кармана на грязный туалетный пол выкатился забытый амулет из «Звенящего кедра». Вера осторожно, чтобы не испачкаться, подняла его двумя пальцами, покачала головой и выбросила в открывшееся жерло унитаза. Потом улыбнулась себе в зеркало, вымыла руки и вышла из туалета, чуть не столкнув с прохода следующего посетителя. Пришлось извиниться, но ничего, переживет.

Вера не пошла сразу в купе, хотя дверь была открыта и из отсека слышался тихий шелест голосов. Заслышав маму, Вера беззвучно фыркнула. Так вкрадчиво сейчас звучал мамин обычно высокий голос, как будто она убаюкивала котенка, а не разговаривала с мужчиной. Артем Николаевич еще не знает, с кем связался. Хотя, может быть, с ним она будет другой. А папа пусть возделывает монастырский сад. Вдруг ему и правда там станет лучше.

Вера осталась стоять в коридоре. Сделала легкую разминку, покачалась на носках туда-сюда. Мимо шаром пронеслась маленькая девочка из соседнего купе. Вера пожалела, что эспандер заперт в сумке под нижней полкой. Порадовалась, что захватила телефон. Достала телефон, проверила обновления. В инстаграме мамы ничего нового, старые комментарии хейтеров замерли, как насекомые на липкой ленте. Лениво пролистала всю ленту в инстаграме, потом перешла во ВКонтакте. А вот тут было кое-что новенькое. Новенькая Света, о которой из-за волнений, связанных с рукой и папой, Вера успела позабыть. На фото бывшая соседка по комнате и соперница держала в одной руке кубок и подарочный пакет, в другой – бумажный диплом, а на шее болталась медаль на ленте триколора. Что написано на дипломе, прочитать было сложно, но понятно, что за первое место, других дипломов в ВК не выкладывают. Надпись под фото гласила: «Светлана Лазарева, 16 лет, г. Дмитров, Московская обл.». Значит, Дмитров на Д, а не Долгопрудный. Света почему-то не улыбалась. Она стояла по-бойцовски, на широко расставленных ногах, и крепко держала добычу. Воинственная поза делала ее тело взрослее, но тонкие ручки и ножки выдавали детскую хрупкость. Под постом вереницей однотипных слов тянулись поздравления и взрывающиеся салютики.

Вера убрала телефон в задний карман и повисла на поручне, тыкаясь лбом в прохладное окно. Света выиграла турнир и получила призовые. Света – чемпионка страны. Все правильно, так и должно быть, она заслужила это. Теперь она возьмет эти деньги и уедет от родителей в Москву. Она будет снимать квартиру с другими девочками, встречаться с парнем, ходить в уютные кофейни и совсем перестанет бояться. А еще – она будет играть. Она будет играть в Америке и в Европе, играть с сильнейшими соперницами, играть за призовые в несколько тысяч евро и долларов, играть так, что за партиями будут следить в Индии и Перу. Это справедливо для Светы, но несправедливо для одной маленькой Веры в поезде.

Что-то дернуло ее снизу за рукав.

– Хочешь поиграть? – маленькая девочка смотрела на Веру и ковыряла болячку на загорелой руке.

Вера пожала плечами, мол, все равно. Девочка решила, что это означает «да», и повела ее в свое купе. За столиком сидела мама девочки с пухлой книжкой в загорелых руках. Она поздоровалась, улыбнулась и сразу же потеряла интерес к новой подружке дочки. Видимо, за поездку их было немало. Вера хотела слинять от обязанностей детского аниматора, но заметила на застеленной одеялом нижней полке клетчатую доску. Дорожный набор три в одном: шахматы, нарды и шашки с сильным пластиковым запахом в комплекте.

– Шахматы? – не сдержала бесполезный вопрос Вера.

– Все, что было в ларьке на станции, – как бы извиняясь, пожала плечами мама девочки.

Пока Вера пыталась сообразить, есть ли в появлении шахматной доски мистический смысл, девочка скучала.

– Давай поиграем! – начала канючить она.

Ее мама вцепилась в книжку, всячески давая понять, что предложение обращено точно не к ней.

Вера кивнула, села на одеяло и принялась выставлять начальную позицию левой рукой. Девочка вроде стала повторять расстановку, но отвлеклась на фигуры. Она гладила глянцевые головки пешек, тыкала пальцем в глаз ферзя, скакала лошадкой и прищелкивала языком, изображая цокот копыт. Вере понравилась идея. Она тоже взяла своего коня и начала прыгать по клеткам наискосок туда-обратно. Цок-цок конек. Смешная игра. Это ведь просто игра. Развлечение, удовольствие, радость. Как она могла об этом забыть. Попрыгав конями, они поженили короля и королеву, выстроили ворота из ладей и сделали сердечко из пешек. Только слоны остались без дела, и Вера не могла не заметить, что одинокому королю в углу доски некуда бежать. Почти на автомате она выстроила мат белому королю двумя слонами. Попался, голубчик, я тебя съела. А ты меня – нет.

Часть 2

1

Южный поезд прибыл на Казанский вокзал в шестом часу вечера. Света надеялась, что другие пассажиры обратят внимание на ее истрепанный рюкзак и пропустят к выходу без очереди. Но отдыхающим с детьми и баулами замечать чужие рюкзаки было некогда, поэтому она вышла из нагретого ожиданием вагона почти последней. Пока ждала выхода, заглянула в купе проводницы: на столе цветастая клеенка и стакан с разноцветными ручками, на полке микроволновка, на стене календарик. Замечательно уютно, должно быть, кататься в служебном купе по городам и весям. Может, однажды записаться в проводницы? Но не сейчас.

По изъеденному асфальтовыми дырами перрону, мимо рамок и багажных лент, Света прошла в здание вокзала. Вокзал напомнил коридор городской больницы, где она однажды лежала с подозрением на аппендицит. Только вместо коек по бокам зеленого коридора стояли торговые палатки с ерундой. Мог ли архитектор представить такой декор, когда рисовал остроносые арки и вспухшие своды? Едва ли.

Из вестибюля вокзала по длинной подземной кишке Света попала в метро. Старалась идти осторожно, боялась расплескать радость от шалости, которая удалась. Она действительно в Москве и действительно одна. На вершине лестницы замешкалась, рассматривая золото «Комсомольской», а тут как раз подъехал поезд. Пришлось поднажать на спины впереди идущих, чтобы на него попасть. Это по-московски, это правильно. Следующие двадцать минут поездки Света размышляла, похожа ли на настоящую москвичку и что вообще выдает в людях немосквичность. Сделала вывод, что почти ничто не может выдать в ней немосквичку, значит, все в порядке.

Девочка писала, что живет недалеко от метро. Но как же недалеко, если Света вышла со станции «Перово» десять минут назад и навигатор показывал еще семь минут ходу? Пересекая неисчислимые Владимирские улицы, она мечтала только об одном – зарядить телефон. Последний раз его удалось приложить к электрической груди на вокзале, но на подъезде к «Перово» телефон уже еле дышал.

Зарядка и душ ждали в доме на третьей по счету Владимирской улице у девочки Марины, с которой они познакомились в чате, посвященном их возлюбленному Тимоти Шаламе. Марина сходила с ума от ломаных краев его челюсти и равнодушных глаз, поэтому с готовностью откликнулась на сообщение о своем герое в тематическом чате «Шаламе, шалом». Света забрела туда случайно, полистала посты и забыла. Хорошо, что, когда понадобилось искать жилье в Москве, она чудом вспомнила, что в закрепе чата висит сообщение Марины с предложением остановиться у нее. Предложение только для девочек, сами понимаете, мальчиков просили не беспокоиться. Света написала Марине в личку и попросилась пожить недельку или две, пока не устроится на работу. Мол, жили с парнем, но поругались и парень ее выгнал, а домой ехать не хочется. Марина откликнулась не скоро – Света уже рассматривала резервные варианты в группе элпешек[3], – ответила, что будет рада вписать Свету. Правда, в ее собственной квартире сейчас гостят родственники, но она знает ребят, у которых пустует комната. Марина пообещала договориться о ночевке. Света отправила в ответ щедрую порцию сердечек и мордочек в праздничных колпаках.

Марина просила приехать днем, пока родственников нет дома, чтобы они со Светой спокойно поболтали. Марина не могла знать, что для покупки билетов на сухумский поезд Свете пришлось два часа бродить по местному рынку, предлагая перекупам призовой айфон, добытый на турнире. Он был совершенно новый, но уже распакованный, а это сильно сбивает цену. В итоге отдала армянам телефон всего за двадцать пять тысяч, просто потому, что устала торговаться. На эти деньги она купила билет на поезд, беляш и доширак с собой, а остальное припрятала. Жаль, что не подумала про обычную воду, пришлось брать ее втридорога у проводницы.

Из-за всех этих проволочек Света добралась до Москвы только к вечеру. День как раз догорал в конце проспекта, когда она отыскала нужную Владимирскую. Маринина пятиэтажка приветствовала раскрытыми объятиями «Пятерочки» на первом этаже, куда люди входили налегке, а выходили опакеченные. На покрытой звездами плевков площадке перед супермаркетом топталась грустная нервная собака в ожидании хозяина. Света чувствовала