– Я здорова, – процедила Света.
– Хорошо, что здорова, – съехидничал папа. – Я все делал для тебя и твоего будущего. И слышать такое мне неприятно. Хватит, поехали домой, у нас полсезона уже пропущено.
Он приподнялся со стула и прощупал карман брюк в поисках ключей от машины, как будто и впрямь засобирался домой. Света наблюдала за развитием этой театральной миниатюры. Вернуться в Дмитров, чтобы принимать участие в этом представлении, где ей достаются роль терпилы, папины «уроки» и парализующий страх?
– Нет, я не поеду. – Света отвернулась к стене, чтобы ни с кем не встречаться взглядом. Затылком почувствовала, как мама всхлипнула.
– И что же ты, позволь узнать, будешь делать? Где жить и на что? – Папа уселся обратно на скрипучий стул, притворившись заинтересованным.
Света, отвернувшись, молчала. Папа воспринял молчание как сигнал к наступлению.
– Да ничего у тебя не получится без нас, доча. Ты ни играть не сможешь, ни работать. Ты же не умеешь ничего, да и лентяйка к тому же, – деланно посочувствовал папа.
– Может быть, но я попробую. Если ты дашь деньги, которые я выиграла в Сочи, у меня получится лучше. – Света повернула голову и посмотрела папе прямо в глаза.
– Ничего-о-о я тебе не дам. Ишь какая умная! А кто тебя все эти годы содержал, кормил, одевал? Сама-а-а так сама-а-а.
Разговор о деньгах всегда заводил папу. В такие моменты он не мог сдерживаться и от раздражения начинал растягивать и без того длинные слоги, как бабка на базаре. Света в этот момент вспоминала мультик про Вовку, где печка смешно тянула: «Кому пирожки-и-и горяче-е-енькие… С мя-я-ясом, с капу-у-усто-ой, с повидло-о-ой». Жалко, что сейчас было не смешно.
– Хорошо. Значит, сама, – пожала плечами.
– Думаешь, сможешь? Думаешь, легко было учить тебя ленивую, тупую и неспособную? Да это все благодаря мне-е-е! – папа ткнул в себя коротким пальцем. – Один раз выиграла всего, а папка уже не нужен. Так получается, дочь?
Света молчала, усмиряя жжение в горле.
– Считай, выиграла из-за того, что девку ту дисквалифицировали… Как ее там?
– Вера, – на автомате подсказала Света.
– Во-во, Вера! Так что выиграла ты случайно, повезло просто. А уже «сам-а-а», – противным голосом передразнил папа. – Давай собирайся, поехали. Хватит дурить.
– Сказала же, не поеду.
– Ты хочешь, чтобы я тебя силой потащил? И не проси, мне это раз плюнуть.
– А ты хочешь, чтобы я рассказала всем, как ты меня учил? Не боишься, что́ в школе скажут? – Света уже неслась по рельсам обиды на полном ходу и затормозить не смогла бы при всем желании.
Мама на окне ухнула по-совиному. Папа напрягся. Пожевал губами, помолчал. Через мгновение снова нахохлился, но его голос звучал уже не так самоуверенно.
– Да ты еще прибежишь! Никто тебя не возьмет, и будешь в ножки кланяться, проситься, а мы еще подумаем – да, Галь?
Света повернула голову в сторону мамы. Та готовилась плакать, переводя взгляд с мужа на дочь и обратно. Мама ждала, что они скажут или сделают. Она вечно ждала. Когда папа остынет после ссоры, когда Света приедет с турнира, когда найдется повод для парадных туфель. Она никогда не дождется. Света не собиралась ждать вместе с ней.
– Ладно, хватит этих разговоров. Сама так сама. Посмотрим, сколько протянешь. Пошли, Галь. Да не реви ты! – папа злобно цыкнул на маму. – Приползет скоро, не волнуйся. А тебе, дочь, это так просто с рук не сойдет, имей в виду. – Папа встал и рывком притянул к себе маму.
– Тебе тоже, пап, – прошептала в пол. – Имей в виду.
Папа зыркнул так, что Свете на минуту показалось – сейчас ударит. Но он только потащил всхлипывающую маму за рукав кофты. Света осталась колыхаться на своем матрасе и слушать, как шумно они обуваются в коридоре, как тонкий голос из кухни о чем-то спросил, низкий что-то пробасил в ответ и хлопнула дверь.
– Ну что, поговорили? – из коридора выглянула озабоченная Лена.
Света не отвечала. Она встала, чтобы найти в куче чистого белья на полу свою футболку и носки. Нашла, стала переодеваться.
– Прости. Я подумала, что так будет правильно. Девочки на работе сказали, что родители тебя ищут, а я, получается, тебя покрываю. А ты ведь несовершеннолетняя. Я хотела помочь. Прости. – Лена наблюдала за сборами с виноватым видом.
Света надела вещи, к которым прилипла кожей с самого Сочи, сложила чужие шорты и футболку стопочкой на матрасе. Проверила, что в кармане надежно спрятаны две купюры по сто рублей плюс мелочь – остатки того, что Лена дала в первый день постоя. Пошла в коридор обуваться. Лена почти наступала ей на пятки и просила прощения. Света не понимала зачем, ведь ей не за что извиняться. И вообще, какое это все теперь имеет значение?
– Куда ты пойдешь? Тебе же некуда идти!
Света вызвала лифт и махнула Лене рукой на прощание. Вышло чересчур драматично, самой не понравилось. Ну да ладно, неважно. Забавно только, что случилось то, чего она больше всего боялась, – папа ее нашел. Ну и что, разве это страшнее паники за гаражами? Нет, вообще не страшно. А вот маму жалко. Кажется, она до сих пор боится.
Света втиснулась в маршрутку до Одинцово и задумалась: а куда дальше? Определенно в Москву, в Одинцово оставаться совершенно не хочется. Передала по салону мелочь за проезд, двести рублей по-прежнему на месте, это хорошо. Телефона больше нет, и это тоже хорошо. В голове пустота, в теле легкость. Невыносимая легкость чего-то там, книжка есть такая, она слышала.
Маршрутка приехала на станцию Одинцово через двадцать минут. Пока водитель парковался, Света наблюдала из окна за группами усталых людей в очереди на дальние автобусы. Пассажиры подпирали друг друга сумками и стремились домой, где эти сумки быстро распотрошат, а завтра снова придется тащить новые. Грустный круговорот усталости. Еще сидя в маршрутке, разглядела, что нужная электричка ждет на платформе. Удачно успела купить билет в билетопечатающем автомате и заскочить в тамбур. Как только влезла в салон, машинист ловко закрыл дверь перед носом у бегущих по платформе пассажиров. Усевшись у солнечного окна, Света задумалась, как ехать. Без карт в телефоне непривычно, но должна быть еще бумажная карта в вагоне. Пошарила по стенам глазами, не нашла схему. Вроде ближайшая станция метро – это «Славянский бульвар». Любят жители этого направления все славянское и гусарское.
На «Славянке» вышла и спустилась в тоннель метро, по синей ветке доехала до «Арбатской». Знакомый район. Не такой знакомый, как Перово, конечно, где каждый куст поработал домом, но достаточно знакомый. Ноги сами привели ее на Гоголевский бульвар и усадили на скамейку возле Центрального дома шахматиста. Вспомнила, как сидела здесь в первый раз, когда украли все деньги, и во второй раз, когда проиграла в опене и искала вписку на ночь. Намечается явный тренд лузерства. Наверняка новое решение будет не лучше предыдущих. Наверняка ее выгонят и обсмеют. Но, в конце концов, это тоже теперь не страшно.
Так сразу идти нельзя, надо сначала настроиться, а еще хорошо бы пописать. От волнения Света всегда ходила в туалет в три раза чаще обычного. Папу это тоже бесконечно бесило, особенно в дороге. Пошла в ближайший «Макдоналдс», воспользовалась бесплатной туалетной комнатой, помыла руки, пригладила в зеркале торчащие волосы. Когда выходила через толпу, увидела за столиком деда в жилетке с карманами, как в мемах про того бородатого математика. Вместо подноса с картошкой перед ним лежала шахматная доска. Фигуры замерли в начальной позиции. Дед смотрел не на людей, а в пустоту, как будто что-то там видел. Света сначала не поняла, чего он тут сидит, а когда ее уже вынесло потоком за двери, догадалась, что он ждет партнера для игры. Только никто не останавливался. Как он, должно быть, одинок, что просит игры, как подачки. Она хотела вернуться, но передумала. Нет, сейчас не время раскисать, сначала нужно помочь себе, потом другим.
Слепые арки окон Дома шахматиста равнодушно смотрели на бульвар. Вот бы размозжить их булыжником, чтобы заметили наконец. Выдавила парадную дверь, вошла в прохладный после улицы холл. Поначалу никого не увидела. Не было стола организатора для приема взносов, только пустой огромный холл с коврами и уходящая наверх лестница. Как в Эрмитаже, но без туристов. Через секунду из замаскированной боковой каморки все же вынырнул охранник и спросил, что она ищет. Запинаясь, сказала, что у нее важный вопрос. На «важном вопросе» охранник противно заулыбался и даже позволил себе хмыкнуть. Мол, милочка, тут у всех важные вопросы, а мне охраняй. У Светы против воли затряслась челюсть. Всегда неприятно, когда сбываются худшие опасения, а именно быть осмеянной она больше всего боялась.
– Так, ну хорошо. А кто тебе нужен? Фамилия какая. – Охранник понял свою ошибку, но хмык уже подействовал на слезную железу.
Света проблеяла что-то про самого-самого главного, из носа предательски капнуло на кроссовки. Кажется, охранник ничего не понял, но проблему прочувствовал.
– Ну подожди тут, – тронул теплом ее за руку и отошел в каморку.
От его прикосновения захотелось упасть на ковер и там вырыдать все, что накипело. А накипело много, судя по тому, как сильно обжигало горло. Как будто проглотила горящий ком горя и не может сплюнуть. Пока охранника не было, Света пыталась успокоить себя. Покашляла, утерла мокрый нос. Он снова вышел, глазами показывая, что сейчас все будет. Молча ждали еще пару минут, Света иногда шваркала соплями, пока не услышала шаги. Из бокового коридора выскочила женщина.
– Анастасия Игоревна, тут вот, – неловко прокомментировал охранник. – К вам, наверное.
Анастасия Игоревна внимательно смотрела то на зареванную Свету, то на охранника, стараясь уловить концы логических цепочек. Но, конечно, не смогла, поэтому пришлось говорить.
– Да? Что у вас? – спросила она без особого интереса в голосе. Очки в этот момент смешно подпрыгнули на носу.
Хлюпая, Света начала рассказывать, что она победительница турнира в Сочи, сбежала в Москву и хочет видеть самого-самого главного из Федерации шахмат по очень важному вопросу.