есс наблюдения не терял очков. Особенно интересно было наблюдать за девочками своего возраста или старше. Когда такая девочка заходила в маршрутку, Вера вся как-то подтягивалась, пытаясь показать себя с лучшей стороны на случай, если объект наблюдения тоже захочет стать наблюдателем. Вера пыталась понять, как живется этим девочкам с самими собой – так же ненавистно сложно? Но девочки не подавали ответных признаков отчаяния. Может, потому, что Вера не подавала их первой.
Из интересного о девочках – они постоянно что-то в себе поправляли: разглаживали челку, одергивали одежду, собирали или распускали волосы. Один раз в школе Вера так долго смотрела, как одноклассница Лера то задирает, то опускает рукава своей кофты, что тоже стала так делать. Только для Леры это имело смысл, ведь, внезапно задирая рукав, она демонстрировала миру тонкое запястье и предплечье в белом пухе волос. В случае Веры появлялась просто рука в черных длинных волосах. Тогда она попробовала брить их, но стало только хуже – на месте тонких волосков появились черные пеньки. В общем, фокус не удался, а привычка задирать рукава осталась.
На открытии рапида людей было даже больше, чем на блице, подтянулись опоздавшие. Рапид рассчитан на два дня, завтра все уже решится. Зал похож на спортивный, только вместо волейбола тут как будто проходят групповые поминки. Белые скатерти на длинных столах противно ерзают под локтями, лежат блокноты, ручки, тонюсенький рулон шахматного поля с фигурами, стоят косыми домиками карточки с фамилиями игроков. От всех этих шахматных атрибутов веет неприятной пластиковой одноразовостью. Только фигуры выглядят более-менее внушительно – в них специально добавляют утяжелитель, чтобы сложнее было сбить неосторожным движением, ведь тогда виновник падения должен восстановить позицию за счет своего игрового времени.
Вера любила только деревянные шахматы, подбитые мягким зеленым сукном. В детстве ей казалось, что фигуры – слон, конь, король, королева – остановились на зеленой полянке и ждут, когда с ними поиграют. Правда, войлочные накладки спустя несколько лет использования начинают отклеиваться, набор становится потрепанным и его меняют на новый. Но все равно деревянные лучше, живее. Приятно пахнут опилками и сотнями ладоней, что, конечно, не очень гигиенично.
Первая партия тура игралась с Альбиной из Башкирии. Вера представила, как нелепо их пара будет смотреться на фотографиях. Обе они казались попавшими не в свою возрастную категорию, только Вера тянула на старшую группу, а соперница – на детскую. Альбина была такая девочка-девочка, вся тонкая и хрупкая. Мысль об этом заставила голову Веры сбежать в плечи. Такой маневр она применяла, когда пыталась казаться на размер меньше.
По поводу партии на этот раз Вера особо не переживала, ведь, несмотря на неудачи в блице, играла она сильнее соперницы. За свою недолгую шахматную карьеру Альбина редко показывала хороший результат, хотя стабильно участвовала во всех возможных соревнованиях. Судя по всему, надеялась однажды выстрелить, но Вера знала: никогда этого не будет. Не было в Альбине искристого таланта, только усидчивость хорошей башкирской девочки. С таким набором качеств можно только школу с золотой медалью окончить, а чемпионство не взять. Ходы Альбины были как ожившая схема из учебника по дебютам: мало творчества и мало мысли, только отличная память. Запоминая варианты, она играла то как Ботвинник, то как Крамник, но никогда как Альбина.
Альбина осторожно опустилась на стул напротив. Ей, бедной, еще и черные выпали. Пожали друг другу руки. Ну, поехали. Разыграли испанскую партию. Естественно, как по учебнику. Красиво, но белые Веры ничего не добились в дебюте, Альбина методично гасила все атаки. Надо ускориться. Вера отдала качество за две пешки, правда сдвоенные, и вышла на линию атаки на черного короля. Альбина почти без паузы на решение отражала все угрозы и даже попыталась реализовать небольшой перевес. Надо же, какая хватка в этом малюсеньком теле. Неожиданно и неприятно. Еще не хватало опять проиграть. Нет, нельзя думать об этом сейчас. Тын-тын… «Мальчик едет на девятке…» Что там дальше? Мысли отправились на поиск пропущенных слов в песне. Этот ход с музыкальной паузой Вера придумала недавно и была очень собой довольна. Любая мелодия со словами, главное, чтобы прилипчивыми, прогоняла посторонние мысли и помогала очистить голову. Опа-па. Если заставить ее взять коня – а взять его сопернице очень захочется, – то черные в ловушке. Да, она это съела. И это конец, дамы и господа. У белых лишняя пешка и подавляющая позиция.
Снова пожали друг другу руки. Альбина записала в свой бланк результат, сдала в руки судье и, не подавая признаков разочарования, пошла на перерыв. В своем листе Вера отметила хорошие ходы восклицательным знаком, а комбинацию с конем – двумя восклицательными знаками, как очень хороший ход. Интересно, что пометила Альбина?
Вот так да, вот так разыгралась девочка-припевочка. Не ожидала. Первая партия, а уже такой жесткач. Спасибо папе, который давал упражнения для развития скорости мышления. Интересно, как там папа?
Папа и везение всегда шли в сознании Веры рука об руку. В каких бы конкурсах, лотереях, спорах ни участвовал папа – он всегда выигрывал. Это было полное читерство, но, черт возьми, читерство удачное. В молодости папа вел небольшой бизнес «под крышей» у криминального авторитета, небезызвестного в Саратове девяностых Земца. В числе прочего «земцовские» занимались крадеными автомобилями. Папа работал на приемке: принимал без документов запчасти, рассчитывал стоимость замены, накидывая, конечно, фиксированную долю Земца, – в общем, был начальником административно-хозяйственного управления. В одну из вечерних смен случилось непредвиденное – на стоянку пришла кошка. Опрометчивость кошки оказалась крайне невыгодной для всех сторон: от нахлынувших чувств охранные собаки погрызли крылья и исцарапали капоты сразу нескольких машин, – сторож был уволен, псов потравили, а на папу повесили долг за ремонт испорченных автомобилей. О судьбе кошки неизвестно, но вряд ли ей удалось пережить эту катавасию без последствий.
Чтобы вернуть долг, папа пошел на авантюру. В сейфе стоянки хранились деньги на операционные расходы: для расчетов с поставщиками и проверяющими органами. Никому ничего не сказав, папа взял бандитские деньги и понес их в единственное в Саратове казино «Звездное небо». Деньги тогда удалось выиграть и покрыть ущерб бандитам, даже с добавкой за беспокойство. С тех пор пошла удача: когда папа был на мели, он просто направлялся прямиком к игровому автомату и получал наличность. Со временем на мели его видели все реже. Оно и понятно: женился, остепенился.
Но в последнее время в папе что-то изменилось. Он стал замкнутым, настороженным и подозрительным. Это было так непохоже на его привычное самодовольство, практически приросшее к лицу. Все началось, когда папа узнал, что умер его старый знакомый Егор. В старших классах они посещали один шахматный кружок и жили в одном доме. Когда Егору было семнадцать, они со старшим братом поехали на турнир и попали в аварию. Брат скончался на месте, а Егор получил сильную травму головы. После травмы у Егора, по его словам, «открылись способности». Папа во всю эту ерунду не верил, но частенько забегал к Егору в гости, чтобы поболтать и поиграть в шахматы – кружок они оба уже бросили. В один из таких визитов Егор предложил папе погадать, папа из любопытства согласился. Прорицатель предупредил, что всегда гадает только тем, кому хочет, а не тем, кто просит, а если его заставить, погадает, но соврет. Гадал без всякого антуража – ни карт, ни свечек, просто пристально в лицо смотрел. Сказал папе, что с деньгами и женщинами у него будет все прекрасно, что его ждет удача во всем, но только до сорока лет. Папу это не слишком впечатлило: «Ага, предстоит тебе дорога – от сортира до порога. У меня так бабушка соседкам гадала. А с тобой что произойдет, Ванга с хреном?» Тот вполне серьезно ответил, что он погибнет точно так же, как его брат, – в автокатастрофе. Папа осторожно заметил, что тогда Егору не стоит водить машину, и перевел разговор на другую тему. Больше они к пророчеству не возвращались, со временем стали общаться реже, а через пару лет папа съехал от родителей на съемную квартиру.
Всю эту историю в семье знали и пересказывали как иллюстрацию несостоятельности гаданий, но совсем недавно папа навещал родителей и, встретив у подъезда маму Егора, спросил, как тот поживает. Мать ответила, что Егор погиб. Он ждал автобус, когда в остановку врезалась машина: водитель потерял сознание за рулем. А в папу врезался этот короткий разговор у подъезда. Он посчитал, что если Егор так точно увидел свое будущее, то и его – предрешено. Тем более что остальные пункты совпадали.
Скоро первый испуг перешел у папы в навязчивый страх. Он ничего не мог с собой поделать и вечерами проигрывал в голове сценарии трагедии со своим участием. Один вариант был нелепее другого, и все кончались, конечно же, смертью. Вера папе сочувствовала, а мама на него злилась. Цельнометаллическим тоном она пыталась втолковать ему, что это глупость, что только в деревнях люди в гадания верят, а ты-то куда. Кризис среднего возраста жестко бьет по мозгам, конечно, но гадание – это уж совсем ерунда какая-то. Папа кивал, но завещание все-таки составил – при таком количестве родни это, впрочем, неудивительно – и приготовился умирать в ближайший год.
Уезжая на турнир, Вера оставила папу с этими мыслями и теперь тревожилась, как он там справляется один. Когда от чувства вины становилось не продохнуть, она напоминала себе, что победа и прилагающиеся к ней призовые принесут в их дом, может быть, и временное, но облегчение.
На обеденном перерыве Вера много ела и много болтала, против своего обыкновения. Даже спросила у Светы, как ей пришло в голову сделать такую необычную стрелку с двумя углами: вверх и вниз. Не то чтобы получилось красиво, но Веру восхищало, как смело Света показывает публике что-то несовершенное. И Света только начала рассказывать, что стрелки не получились, но она решила не теряться, как позвали в зал.