1
Всё утро Вовка Ерошин крутился около школы, поджидая почтальона.
Почтальон обычно приезжал около двенадцати на своём стареньком велосипеде с моторчиком. Моторчик часто ломался, и его приходилась то и дело чинить.
«Опять техника отказала», — с досадой подумал Вовка, поглядывая на дорогу.
В школе было пусто — лето, каникулы, все разъехались. Директор в отпуск, учителя на курсы, в экскурсии, старшая пионервожатая ушла с пионерами в дальний поход. Единственным хозяином в школе оставался Вовкин отец — завхоз Кузьма Семёнович. Но и его сейчас не было на месте — уехал на карьер за песком.
Вовка огляделся по сторонам — и скучно же в школе летом! Из классов всё вынесено на улицу. Под открытым небом стоят пустые шкафы, классные доски в боевых царапинах, столы и парты с затейливо вырезанными таинственными метками, значками, инициалами учеников.
Под навесом свалены кипы книг, перевязанных шпагатом, географические карты, глобусы, чучела каких-то птиц. У школьного крыльца кучи досок, кирпича, мешки с цементом, яма с известковым раствором…
Вовка послонялся по двору, заглянул на пришкольный участок, попробовал малины, смородины, выдернул из грядки пару розовых морковок.
Наконец за углом школы затарахтел моторчик. Вовка выбежал на улицу. К школьному крыльцу на своём разболтанном велосипеде подъехал почтальон, сухонький старичок в широкополой соломенной шляпе.
— Где Кузьма Семёнович? — спросил он у Вовки, слезая с велосипеда. — Кто почту принимать будет?
— Я приму, я, — услужливо ответил Вовка, нетерпеливо поглядывая на толстую кожаную сумку на плече почтальона. — Отец мне поручил.
— Принимай, коли так. И напиться принеси.
Они прошли в кабинет директора.
Колокольцев выложил на стол газеты, журналы «Садоводство» и «Народное образование», две толстые бандероли и несколько писем.
Вовка быстро расписался за полученную почту.
— И всё?
Почтальон бережно достал из сумки ещё одно письмо, повертел в руках.
— Есть вот заказное, ценное. Только тебе я его вручить, пожалуй, не могу. Доверенность требуется.
Вовка не сводил глаз с письма. Оно было в конверте из плотной кремовой бумаги, не очень толстое, но и не тонкое, адресовано на имя директора школы, а обратный адрес указывал, что оно пришло из обкома комсомола.
Неужели это то самое письмо, которое Вовка ждёт вот уже столько времени?
— Так мне ж папа во всём доверяет, — принялся уверять Вовка. — Давайте я распишусь…
Почтальон покачал головой.
— Нельзя, не по закону это. Доверенность должна быть по форме написана… И на лицо совершеннолетнего возраста. — Он опустил письмо обратно в сумку. — Придётся, видно, попозже доставить.
Вовка уже готов был бежать за отцом, но в это время Кузьма Семёнович сам вошёл в кабинет.
— Папа… Письмо пришло! — закричал Вовка. — То самое…
— Вот это другой переплёт! — сказал почтальон, здороваясь с завхозом. — Со спокойной душой вручаю.
Кузьма Семёнович расписался за ценное письмо, потом, угостив почтальона папиросой, заговорил с ним о плотниках, штукатурах, о том, где бы раздобыть белила и олифу.
Вовка беспокойно вертелся около отца.
Каждое лето любящие родители устраивали Вовку в пионерский лагерь. Сначала это был свой, районный лагерь, потом лагеря разных областных учреждений. А этой зимой отец даже пообещал Вовке путёвку в «Артек», если только сын с отличием закончит учебный год. Особых успехов Вовка не проявил, но в седьмой класс всё же перешёл и всё лето бредил только Чёрным морем.
А недели три назад перегудовская школа получила телеграмму. Обком комсомола просил срочно выслать характеристики лучших опытников и юннатов, чтобы послать их в пионерлагерь «Артек» или «Орлёнок».
Директор школы и старшая пионервожатая составили список и отправили его в город.
Вовка Ерошин в этот список, конечно, не попал и с того дня потерял покой.
Серафима Ивановна, сердобольная Вовкина мамаша, заведующая местным магазином, ни в чём не отказывавшая своему любимцу, чуть ли не каждый день напоминала мужу об обещанной путёвке в «Артек».
Вовочка молодцом закончил учебный год, переутомился, имеет полное право на отдых, и морской воздух пойдёт ему только на пользу. Да и сам Кузьма Семёнович уважаемый человек, печётся о школе, как о родном доме, и директору ничего не стоит похлопотать о лишней путёвке для сына.
— Так туда же только лучших пионеров посылают, — заметил как-то Кузьма Семёнович.
— А наш сын, значит, не лучший! — возмутилась Серафима Ивановна. — Вовочка, ты слышишь, как тебя унижают? А кто на все пионерские сборы ходит? Кто больше всех макулатуры принёс в школу? Кто ягоды на школьном участке собирал?
Отец попытался было возразить: бумажная макулатура, дескать, заслуга матери, это она нагрузила сына залежавшимися в магазине книгами, а насчёт ягод ещё неизвестно, куда Вовка больше их отправлял — в кузовок или в рот.
Но натиск родительницы был так энергичен, что добрый Кузьма Семёнович не выдержал. В список передовых юннатов Вовку, конечно, включить не удастся, но поговорить в городе о путёвке он, пожалуй, попробует. Есть у него там кое-какие старые связи и знакомства.
— Только бы ты, того… — попросил отец Вовку, — хотя бы к юннатам приписался, активность проявил. Вдруг для характеристики потребуется…
— Будет активность, будет, — заверила Серафима Ивановна, и, когда отец ушёл, она окончательно успокоила сына: — Теперь уж папочка наш расстарается. Считай, что путёвка у тебя в кармане.
Потом она вспомнила про наказ отца насчёт активности.
— Ты, конечно, прояви… Но в меру, особо-то не утруждай себя.
Для начала Вовка записался в звено юных опытников Зины Пахомовой. Звено называлось «Сладким» и выращивало на пришкольном участке арбузы. Это была новинка на строгой перегудовской земле.
Раздобыв арбузные семечки, юннаты прорастили их в торфяных горшочках, а потом высадили на участок под открытым небом.
Всходы принялись, пошли в рост, выбросили зелёные плети с пупырчатыми листьями, потом зацвели крупными жёлтыми цветами.
Когда Вовка пришёл в «Сладкое» звено, толстые плети уже были покрыты зелёными арбузами величиной с детский мяч. Ребята знали каждый арбуз и нянчились с ними, как с малыми детишками.
С первых же дней работа в «Сладком» звене показалась Вовке совсем не сладкой. Участок надо было поливать, рыхлить землю, выпалывать каждую травинку, собирать руками каких-то зловредных букашек и червячков.
Вовке всё это скоро надоело, и он заскучал. Но попробовать арбуз ему очень хотелось. И как-то раз, не утерпев, он проковырял дырку в арбузе и зачерпнул полную ложку зеленоватой мякоти. Сунул в рот и выплюнул: мякоть оказалась невкусной, как сырая картошка.
— Тоже мне арбузы. Поеду на юг — настоящих поем, сахарных.
Ребятам Вовка сказал, что дырку в арбузе проклевали нахальные вороны, и записался в звено к своему тёзке Вовке Горелову.
Тот слыл большим любителем леса. Весной он с ребятами сажал молодые дубки и ёлочки, делал прививки на дикорастущих яблонях и грушах, а сейчас уничтожал на деревьях непарного шелкопряда. Гореловские ребята даже завели своё «школьное лесничество».
Но и здесь Вовка не прижился. Его больше тянули к себе речка, рыбная ловля, купание. Ведь он не куда-нибудь поедет, а на Чёрное море. А там волны не шутка, и шторм может застать, так что плавать надо уметь как следует…
— Ну, папа же… не тяни, — торопил сейчас Вовка отца, который перекладывал письмо с ладони на ладонь, словно горячий блин.
Кузьма Семёнович наконец вскрыл пакет. Вовка нётерпеливо вытянул шею: сколько же в нём путёвок? И кому?
Путёвка была одна. И при ней сопроводительная бумажка.
Кузьма Семёнович прочёл её и развёл руками.
— Вот так, сынок… Зарезали нашу заявку. Дают одну-единственную путёвку, да и то не в «Артек», не в «Орлёнок», а в какую-то «Чайку».
— А кому путёвка? — упавшим голосом спросил Вовка.
— Да Вовке Горелову… Так и написано: «Владимиру Александровичу…» Везёт же парню! Второй год посылают.
На лице у Вовки появилась знакомая отцу гримаса — вот-вот захнычет.
— Что ж ты… и попросить не мог.
— Так просил же… Личный разговор имел с руководящими товарищами, можно сказать. Значит, не хватает у них путёвок.
Вовка отвернулся лицом к стене и зашмыгал носом.
Отец страдальчески поморщился.
— Да ну же, перестань… Ещё не всё потеряно. Сейчас на почту схожу, позвоню в обком… Может, и для тебя что найдется.
Он ещё раз взглянул на путёвку и ахнул:
— Батюшки, да она же «горит»!
— Кто горит? — не понял Вовка.
— Путёвка «горит». Она же с десятого числа, а сегодня уже восьмое. Значит, завтра утром выезжать надо. Где Горелов?
— Сам знаешь где… в лесу.
— Ах, чтоб вас! — засуетился Кузьма Семёнович. — Тут ремонт в школе, дел по горло, а я ребятишек разыскивай. — Он вопросительно посмотрел на сына. — Слышь, Вовка. Добеги до этого Горелова… Скажи ему про путёвку. И пусть в момент собирается и утром на поезд.
«Очень мне нужно», — хотел было сказать Вовка, но вовремя спохватился. Отец добрый-добрый, но лучше его не сердить.
— Я сбегаю, — согласился он. — Только мамке скажу, чтоб ты в город обязательно позвонил.
— Сказал, позвоню — значит, позвоню, — нахмурился отец и тяжело вздохнул. — Ох, Владимир, жмёте вы на меня с матерью… масло давите.
2
Вовка Ерошин примерно знал, где разыскивать своего тёзку — надо было добраться до Шумиловой рощи. Он прошёл через центр посёлка, миновал деревню и очутился на колхозном поле.
И тут Вовка решил, что в лес ему спешить особенно незачем — поле всегда таило для него немало соблазнов. «Пошли опыты проводить», — говорил он обычно своему дружку Петьке, и мальчишки, забравшись в поле, вдоволь лакомились морковью, репой, молодыми початками кукурузы.
Правда, были и свои трудности в этой «опытной», работе, как, например, колхозный сторож Михей и его не очень-то мирная собачонка с отрубленным хвостом. Но Вовка с Петькой умели неплохо маскироваться и переползать по-пластунски. Особенно же выручала мальчишек кукуруза: высокая, статная, с раскидистыми листьями, она скрывала их, как лес дремучий. Вовка считал, что колхозники поступают очень правильно, выращивая такую гвардейскую кукурузу.
Сейчас, неторопливо шагая полевой дорогой, Вовка выискивал делянку с посевами репы. Но миновал квадраты гречихи, пшеницы, ячменя, а репы всё не было. «Наверное, она на другом конце поля», — подумал Вовка и решил заняться кукурузой. Но и тут его ждало разочарование: початки, закутанные в десятки зелёных одёжек, только ещё наливались, зёрна были водянистые…
Зато у опушки леса Вовке повезло. Перед ним раскинулся большой клин, засеянный горохом. Зелёные стебли с усиками сплошным зелёным руном закрывали землю. На их верхушках ещё доцветали розово-фиолетовые мотыльки, а внизу уже торчали зелёные мясистые стручки.
«Ого, — обрадовался Вовка. — В колхозе и горох стали сеять. Тоже правильно».
И, оглянувшись по сторонам, он приступил к «опыту над бобовыми» — быстро срывал стручки, сжимал их пальцами, они раскрывались, как раковины, и Вовка ловко слизывал языком сладковатые горошины.
Потом набил стручками полную пазуху — теперь хватит на всю дорогу, — выбрался на межник и — обмер. Вдоль опушки неторопливо шагал дед Михей и о чём-то мирно беседовал с куцехвостым Шариком.
Вовка рванулся в лес, но было уже поздно. Шарик сипло залаял и бросился ему наперерез.
Похолодев, Вовка остановился, выдернул заправленную в штаны рубаху, высыпал стручки на траву и пошёл навстречу сторожу.
— Дедушка, как мне в Шумилову рощу попасть? — спросил он.
— А ты что, чужестранец? — ухмыльнулся Михей. — Или с космоса свалился?
— Да нет… я местный, из посёлка. Недавно только приехал, — приврал Вовка.
— А в Шумилову рощу зачем? К пионерам, что ли?..
— Ага, — охотно согласился Вовка. — К Вовке Горелову, на подмогу…
— Поздненько же ты, трудяга… Солнышко уж на обед пошло.
— А я во вторую смену…
— Ну иди, милок, иди. — Сторож показал Вовке дорогу к Шумиловой роще и лукаво покосился на его незаправленную рубаху: — А горох-то забери.
— Какой горох? — покраснел Вовка.
— А вот тот самый. — Михей кивнул на кусты. — Коль пазуху набил, так уж лущи до конца…
— Так я ж не себе… для ребят, — взмолился Вовка.
— Ладно, забирай. Там разберётесь, — усмехнулся сторож.
Под заливистый лай Шарика Вовка поспешно собрал в подол рубахи стручки и нырнул в лес.
Он пересёк овраг, потом заболоченную низину, поросшую мелким кустарником, и наконец добрался до Шумиловой рощи. Здесь, кажется, и начиналось «школьное лесничество». Но ничего особенного Вовка не заметил — лес как лес. Березы, ёлки, осины. Правда, лес был какой-то очень уж прибранный — сухие деревья вырублены, хворост собран в кучи.
То и дело встречались высокие муравьиные кучи, обнесённые изгородями из лёгких жёрдочек. Они, казалось, шевелились от множества снующих рыжих муравьёв. Иногда деревья редели, лес как бы обрывался, и перед Вовкой открывались широкие поляны. Они были вспаханы, и на рыхлой земле, как овощи на грядках, ровными рядами росли маленькие ёлочки, сосны, дубки.
«Нашли тоже работу — в лесу лес выращивать, — фыркнул Вовка. — Тут и так деревьев хватает».
Ребят между тем нигде не было. Вовка принялся аукать, звать Горелова. Наконец ему отозвалось несколько голосов, и вскоре Вовка встретил четырёх мальчишек и худенькую черноглазую девочку с короткими косичками и утиным носиком. Но ребята были не из перегудовской школы. Девочка спросила Вовку, где им найти Горелова.
— Здесь где-нибудь, — неопределённо махнул рукой Вовка. — А зачем он вам?
Кивнув на мальчишек, девочка объяснила. Они из соседнего колхоза имени Калинина. По примеру перегудовских пионеров они тоже завели своё «школьное лесничество».
Но случилась беда: на их лес напал непарный шелкопряд. Вот они и пришли попросить Вовку Горелова прийти к ним в лесничество и показать, как надо уничтожать этого вредителя.
— Не пойдёт Горелов, — сухо заметил Вовка.
— Почему не пойдёт? — удивилась девочка. — Мы же всегда помогаем друг другу.
— Не до этого ему сейчас…
— А что?.. Вы ещё со своими вредителями не расправились? — спросил один из мальчишек. — Так мы вместе поработаем. А потом к нам перейдём…
Вовка задумался: а вдруг Горелов и в самом деле захочет помочь калининцам?
— Ладно, — кивнул он. — Пошли вместе искать.
Вскоре Вовка с калининцами отыскал Горелова. Вместе с другими юннатами он сидел у костра на поляне и обедал.
— А-а, Ерошин заявился. Наконец-то! — улыбнулся плотный, скуластый Горелов, с аппетитом уписывая из котелка пшённую кашу. — Заскучал дома-то, тёзка…
— К тебе тут… — Вовка кивнул на девочку и мальчишек. — За подмогой.
Горелов отставил в сторону котелок и, поднявшись, поздоровался с калининцами.
Девочка сообщила, зачем они пришли, и предложила поработать вместе — сначала здесь, у перегудовцев, а потом у них в «лесничестве».
— Как, ребята? — обратился Горелов к своей команде.
— О чём разговор… Конечно, поможем, — отозвались ребята.
— Тогда так и договоримся, — кивнул Горелов. — Дня за два очистим наш лес, а потом к вам.
Затем он пригласил всех к столу, вернее, к костру.
— Не хочу, я сытый, — великодушно отказался Вовка.
— Ну нет, раз подался в лесовики — не ломайся, — сказал Горелов, накладывая кашу в алюминиевую миску. — Работа у нас такая — на аппетит не жалуемся.
— А я вам гороха принёс, — расщедрился Вовка, высыпав из-за пазухи стручки.
— Ого, уже попасся на колхозном поле, — догадался Горелов.
Все засмеялись.
— Ну ничего, — сказал Горелов. — Раз пришёл, обучим Ерошина и в горохе разбираться.
За обедом разговор вновь зашёл о непарном шелкопряде — он, видно, захватил немало лесов по округе, и надо будет поднимать на борьбу с ним всех школьников.
Вовка сидел как на горячих углях. Что ж ему делать: говорить или нет о путёвке?
И тут, как на грех, ребята вспомнили про «Артек». Интересно, кто-то получит в этом году путёвки?
— А никто не получит, — вырвалось у Вовки. — Опять одного Горелова пошлют.
— Почему только меня? — удивился Горелов.
— Ты же у нас счастливчик…
— А откуда ты знаешь, кого пошлют? — насторожённо спросил приятель Горелова Юрка Смоляков.
— Отец в город звонил… Ему так сказали, — буркнул Вовка.
— Ну нет, я не поеду, — заявил Горелов. — Зачем? Я уже был в «Артеке». Пусть кто другой путёвку получит… У нас многие хорошо работали… А потом, и некогда мне… Знаешь, сколько ещё работать в лесу?
— Так уж и не поедешь, — насмешливо бросил Вовка.
— Говорю ж тебе! — рассердился Горелов.
— А давай на пари! — Вовка вскочил и протянул руку.
— Идёт, — согласился Горелов. — Ребята, разнимай!
Мальчишки разъединили их руки и с недоумением посмотрели на Вовку.
— А что, в самом деле? Неужели одна путёвка на всех? — озадаченно спросил Юрка Смоляков.
Вовка засмеялся.
— Да ничего я не знаю. Просто я всё выдумал. Чтоб испытать вас…
— Шалопутный ты, Ерошин-Взъерошин, — с досадой отмахнулся от него Юрка.
После обеда все принялись за работу. Растянувшись длинной цепочкой, ребята неторопливо продвигались лесом, пристально осматривали каждое дерево. В руках они держали банки с ядовитой жидкостью и помазки из мочала.
Заметив на стволах деревьев колонию мелких яичек, отложенных бабочками непарного шелкопряда, ребята обрызгивали их жидкостью и шли дальше.
Горелов вручил Вовке помазок, банку с жидкостью и объяснил, как разыскивать поражённые деревья.
— Действуй, как разведчик. Смотри в оба… Чтоб ни одного дерева не пропустить.
Но Вовка плохо слушал наставления тёзки. В голове у него вертелась неотвязная мыслишка.
«Что ж получается! Вовка Горелов отказывается от путевки. Бывают же такие чудаки на свете!.. Что ж тогда станет с его путёвкой?
Передадут кому-нибудь из ребят. Но кому? Их же много. Да и когда передавать, если путёвка и без того “горит”, как сказал отец».
— Слушай, Вова, — подошла к нему девочка с косичками. — Почему ты впустую мажешь? На этих деревьях никаких вредителей нет.
— Для кого нет, а я вижу. У меня глаз намётанный. И не мешай тут! — закричал Вовка, размахивая помазком.
— Чудной какой-то! И впрямь Ерошин-Взъерошин. — Девочка пожала плечами и отошла.
Вовка вновь предался раздумьям. И тут его неожиданно осенило. Если путёвка «горит», значит, её надо срочно спасать. И сделать это может не кто иной, как он, Вовка Ерошин. Чем он, в самом деле, хуже других! Отдыхать каждый имеет право…
От таких мыслей Вовку даже бросило в жар. Но, может быть, отец и без того достанет ему путёвку. Обещал же он позвонить в город. Да нет, ничего он, пожалуй, не добьётся.
Вовка ещё немного помахал помазком, потом оглянулся по сторонам, зашвырнул банку и помазок в кусты и припустился к дому. На этот раз он бежал, наверное, не хуже первого школьного бегуна, и его уже больше не соблазняли ни колхозный горох, ни репа, ни кукуруза. В дом он влетел запыхавшийся и распаренный, как после доброй бани, и с ходу сообщил отцу, что Горелов от путёвки отказывается.
— Как то есть отказывается? — переспросил Кузьма Сёменович, поднимаясь из-за стола. Он, как и Вовка, тоже был потный и красный — только что отбился от очередного натиска жены из-за неудачного разговора с городом по телефону.
— А вот так, — пояснил Вовка. — Не едет. Он уже имел путёвку в прошлом году. Пусть, говорит, других посылают…
— Ах какой благородный мальчик! — похвалила Серафима Ивановна и, сняв со стены полотенце, принялась вытирать взмокшую от пота Вовкину голову.
А сама почему-то цепко уставилась в растерянное лицо мужа.
— Погоди, погоди! — взмолился Кузьма Семёнович. — Как это «других»? Путёвка же персональная, именная… — Он достал из конверта путёвку. — Вот она… чёрным по белому написано: «Владимиру Александровичу Горелову».
— Сказано — не едет, — с досадой повторил Вовка. — Он же, Горелов, такой… Отрубил — и точка. И другие ребята не могут. Запарка у них, работы полно.
— Значит, «погорела» путёвка, — вздохнул Кузьма Сёменович. — Придётся, видно, обратно отсылать.
— Зачем же обратно? Путёвку ещё спасти можно, — ласково заговорила Серафима Ивановна. — Один Владимир отказался, так другой есть. Перепиши её на нашего Вовочку — и делу конец.
Вовка невольно ухмыльнулся — до чего же мать здорово угадывает его мысли!
— Да тут и переписывать нечего, — продолжала Серафима Ивановна, заглянув в путёвку. — Одно лишь отчество исправить да фамилию.
— Что? Подчистками заниматься? — опешил Кузьма Сёменович. — Ну нет…
— Так «горит» же путёвка, ни за что пропадает… Ну что ты за человек, Кузьма Семёнович, — ни себе, ни людям. Для родного сына и такой малости не можешь сделать.
— Да пойми ты!.. Это же финансовый документ… В бухгалтерию попадёт. А там знаете какие доки… Любую шершавинку на путёвке заметят. Ну и выставят зараз нашего Вовку как миленького. Да ещё в школу напишут…
Пожевав губами, Серафима Ивановна не нашлась что возразить.
Прижавшись лбом к стене, Вовка захныкал, и на этот раз, кажется, без дураков. Всё, видно, пропало. И зачем он только старался все эти недели: «проявлял активность», готовился к встрече с морем, сегодня вот бегал к Вовке Горелову…
Кузьма Семёнович тяжело вздохнул — будь неладен тот час, когда он пообещал сыну эту злосчастную путёвку, — и направился к двери.
Но Серафима Ивановна задержала его:
— Слушай, отец… А может, ничего и подправлять не надо? Пусть наш Вовочка едет как Вовка Горелов.
— Чего-чего? — не понял Кузьма Семёнович.
Серафима Ивановна принялась объяснять ему как маленькому. Их сын берёт путёвку Вовки Горелова и завтра же выезжает в лагерь. Так будет спокойнее. Вовка ещё несовершеннолетний, паспорта не имеет, и никому в голову не придёт, что он живёт под чужой фамилией. А для верности отец напишет сыну справку, что тот действительно Владимир Александрович Горелов, и заверит школьной печатью.
— Вовочка, ты можешь один месяц называться Гореловым? — обратилась она к сыну.
— А мне хоть Гореловым, хоть Погореловым… только бы поехать, — буркнул Вовка, по достоинству оценив ловкий ход матери и догадавшись, что ей нужна его поддержка. И он захныкал сильнее.
Кузьма Семёнович сокрушённо схватился за голову.
— Опять вы из меня масло жмёте! — закричал он и, взяв со стола путёвку, сунул её сыну в руку. — Ладно, поезжай, коли так… Горелов-Погорелов.
— Ну вот, конец — делу венец, — оживилась Серафима Ивановна. — Тогда все за работу.
И начался страдный вечер.
Отец отправился в школу оформлять справку, Вовка собирал рыболовные снасти, укладывал в рюкзак вещи, мать гладила бельё, потом принялась печь сыну подорожники — пироги, ватрушки, коржики.
В десятом часу Вовку отправили спать, а утром разбудили чуть свет, с первыми петухами — надо было спешить к поезду.
Вовка хотел было попрощаться с дружком Петькой, но мать сказала, что тот ещё спит, да к тому же лучше ему и не знать, куда уехал Вовка.
— Пусть считает, что ты к дедушке уехал, на Волгу.
На станцию поехали всей семьёй. Отец сам правил школьной лошадью, запряжённой в лёгкую таратайку, а мать всю дорогу наставляла Вовку, как ему лучше отдыхать в лагере.
Побольше, конечно, спать, в дальние походы ходить не обязательно, в столовой без стеснения просить добавки, купаться в меру, от берега далеко не заплывать, загорать постепенно и, чтоб не обжечься на солнце, смазывать тело ореховым маслом.
— Главное, не забывай, что ты теперь Горелов… Владимир Александрович. А если забудешься, назовёшь себя Ерошиным, скажи, что это у тебя кличка такая: Ерошин-Взъерошин.
— Ага! Так и скажу, — заулыбался Вовка. Ему даже нравилась новая фамилия и отчество. Владимир Горелов. Это не какой-нибудь Ерошин. Да ещё и Александрович…
На станции отец купил Вовке плацкартный билет, а когда подошёл поезд, мать сразу же завела знакомство с проводницей вагона. Вовка был представлен ей как знаменитый юннат, которому из области пришла именная путёвка, и он должен точно к сроку попасть в лагерь.
— А по каким он делам отличился: по огурцам или там по кроликам? — поинтересовалась проводница.
— Ну что вы… это мелочи. Наш Вовочка по особым заданиям от учёных работает…
Проводница прониклась к Вовке величайшим уважением, а когда Серафима Ивановна вложила ей в руку ещё и хрустящую бумажку, она заявила, что присмотрит за ним, как за родным сыном.
3
К концу второго дня Вовка сошёл на чистенькой станции маленького южного городка. Человек он был опытный, наторевший в поездках в пионерлагеря и знал, что всё пойдёт своим чередом: его встретят, усадят в автобус и привезут куда надо. Так оно и получилось.
На перроне Вовка сразу же заметил пионервожатую. Она стояла на каком-то ящике и звонко выкрикивала:
— Кто в пионерлагерь «Чайка» — ко мне!
Человек двадцать пионеров, сошедших с поезда, собрались около вожатой. С деловым видом пристроился к ним и Вовка.
Вожатая была плотненькая, курносая и такая загорелая, что казалась вылепленной из шоколада.
«Вот это напляжилась! — с завистью подумал Вовка. — Наверное, ореховым маслом натиралась».
Поезд вскоре ушёл, шоколадная вожатая несколько раз пригласила едущих в «Чайку» собраться около неё и потом повёл, а ребят к автобусу.
Вовка поспешил занять переднее место.
Вырвавшись из города, автобус вскоре запетлял между зелёными холмами, поросшими какими-то неизвестными Вовке деревьями и кустарниками, пополз вверх, потом, минут через сорок, опять побежал вниз, и перед ребятами открылось что-то необозримо слепящее, многоцветное, сливающееся с небом.
— Море! — с нескрываемым изумлением произнёс Вовкин сосед, большеголовый, стриженый мальчишка с облупленным носом.
— Ну и что, — хмыкнул Вовка. — Затем и едем… Сегодня же купаться будем… Заплывчик сделаем.
— Нет… с первого дня не пускают, — вздохнул сосед.
Наконец холмы сошли на нет, открылась плоская равнина, и накатанная до блеска асфальтовая дорога побежала мимо садов, бахчей, виноградников. Замелькали алые помидоры, полосатые шары арбузов, сизые грозди винограда.
«Вот это лафа, раздолье… Не чета нашему гороху», — подумал Вовка, по достоинству оценив дары южной земли.
Пионерский лагерь возник неожиданно за поворотом дороги, развернувшись зеленью молодых посадок, весёлыми, нарядными, как картинки из детской книжки, коттеджами и дачами и рядами выбеленных солнцем брезентовых палаток. Над лагерем нависли лесистые горы.
Автобус проскочил арку с надписью «Добро пожаловать!» и остановился у конторы.
Начался обычный приём вновь прибывших.
Шоколадная вожатая по очереди брала путёвки у ребят и записывала в толстую тетрадь их фамилии, возраст, откуда они прибыли, говорила, в каком отряде они теперь будут числиться и где будут жить — в палатке или в коттедже.
Вовка на всякий случай влез в очередь одним из первых — главное, не прозевать и получить жильё поближе к морю.
Взяв у Вовки путёвку, вожатая внимательно прочла её, а потом очень пристально посмотрела на самого Вовку.
— Так ты Вова Горелов… из перегудовской школы?
— Горелов… Из перегудовской, — не очень уверенно подтвердил Вовка, слегка настораживаясь, и тут же поспешил добавить: — А ещё у меня кличка есть — Ерошин-Взъерошин.
— Кличка здесь ни при чём, — сказала вожатая и, подозвав худощавого белобрысого парня в больших роговых очках и белой панаме, тоже, видно, вожатого, показала ему Вовкину путёвку.
— Очень хорошо, — обрадовался парень и протянул Вовке руку. — Будем знакомы. Я ваш вожатый, меня зовут Миша… Это ж просто здорово, что ты приехал. — И он кивнул девушке: — Пиши его ко мне… В пятый отряд.
— А пятый это где? — спросил Вовка. — От моря близко?
— Не совсем. У моря у нас морской отряд — там живут яхтсмены, пловцы, юные моряки. А наш юннатский отряд подальше, около опытного участка.
— Нет, мне бы морской, — настаивал Вовка, с недоверием поглядывая на очкастого тощего вожатого — с таким, пожалуй, не поплаваешь и не порыбачишь.
— Но ты же юннат, мичуринец, — убеждал Миша. — Мы недавно с ребятами о твоих опытах в журнале читали…
Вовка прикусил язык. То, что об опытах Вовки Горелова писали в журнале, было для него полной неожиданностью. Хотя, кажется, он что-то вспоминает. Весной к ним в школу приезжала какая-то бойкая девушка из города, ходила за Гореловым по пятам, о чём-то подолгу с ним беседовала… Но про статью Вовка ничего не знал.
— Ребятам твои опыты очень понравились. И они будут рады с тобой познакомиться, — продолжал Миша.
— Ладно, — нехотя согласился Вовка. — В пятый так в пятый. Только я плавать хочу… И рыбу ловить.
— Всё будет, — пообещал Миша. — Мы ещё морской на соревнование вызовем.
После регистрации Вовка побывал на осмотре у врача, потом помылся под душем, облачился в полотняные трусики, голубую рубашку, белую панаму и стал похож на сотни других пионеров, приехавших в «Чайку».
На другое утро на отрядной линейке вожатый Миша объявил ребятам, кто из юннатов приехал к ним в лагерь отдыхать.
Он назвал несколько имён юных животноводов, чабанов, птицеводов, растениеводов, трактористов, ирригаторов и сообщил, чем каждый из них прославил себя в родном колхозе, поселке или городе.
— К нам также прибыл Вова Горелов из перегудовской школы, — под конец сказал Миша.
— Это какой Горелов? — оживились ребята.
— Тот самый, что плодовые деревья хорошо прививает?
— Хозяин «школьного лесничества»?
— Он самый, — подтвердил Миша. — Ведь так, Вова? Покажись ребятам, пожалуйста…
Вова вдруг почувствовал, что ноги его стали какими-то ватными, непослушными. Вот уж не думал он, что его тёзка Горелов такая известная фигура.
Он с трудом вышел из строя и опустил голову. А Миша между тем говорил, что у юннатов ещё будет время познакомиться, расспросить друг друга о работе, завязать хорошую дружбу.
После линейки к Вовке подошли двое пионеров, мальчик и девочка, оба крепкие, смуглые, темноволосые, с чёрными, как спелая смородина, глазами. Перебивая друг Друга, они о чём-то быстро и горячо заговорили.
Вовка растерянно замотал головой — по-иностранному, мол, не понимаю.
На выручку подоспела девочка-переводчица. Она сказала, что их друзья, болгарские пионеры Василь и Марийка, уже слышали о Вове Горелове и сейчас очень рады лично познакомиться с замечательным советским юннатом. У них в Болгарии тоже много лесов, и пионеры по примеру советских ребят начинают заводить свои «школьные лесничества».
Мальчик и девочка согласно закивали головами и, радушно улыбаясь, стали пожимать «другарю» Вовке вспотевшую руку.
— Не понимаю по-иностранному, — упрямо бубнил Вовка, озираясь по сторонам, где уже столпилось десятка два пионеров.
— Так я ж тебе ясно перевожу… Чего ж тут не понять? — удивилась переводчица и ещё раз повторила слова Василя и Марийки.
Вовка спохватился и тоже стал радушно улыбаться и пожимать болгарским пионерам руки.
— Гут, гут! Очень хорошо! Ол райт! Спасибо! — невпопад забормотал он.
Кругом захохотали.
Потом появился лагерный фотограф и пожелал снять всех пионеров вместе. Он заставил Вовку взять под руки болгарских мальчика и девочку и встать с ними в центре группы. Но Вовка заявил, что он очень плохо получается на карточке, и пристроился во втором ряду. А когда фотограф скомандовал: «Внимание! Снимаю!» — он отклонился в сторону и спрятал голову за плечо какого-то рослого мальчишки.
Фотограф переснял ещё раз, но Вовка повторил тот же маневр и остался в полной уверенности, что лицо его на фотографии не получится.
— Скромность — вещь, конечно, похвальная, — сказал ему Миша, — но зачем же чураться товарищей? А потом, тебе и самому приятно получить карточку — увезёшь домой память о лагере, о друзьях.
— Я потом снимусь… на прощанье, — пообещал Вовка.
А ещё вожатый сказал, что через два дня в лагере зажжется пионерский костёр и на нём выступят юннаты с рассказами о своих делах.
— Надо, Вова, и тебе рассказать о «школьном лесничестве». Ребятам будет очень интересно.
Вовка смешался и метнул на вожатого растерянный взгляд. Выступать на костре? Но он же толком ничего не знает, что там в лесу делали Горелов и его приятели. Да к тому же он приехал в лагерь не за тем, чтобы произносить речи, — он хочет отдыхать, купаться, загорать на солнце.
— Ты что, робеешь? — спросил Миша.
— Не умею я этого самого… выступать там, докладывать, — признался Вовка. — Волнуюсь очень… И заикаться начинаю.
— Ничего, ничего, — успокоил Миша. — Ребята все свои, с полуслова поймут. Так что ты подготовься, обдумай всё по порядку.
И он повёл пионеров на опытный юннатский участок, расположенный на узком участке земли у самого подножия гор.
Проходя мимо делянок и грядок с различными посадками и посевами, Миша пояснял, где какие заложены опыты, и спрашивал ребят, кто из них на какой делянке хочет поработать. Такой уж у них заведён порядок в лагере — весной первая смена отдыхающих заложила опыты, а остальные смены их продолжают.
Вовка выбрал делянку с арбузами и дынями. Как-никак, а он всё же что-то делал у себя в школе в «Сладком» звене. Правда, арбузы здесь были не чета перегудовским — крупные, тяжёлые, звонкие, а от солнечно-жёлтых дынь, казалось, уже сейчас исходил соблазнительный аромат.
Вожатый рассказал ребятам, какие сорта арбузов и дынь выращиваются на делянке, чем их удобряли, подкармливали, как обрабатывали землю.
— К концу месяца будем снимать урожай и определять вкусовые качества наших дынь и арбузов, — сообщил Миша. — А сейчас не мешало бы провести ещё одну прополку. А ну, по коням! В атаку…
Ребята разобрали тяпки и разбрелись по делянке. Вовка отошёл на дальний конец участка. Ох уж эти сорняки, нужны они ему как прошлогодний снег! Из головы у него не выходили слова вожатого: «Так что подготовься, обдумай всё по порядку…»
А как готовиться? Если бы Вовка знал, что в лагере так заинтересуются опытами Горелова, он бы хоть расспросил о них перегудовских ребят, захватил бы какие-нибудь записи, дневники.
— Почему ты одни верхушки срубаешь? Разве так можно? — услышал Вовка голос вожатого. — Сорняки надо с корнем уничтожать, насмерть. Такое уж первое правило у юннатов.
Миша встал рядом с Вовкой, глубоко вонзил в землю тяпку, потом нагнулся и, нащупав рукой подрубленный корень сорняка, вырвал его из грядки.
— Вот так, в таком духе…
Вовка с мрачным видом принялся корчевать сорняки «насмерть».
Вскоре к нему подошёл стриженый большеголовый мальчишка с облупленным носом, тот самый, с которым Вовка ехал вчера рядом в автобусе.
— Слышь, а я и не знал, что ты Вова Горелов, — заговорил он, с любопытством оглядывая его. — Давай тогда знакомиться. Я Шурка Нефёдов. Мы ведь с тобой соседи…
— По палате, что ли?
— Не только… Ты ведь из перегудовской школы, а я из киреевской. Это хоть и в другом районе, но близко. Слыхал про нашу, школу?
— Ага, — наугад ответил Вовка.
— А ты письмо получил?
— Письмо? — удивился Вовка.
— Да понимаешь… Прочитали мы статью о тебе в журнале.
Вовка насторожился. Опять эта статья!.. И о чём в ней только говорится?
— Какая статья? Где? — вырвалось у него.
— А ты что, не знаешь?.. В «Юном натуралисте» напечатана… Как ты с ребятами дикие яблони культивируешь.
— А-а, — спохватился Вовка. — Была такая… помню.
— Ну вот, — продолжал Шурка. — Мы тоже попробовали прививки делать, а у нас ничего не получилось.
— А вы бы читали лучше, — буркнул Вовка. — Там всё расписано.
— Пять раз читали, — признался Шурка. — Только очень мало там написано, как эти самые прививки проводить. В журнале ещё и фотография была напечатана — ты с ребятами чего-то около дикой яблони делаешь. Но тоже ничего не поймёшь. Вот мы письмо тебе и послали. Ты что, не получил его?
— Не было никакого письма, — сухо ответил Вовка, чувствуя, как внутри у него всё замирает. Значит, в журнале напечатана не только статья, но и фотография Вовки Горелова. Этого ещё недоставало!
Ведь достаточно Шурке всмотреться сейчас в Вовкино лицо, и он сразу догадается, что перед ним совсем не Горелов…
Вовка низко склонился над грядкой и вновь принялся за прополку. Он делал это с таким усердием, как будто полоть сорняки было самым излюбленным его занятием, — засовывал пальцы в землю, нащупывал корневища, с треском вырывал их из грядки. Потом Вовка даже присел на корточки и повернулся к Шурке спиной, чтобы только тот не видел его лица.
Что же теперь всё-таки делать? В первую очередь надо отвязаться от этого Шурки, убежать с участка и наедине всё обдумать.
Но как убежать?
— Ты бы рассказал мне поподробнее об этих прививках, — попросил Шурка.
— Ладно, потом. — Вовка дёрнул плечом и вдруг выругался: — А-а, чёрт!..
— Ты что? — спросил Шурка.
— Гвоздь тут в земле… палец поранил. — Вовка замахал рукой, потом быстро замотал носовым платком большой палец левой руки.
— Ты смотри, гвоздь-то ржавый, наверно, — посочувствовал Шурка. — Сходи-ка в медпункт.
— И то схожу, — согласился Вовка и, не оглядываясь, направился в лагерную санчасть.
Но за первыми кустами он остановился и, размотав платок, осмотрел палец. Царапина была пустяковая.
Вымыв у водопроводной колонки руки, Вовка приложил к пальцу лист подорожника и побежал, но не в санчасть, а в летнюю читальню.
Там он попросил журнал «Юный натуралист».
— Какой номер? — спросила библиотекарша.
— Давайте все…
Библиотекарша подала ему подшивку журналов за этот год. Вовка присел за дальний столик и зашелестел страницами. Статью о Вовке Горелове он нашёл в майском номере. Она называлась «Школьное лесничество». Здесь же была помещена и фотография — группа ребят стояла около какого-то дерева. Под ней подпись: «Вова Горелов обучает своих товарищей прививать дикорастущую яблоню».
Но фигуры ребят на фотографии оказались крошечными, расплывчатыми, сам Горелов снят сбоку, и разглядеть его лицо было просто невозможно.
Вовка облегчённо вздохнул — нет, фотографии ему опасаться нечего. Ни Шурка, ни кто другой, кто увидит эту фотографию, ни в чём не может заподозрить Вовку.
А вот статья в журнале ему, пожалуй, попалась кстати. Вовка принялся читать её. Статья была длинная, на двух страницах.
Журналистка подробно описывала, как зародилось в Перегудове «школьное лесничество», как пионеры охраняют лес, берегут его от вредителей, как весной по почину Вовки Горелова они провели прививки дикорастущих яблонь и груш.
В статье сообщалось, сколько уже лесных дикарей окультивировали школьники, назывались имена особенно отличившихся ребят, приводились всякие примеры и случаи.
Вовка, пожалуй, никогда ещё с таким старанием не готовил уроков, с каким он вчитывался сейчас в статью. Теперь-то уж его врасплох не застанут, он знает, о чём надо будет рассказать на пионерском костре.
Вовка даже решил сделать кое-какие записи на память. Но ни бумаги, ни карандаша у него не оказалось.
Оглянувшись по сторонам, он бесшумно вырвал из журнала страничку со статьёй, спрятал её в карман и вышел из читальни.
4
Пионерский костёр зажгли на берегу моря. Он был настоящий, из дров и хвороста, который ребята заранее натаскали из лесу. Горел он жарко и сильно, вздымая к тёмному южному небу багровую ленту пламени. Казалось, над лагерем подняли огромный, трепещущий на ветру красный стяг.
Море к вечеру угомонилось, высокие пирамидальные тополя замерли, птицы притихли, как будто договорились не мешать ребятам посидеть у костра, спеть любимые песни, поговорить по душам.
Как только стихли последние звуки «Взвейтесь кострами, синие ночи…», вожатый Миша открыл сбор отряда. Он сказал, что к ним на костёр пришли гости — пионеры из соседнего колхоза. Им тоже интересно послушать, как живут и работают юннаты.
Вовка сидел у костра рядом с Шуркой Нефёдовым.
— Тебе тоже выступать придётся, — вполголоса напомнил Шурка — он был теперь в отряде за звеньевого. — Ты хорошо подготовился?
— Ага, — кивнул Вовка. — Только вот голос чего-то сипит. Перекупался, наверно.
— Тогда садись к огню поближе… Прогрейся, — посоветовал Шурка.
Разговор у костра начался.
Первым по сигналу вожатого со своего места поднялся мальчишка, очень похожий на Шурку Нефёдова.
Вожатый сказал, что это юный пастух из Тамбовской области, Коля Минаков, и он сейчас расскажет, как пасёт колхозных телят и за что был награждён медалью «За трудовое отличие».
Коля вышел в центр ребячьего круга, достал из-за пазухи рожок и заиграл протяжную пастушью песню.
Ребята оживились.
— Вот так и пасём… — смущённо сказал Коля, отняв от губ рожок. — Песни телятам играем, кнутами щёлкаем…
Но пионеры потребовали, чтобы Коля рассказал обо всём подробно. Кое-кто даже достал блокнот и приготовился записывать.
— Ну же, Коля, смелее, — подбодрил его вожатый. — Тебе есть о чём рассказать.
И пастушонок мало-помалу разговорился.
В прошлом году в начале лета Коле и его другу Диме доверили в колхозе пасти стадо телят.
У каждого телёнка был свой нрав, свои особенности.
Постепенно Коля и Дима изучили повадки своих питомцев и приучили их к порядку. Потом выяснилось, что телятам не хватает кормов. Траву на полянах подсушила засуха. В сырых низинах росла лишь несъедобная осока.
Кормов, больше кормов! И вот целые дни, пока один пасёт, другой с косой, с серпом забирается в кустарники, недоступные телятам, косит, жнёт траву и, вытащив её на лужки, раскладывает кучками. И телята бегут кормиться.
Пришлось ребятам и поучиться. Обратились они за советом к зоотехнику, к дояркам. Купили книжку «Советы пастуху».
Узнали ребята, что телята очень хорошо поедают траву, если её посолить. Чтобы телята не вытаптывали зря траву, пастухи стали пасти их по квадратам, правильно использовали пастбище.
Вычитали в журнале про «электропастуха» и решили испробовать это дело у себя. Огородили загон кольями, натянули на них электропровод, присоединили его к аккумулятору от мотоцикла. Телята в загоне сначала смело подходили к загородке, намереваясь перешагнуть через неё. Но, прикоснувшись к проводу, они сразу отскакивали. Потом они уже не подходили к проводу и спокойно паслись в загоне.
Когда телята съедали всю траву на одном участке, пастухи обносили проводом другой. А на первом загоне вскоре снова вырастала сочная, молодая трава.
Вскоре телята стали прибавлять в весе по килограмму в сутки.
Потом случилось несчастье — заболело несколько телят. Ребят обвинили, что они плохо работают. Но Коля с Димой сумели себя оправдать. Они заметили, после какой травы заболевают телята. Коля отвёз образцы травы ветеринару, и тот подтвердил, что эта трава ядовитая.
Пастухи подняли тревогу, и на помощь им пришёл весь пионерский отряд. Пионеры обошли все пастбища и вырвали с корнем ядовитую траву.
Потом в центр круга вышла девочка и показала ребятам кукурузный початок. Это был самый обыкновенный початок с золотистыми крупными зёрнами, и он, наверное, никого бы не удивил, если бы девочка не сказала, что початок выращен не на юге, а в Подмосковье, на школьном опытном участке. Четыре года юннаты скрещивали разные сорта кукурузы, пока не вырастили свой, новый сорт, который высевается теперь на колхозном поле. И называется этот сорт по имени их школы — Шараповским.
Початок пошёл по ребячьим рукам.
— А у нас тоже свой сорт есть, — заговорил юннат из Витебской области и показал мешочек с семенами. — Мы гречиху выращиваем. Крупнозернистую. Её один учёный вырастил, а мы по его заданию у себя в поле размножаем. — И он показал пионерам семена гречихи — каждое зерно было по меньшей мере в два раза крупнее обычного.
— Вот это да! — удивились ребята. — Каши бы поесть из такой гречихи!..
Затем выступила ещё одна девочка. Она сказала, что не могла захватить в лагерь своих экспонатов, так как выращивала с подругами колхозных поросят, а они стали очень тяжелыми — почти по пять пудов.
Её рассказ подхватила девочка из Краснодарского края. Она тоже не может показать ребятам никаких экспонатов. Их школьная бригада выращивает самых обыкновенных уток-пекинок и уже сдала их колхозу двадцать тысяч. А к осени они откормят ещё тысяч десять.
Кормят они уток, как и положено, по науке, но когда в колхозе стало трудно с кормами, школьники начали добывать водяные растения, в которых оказалось много белковых веществ. У них в бригаде даже есть особое звено «кормачей» — ребята достают из прудов и речных заводей водяные растения, измельчают их и прибавляют уткам в корм.
— А у нас такие корма можно найти? — спросили колхозные ребята.
— А пруды и речки у вас есть? — в свою очередь задала вопрос девочка-утятница.
— Есть, есть!
— Тогда надо посмотреть, что там растёт. Выловить и дать уткам попробовать.
— А вы приходите к нам, покажите… — попросили ребята.
— А что ж, могу и показать, — согласилась девочка.
— Здорово они с кормами придумали, — восхищённо сказал Шурка, торопливо записывая в блокнот рассказ молодой утятницы. — Дома обязательно ребятам расскажу… У нас этих прудов тьма-тьмущая. — И он толкнул Вовку в бок. — Ты готовься… Скоро твоя очередь.
Вовка невольно поёжился. Так вот они какие — юннаты-опытники! Все они почти его одногодки, приехали сюда из дальних деревень и посёлков, а уже сделали что-то полезное, доброе, помогли людям, и им есть о чём рассказать друг другу. А что сделал он, Вовка Ерошин? Всю жизнь прячется за спину отца и матери, боится покопаться в земле, поработать в лесу и даже не знает толком, чем занимаются перегудовские ребята.
А юннаты один за другим продолжали рассказывать о своих делах.
Бровастый веснушчатый паренёк с петушиным вихром на затылке показал ребятам увядший пупырчатый огурец.
Кругом раздались смешки — не огурец, а замухрышка.
— А вы не смейтесь, — обиделся паренёк. — За эти огурцы наша школа диплом получила.
И он рассказал, как у них в Оренбургской области трудно выращивать без воды овощи. А вот они научились выращивать огурцы без полива. Для этого надо только выкопать осенью глубокие лунки-чаши, положить в них удобрения, залить навозной жижей, а зимой плотно набить снегом. Тогда весной смело высаживай в лунки огурцы, и им не страшна никакая засуха.
— Хотите, хоть завтра покажу, как лунки-чаши копать? — обратился бровастый огуречник к колхозным ребятам. — Не пожалеете. У вас ведь тоже дождей немного… На поливе живете.
— А что! И покажи, — согласились гости из колхоза. — Мы всех ребят соберём.
— Это и нам интересно! — отозвалось ещё несколько юннатов. — У нас тоже дождей не хватает.
Поправив очки, вожатый сказал, что, видимо, им придётся провести день практических занятий. Потом он выискал глазами Вовку и, кивнув ему, объявил, что слово предоставляется юннату Вове Горелову.
Похолодев, Вовка вдруг почувствовал, что он не в силах подняться с места.
— Ну что ж ты, иди! — подтолкнул его Шурка.
Покрутив головой, Вовка показал на горло. Шурка с недоумением пожал плечами. Тогда Вовка вытащил из кармана журнальную статью и, сунув её Шурке в руки, еле слышным, сиплым голосом попросил:
— Прочти ребятам… Тут обо всём написано.
— Он голос потерял… перекупался, — объяснил Шурка вожатому. — Просит статью из журнала зачитать.
Миша внимательно посмотрел на Вовку и кивнул головой.
Шурка поднялся и, откашлявшись, начал читать.
Но статья многих ребят не удовлетворила. Раздались голоса, что они уже читали её, и им хотелось, чтобы Вова Горелов своими словами рассказал о прививках.
Вовка развёл руками и показал на горло.
— Ну что ж, — согласился с ребятами вожатый. — Тогда попросим Вову показать своё уменье на практике. Вот завтра, например, Варя покажет, как доставать водоросли из пруда, Серёжа — как копать лунки-чаши, а Вова займётся прививками.
«Завтра?!» — едва не вскрикнул Вовка, но, вспомнив, что он осип и не может громко разговаривать, только махнул рукой.
— А насчёт горла зайди сейчас же в санчасть, — посоветовал ему вожатый.
Вскоре костёр потух, и пионеры стали расходиться по палатам.
Шурка протянул Вовке статью из журнала.
— Спрячь… Я ж говорил, мало чего поймёшь из неё. Видал, она и ребятам не очень понравилась. Так уж ты завтра постарайся — покажи как следует…
— Как же я… — просипел Вовка. — Мне ж не говорится.
— А ты молча показывай… На руках, на пальцах… Мы поймём, — успокоил Шурка. — Да, кстати, нож у тебя есть?
— А как же… — Вовка сунул руку в карман. — Вот он, с двумя лезвиями. И штопор здесь, и шило.
— Да нет, не то. Я про нож для прививок спрашиваю.
— А-а, — догадался Вовка. — Нет, не захватил.
— Найдём. У Миши, наверное, есть, — сказал Шурка.
Они разошлись по палатам.
Вскоре дали отбой и погасили свет. Вовка разделся и нырнул под одеяло. Но сон к нему не шёл. Что же всё-таки происходит? С фотографией в журнале кое-как пронесло, от выступления на костре Вовка тоже отделался. Но что будет завтра?
Ведь Шурка Нефёдов от него теперь ни за что не отстанет. Да что там Шурка, если сам вожатый предложил ему показать, как надо делать прививки. А вдруг завтра и в самом деле придут учиться и Шурка, и колхозные ребята, и болгарские пионеры? А что Вовка знает, что он умеет?
Вовка сбросил одеяло — было жарко, душно. В открытое окно глядела полнолицая, круглая луна, и Вовке показалось, что она понимающе ухмыляется. За кустами в сухой траве неумолчно звенели цикады, словно что-то распиливали сотнями крошечных пилок.
«Тоже мне, разыгрались на ночь глядя», — с досадой подумал Вовка.
Взгляд его упал на крашеный пол, освещённый лунным светом. Около тумбочки лежал бумажный прямоугольник. Вовка поднял — это была статья из журнала, которую ему вернул Шурка. Она, должно быть, выпала из кармана.
«А может, всё это не так страшно», — подумал Вовка, сжимая бумажный прямоугольник. Вот прочитает он ещё раз эту статью из журнала, узнает, как Горелов делает прививки, и покажет завтра ребятам. Ну они и отвяжутся от него.
Вовка осторожно вышел в коридор, где с потолка ярко светила лампочка, и принялся перечитывать статью.
Но дельного ответа на вопрос о том, как же Горелов делает прививки, он так в ней и не нашёл.
«Надо видеть, с каким мастерством и блеском выполняет сложные операции над деревьями этот юный умелец, настоящий друг и защитник лесных богатств», — прочёл Вовка восторженные слова журналистки о Горелове.
«Коль видела, так и расскажи толком!» — с досадой вздохнул Вовка и про себя подумал, что Шурка Нефёдов, пожалуй, прав — из такой статьи немногое узнаешь.
И он представил себе, что будет завтра.
Вовка идёт с ребятами в лес, ему суют в руки прививочный нож, а он ничего не может ни объяснить, ни показать. И все понимают, что никакой он не Горелов, а просто обманщик, пробравшийся в лагерь по чужой путёвке.
А дальше всё будет очень просто. О Вовкиной проделке сообщают в перегудовскую школу, самого его выписывают из лагеря и отправляют домой, где Вовку Ерошина встречают ребята и учителя. И что это будет за встреча!..
Скомкав статью, Вовка бросился в палату и залез под одеяло.
Он ещё долго крутился в постели, взбивал кулаками подушку, которая почему-то стала жёсткой и неуютной, и всё думал про завтрашний день.
Утром Вовка поднялся хмурый, невыспавшийся, и ему показалось, что он в самом деле нездоров.
«Вот возьму и заболею, — подумал он. — Полежу в изоляторе денька три, а там видно будет…»
И он направился в санчасть.
Доктор послушал его, смерил температуру, заглянул в горло и, не обнаружив ничего подозрительного, посоветовал чаще полоскать горло морской водой.
Разобиженный Вовка вернулся в палату, достал из рюкзака бинт и старательно, хотя и не очень умело, забинтовал свою левую руку.
С этим марлевым коконом на руке и встретил после завтрака Шурку Нефёдова.
Тот был не один. За его спиной стояли пять или шесть мальчишек и девчонок.
— Они из колхоза, — объяснил Шурка. — Тоже прививками интересуются. Мы тебе и нож нашли. — Он протянул Вовке прививочный нож.
Вовка с деловым видом принялся объяснять, что прививки полагается делать весной, в начале сокодвижения — об этом он узнал из журнальной статьи, — а сейчас деревья всё равно не приживутся.
— Это мы понимаем, — сказал один из колхозных мальчишек. — А мы для практики… Чтоб технику отработать… как срез делать, как черенок вставлять. Вот пойдём сейчас за лагерь, в лес, выберем любое дерево…
Вовка показал на забинтованную руку.
— Сегодня не могу.
— А что, здорово болит? — встревожился Шурка.
— Нарывает, понимаешь… Наверное, всё из-за того ржавого гвоздя.
— А правой рукой можешь?
— Нет, я левша.
Шура вздохнул.
— Жалко, конечно. Ты поправляйся, мы подождём.
5
Ни в этот, ни на другой день Вовку никто не беспокоил. Он перебинтовал руку и объяснил ребятам, что скоро совсем поправится и тогда…
Мальчишки позвали Вовку купаться. Он было с радостью согласился, но, вспомнив про забинтованную руку, отказался.
«Вот не было печали… Теперь и моря не увидишь», — с досадой подумал он и пошёл в читальню.
Здесь он попросил книгу о садоводстве и, разыскав страницы, где говорилось о прививках плодовых деревьев, углубился в чтение. Потом направился в лес и, раскрыв свой перочинный ножик, принялся практиковаться в прививках на каком-то кустарнике: делал косые срезы, вставлял черенки, забинтовывал их тряпочкой. Но получалось всё плохо, неловко.
«Надо у садовника поучиться», — подумал Вовка.
В этот же день в лесу его отыскал Шурка Нефёдов.
Вовка едва успел замотать руку бинтом, как тот выскочил из-за кустов.
— Ты чего здесь?.. А мы тебя ищем, ищем.
— Да вот пробую. — Вовка показал на забинтованную руку.
— И как?
— Трудно пока… всё ещё болит.
— Ладно, подождём. Пошли пока в футбол играть с морским отрядом. Мы тебя нападающим поставим. Рука ведь тебе не помешает?
— Да нет, ничего!
После футбола, где Вовка сумел забить в ворота противника два гола, он направился к лагерному садовнику Прохору Ивановичу. Он признался ему, что очень любит работать в саду и мечтает научиться прививать плодовые деревья. Такое он получил задание от перегудовских ребят — вернуться домой инструктором по прививкам.
— Так уж сразу тебе и прививки, — сказал густоусый, сухощавый, пропечённый солнцем старик садовник. — Ты лучше расскажи, что в садоводстве понимаешь?
Познания Вовки оказались далеко не блестящими.
— Придётся тебе, пожалуй, с азов начинать, — усмехнулся садовник. — Охота есть, заходи почаще, присмотрись, поработай со мной.
И Вовке пришлось заняться черновой работой: он окапывал яблони, срезал сухие сучья, замазывал смолой трещины на деревьях, собирал прожорливых гусениц. Дней через пять, заметив усердие Вовки, садовник показал ему, как надо делать прививки.
Вожатый, узнав, что Вовка целыми днями пропадает в саду, спросил Прохора Ивановича, чем занимается его пионер.
— Понимаешь, Миша, неплохой ученик у меня появился, — сказал садовник. — Старательный, смекалистый, расспрашивает обо всём. И очень прививками интересуется…
— Прививками? — удивился Миша. — Но Вова Горелов давно ими занимается. О нём даже в журнале писали…
— Значит, добавочно тренируется.
— Но у него рука болит, как же он прививки делает?
— Нет, руки вполне здоровые. И работает мальчишка усердно. Только уж очень торопится — всё ему поскорее надо…
Вожатый задумался. Он уж давно присматривался к Вове Горелову. Мальчишка сторонился товарищей, не любил рассказывать им о своих опытах, отмолчался почему-то на костре и вот уж какой день ходит с забинтованной рукой. Что-то тут неладно…
— Давайте так, Прохор Иванович, — помолчав, попросил Миша. — Пусть Вова тренируется у вас. И подольше. Это ему только на пользу пойдёт.
В этот же день, встретив Вовку, вожатый вновь заметил у него на руке повязку.
— Как рука, Вова?
— Подживает… Скоро могу прививки делать.
— Ты не торопись, поправляйся как следует, — сказал вожатый. — Ребята подождут.
Вовка с недоумением пожал плечами. Чего это он — то подгонял, а теперь говорит «не торопись». Может, гореловские прививки никому больше не интересны?
А жизнь в лагере шла своим чередом. Пионеры совершали походы в горы, в лес, ходили на экскурсии в соседний колхоз, на птицефабрику, понемногу работали на опытном участке, готовились к лагерным спортивным соревнованиям.
И Вовка не мог отстать от ребят ни на шаг. Они всюду разыскивали его, не давали уединяться. Особенно опекал Вовку вожатый звена Шурка Нефёдов. Он таскал его с собой то на опытный участок, где оренбуржец Серёжа показывал, как надо закладывать лунки-чаши, то на колхозные пруды, где Варя из Краснодарского края учила ребят доставать водяные растения и кормить ими уток.
Пытливый, неусидчивый Шурка близко сходился со многими юннатами, обменивался с ними адресами, дотошно выспрашивал про их опыты.
— Интересно же, Вовка. Ты запоминай, записывай. Будет дома чего рассказать, — убеждал он приятеля.
Тому нечего было возразить — это и в самом деле было интересно и поучительно.
И Вовка записывал, расспрашивал, обменивался адресами.
Частенько Шурка знакомил его с кем-нибудь из юных опытников.
— Это Вова Горелов… из перегудовской школы. Слыхали про такого?
Ребята улыбались, пожимали Вовке руку и говорили, что очень рады познакомиться. Они без утайки рассказывали о своих делах, делились советами и даже сортовыми семенами. Девочка из Подмосковья подарила Шурке с Вовкой по початку своей знаменитой кукурузы, другая девочка — цветоводка — семена выведенных ею астр и гладиолусов, юннат из Витебской области отсыпал из мешочка по горстке крупнозернистой гречихи.
— Больше не могу, другим не хватит, — пояснил он. — Мы ведь сами с горстки начинали.
— Ого!.. — радовался Шурка. — А мы не с пустыми руками домой вернёмся. Ты береги семена-то, не потеряй. — И он принимался мечтать, как дома расскажет киреевским ребятам о своих новых друзьях, передаст семена, повторит опыты и заведёт переписку со многими юннатами. — Я и с тобой буду переписываться, — заявил Шурка. — Только обязательно отвечай.
— Это само собой… — отводя глаза в сторону, буркнул Вовка. Ему стало по-настоящему завидно и захотелось вот так же, как и Шурка, крепко подружиться с юннатами из лагеря, а потом приехать домой и порадовать перегудовских ребят новостями.
«А как же я могу?» — спохватился Вовка. Никто из ребят в Перегудове его не ждёт. Все считают, что он отдыхает у дедушки на Волге.
И зачем он только согласился поехать в лагерь по чужой путёвке? Согласился? А разве его кто уговаривал, понуждал? Он же сам захотел этого, сам умолял отца, сам «жал из него масло»…
До чего, оказывается, трудно ходить в обманщиках, жить под чужим именем! Что из того, если через день-другой Вовка сумеет показать ребятам, как делать прививки. А вдруг они спросят его ещё о чём-нибудь?..
Вовке стало до того не по себе, что он даже отказался пойти с Шуркой играть в футбол.
Через два дня Вовка снял повязку с руки, но, к его удивлению, никто почему-то не напоминал ему о прививках.
«Новичков много приехало… теперь не до меня», — успокоил себя Вовка и решил, что теперь до конца смены доживет без особых осложнений.
Прошло почти две недели, как он приехал в лагерь. Вовка загорел, поправился, упоённо играл в футбол, в заплыве на сто метров сумел взять первое место и теперь готовился к состязаниям с морским отрядом.
Он даже отослал отцу с матерью письмо, в котором впёрвые за все эти дни подробно описал и красоты южной природы, и свои успехи по плаванию, а также сообщил, как он поправился.
6
В воскресенье состоялись соревнования по плаванию. День был жаркий, душный, на горизонте подозрительно синели тучи.
Пионеры собрались на территории морского лагеря, у водного стадиона. Сотни белых панам, голубых рубашек и красных галстуков расцветили песчаный берег.
Вовка защищал честь пятого отряда. Подтянутый, смугло-смоляной от загара, в чёрных плавках и розовой купальной шапочке, он поднялся на старт, по сигналу судьи ринулся в воду и проворно заработал руками и ногами.
В этом стометровом заплыве Вовка решил не подкачать — пусть знают все ребята в лагере, что он тоже кое-что значит.
Вскоре Вовка на две головы опередил своих противников.
Болельщики из пятого отряда повскакали с мест и принялись поддерживать его восторженными возгласами.
Особенно старался Шурка Нефёдов.
— Жми, Вовка! — кричал он, размахивая руками. — Покажи класс, Горелов!
— Это какой Горелов? Откуда? — спросила у Шурки незнакомая девочка.
— А ты что, не знаешь? — удивился Шурка. — Из перегудовской школы, известный опытник.
— Из перегудовской! — Девочка вдруг сорвалась с места и, перепрыгивая через сидящих на песке пионеров, побежала к самому морю.
— Вовка, давай! — закричала она тонким голосом. — Жми, Ерошин-Взъерошин! Покажи им!
Вовка на какое-то мгновение повернул на голос голову, и этого было достаточно, чтобы пловец справа догнал его.
— Пожалуйста, без кличек. У него фамилия есть, — сердито заметила девочке шоколадная вожатая.
— Так это ж не кличка, — начала было девочка, но тут произошло неожиданное: мальчишка, догнавший Вовку, сделал сильный рывок и первым подошёл к финишу. Болельщики из его отряда шумно зааплодировали.
Вовка поднялся на помост вторым, оделся и, не глядя на судей, с мрачным видом сошёл на берег.
И тут он вновь услышал тонкий голосок:
— Здравствуй, Ерошин!
Вовка вскинул голову и замер. Перед ним стояла та самая девочка — черноглазая, с короткими косичками, с утиным носиком, которую он видел в Шумиловой роще, когда разыскивал Вовку Горелова.
Её, кажется, звали Нина Караулова.
Девочка приветливо улыбалась.
— И ты в лагере? — спросила она. — А ваши ребята говорили, что ты к дедушке уехал. На Волгу.
— Ну, и в лагере… — с неприязнью отозвался Вовка. — А что ж такого? Будто мне и отдохнуть нельзя…
— Нет, почему же… отдыхай на здоровье.
— А ты откуда свалилась?
— Я не свалилась. Просто приехала сегодня утром. По путёвке.
— И такой заплыв мне испортила. — Вовка зашагал в сторону от берега к кустам.
Девочка пошла за ним следом.
— Я ж как лучше хотела, — смущённо призналась она. — Все кричали, ну и я с ними. Да, а почему тебя здесь не Ерошиным, а Гореловым кличут?
Вовка побледнел: вот оно, начинается.
— Ну и кличут… а что ж такого. Чего ты свой утиный нос суёшь… — хрипло забормотал он и, чувствуя, что говорит совсем не то, с отчаянием махнул рукой. — Ну, и Горелов! Подкараулила всё ж Караулова… Иди вот к вожатому, расскажи ему. Я, мол, такой-сякой. Иди!
И, резко дёрнув плечом, Вовка юркнул в кусты. Ветки царапали его лицо, руки и ноги, хлестали по глазам, но он ничего не замечал.
И зачем он только пустился в объяснения с этой девчонкой? Всё же яснее ясного. Нинка Караулова отлично поняла, почему он попал в «Чайку», и сейчас обо всём расскажет вожатому. На вечерней линейке Миша сообщит пионерам об обманщике Вовке Ерошине, а завтра утром его посадят в автобус и отвезут к поезду.
Нет уж, лучше подальше от стыда, лучше не ждать такой позорной развязки!
Хоронясь за кустами, стараясь ни с кем не встречаться, Вовка пробрался к своему коттеджу и через окно залез в палату.
В рюкзаке у него лежала одежда, в которой он приехал в лагерь. Вовка переоделся, оставил на тумбочке лагерные трусы, рубашку и панаму, положил в рюкзак пакетики с семенами и тем же путём выбрался на улицу.
До обеда ещё оставалось часа три. Пока все пионеры у моря, он незаметно выберется из лагеря, сядет в автобус и через час будет на станции. Купит билет на поезд и — прощай лагерь, море, пляж. Только бы Нинка Караулова с вожатым не догнали его…
Вовка решил обхитрить их и направился не к первой, а ко второй автобусной остановке, что находилась подальше от въезда в лагерь.
Из-за гор наползла сплошная багровая туча, потянуло свежестью, заурчал гром. Вовка прибавил шагу. Осталось пересечь лагерный сад, миновать юннатский участок, перелезть через изгородь — и он у автобусной остановки.
Но туча двигалась ещё быстрее, чем Вовка, и вскоре закрыла солнце. Сверкнула белая молния, прокатился пушечный раскат грома, и стремительно полил дождь. Сначала он падал крупным частым горохом, потом принялся сечь землю жёсткими кручёными жгутами.
Вовка юркнул в какую-то дощатую будку — здесь лежали лопаты, носилки, весь юннатский инвентарь.
А ливень набирал силу. По наклонному участку с бульканьем побежали ручьи. Потом около каменной стенки, отделяющей опытный участок от шоссе, что-то с грохотом обрушилось, и пенистый, мутный поток воды ворвался на участок.
«Наверное, стенку прорвало», — догадался Вовка.
Поток тащил мусор, листья, траву, размывал грядки, вырывал с корнем цветы, посевы, пригибал к земле плодовые саженцы.
Вовка никогда ещё не видел такой бешеной воды.
«Где же сторож, ребята? Смоет же всё, унесёт…» — встревожился Вовка, выглядывая из будки. Но на участке никого не было.
Вовка сообразил, что ребята сейчас тоже сидят где-нибудь под навесом и пережидают ливень. Они и не знают, что здесь происходит. А ведь он-то, Вовка, видит, как буйствует поток, как он становится всё шире и злее. Вот он захватил делянку с арбузами, словно играя, сорвал несколько полосатых шаров и потащил их вниз…
Не выдержав, Вовка, сбросив с плеч рюкзак, схватил лопату и выскочил из будки.
Ливень перехватил ему дыхание. Пригнувшись, Вовка с трудом добрался по раскисшей земле до верхней границы опытного участка. И сразу стало ясно, что произошло.
Вода, стекавшая с гор, пробила в каменной стене большую дыру и с силой хлестала через неё на участок.
Вовка принялся звать людей. Никто не отзывался. Что же делать? Вовка перелез через стенку. Может быть, остановить проходящий по шоссе автобус и попросить пассажиров оказать помощь? Но ни одного автобуса не было. Тогда, может, сбегать за ребятами? Но пока бегаешь, бурный поток такое натворит на участке!..
Стиснув зубы, Вовка стал забрасывать отверстие в стенке раскисшей землёй. Но это было бесполезно — поток тут же уносил землю.
У обочины шоссе Вовка заметил кучу камней и какие-то старые доски.
Подтащив доски, он попытался закрыть ими пробоину в стенке, но поток сразу же отбросил доски в сторону. Значит, надо привалить к ним камни. Как можно больше камней. И Вовка, прижимая к груди тяжёлые булыжники, без конца таскал их от кучи к стенке. Сто шагов туда, сто обратно…
Наконец отверстие в стенке удалось заложить досками и завалить камнями. Но упрямый поток не хотел сдаваться — вода, хотя и с меньшей силой, всё ещё прорывалась на участок.
Вовка принялся таскать булыжники из другой кучи, которая была ещё дальше. Ноги его разъезжались по грязи, он то и дело спотыкался, насквозь промок, измучился и думал только о том, хватит ли ему камней.
Он даже не заметил, как около него появились вожатый Миша, Нина Караулова и Шурка Нефёдов.
— Вова… А мы тебя ищем, ищем… — испуганно сказала девочка, хватая его за рукав. — Куда ты убежал?..
— Ого! — обрадовался Шурка, кивая на завал из камней у стенки. — А ты это здорово придумал — поток перекрыть!..
— Сядь, Вова, отдохни, — заметив его измученный вид, сказал вожатый. — Мы без тебя доделаем.
Но Вовку было уже не остановить.
— Ещё камней надо! Больше камней!
Вчетвером они притащили к стенке ещё с сотню булыжников. Побурлив, поток наконец свернул в сторону, побежал вдоль каменной стенки и, отыскав новую дорогу, устремился в овраг.
Ливень начал стихать.
Вожатый с ребятами перебрались на опытный участок. Поток больше не бесчинствовал здесь, от него осталась одна лишь сырая глубокая канава, пробороздившая участок.
— Да, наделал ливень беды, — вздохнул Миша и велел Шурке бежать за пионерами, собирать их по тревоге. — Будём приводить участок в порядок. — Он кивнул Вовке. — А ты отправляйся в палату. Переоденься, обсушись!
— А почему он не в форме? — спросил Шурка, подозрительно оглядывая Вовкину домашнюю одежду.
— А он нарочно переоделся… Из-за ливня, — торопливо сказала Нина. — Ведь правда, Вова?
Вовка молчал.
Шурка побежал за пионерами.
Протерев очки, Миша вопросительно уставился на Вовку.
— В самом деле, почему ты в домашней одежде?
Вовка тяжело вздохнул — теперь уж всё равно скрывать незачем.
— Домой я собрался, — с трудом выдавил он. — Сами знаете почему… Нинка вам, поди, всё рассказала… Никакой я не Горелов!
— Та-ак… понятно, — протянул Миша. — А мне и рассказывать не надо. Я уже давно замечал, что ты не тот, за кого себя выдаёшь. Нина только подтвердила это…
— Замечали? — опешил Вовка. — А чего ж из лагеря меня до сих пор не выгнали?
— Выгнать — это проще простого, — задумчиво сказал Миша. — Ты вот о другом скажи… Понял ли ты что-нибудь, пока в лагере жил? Научился ли чему?
Вовка молчал.
— А по-моему, понял, что под чужим именем не проживешь, — продолжал вожатый. — На чужой славе не выедешь. В жизни всё надо самому добывать, без обмана, по-честному.
— Уеду я, коли так. — Вовка безнадёжно махнул рукой. — И пусть дома ребята что хотят со мной делают.
— Разговор у вас, конечно, будет серьёзный. Но уезжать тебе, пожалуй, не стоит. Живи до конца срока, осталось уже немного. И, главное, позаимствуй у ребят всё хорошее, чтоб не с пустыми руками домой вернуться. Да и сам с ними поделись, чем богат.
— А что я умею?
— Садовник говорит, что ты отлично прививать научился. Вот и покажи ребятам.
— Нет, за Горелова я не могу.
— А ты не за Горелова… Сам за себя, за Вовку Ерошина.
— За Ерошина? — оторопел Вовка. — Это что ж… мне признаваться во всём?
— Так ты же, Вова, не робкого десятка, — улыбнулся Миша. — Ливня с грозой не испугался, поток остановил. Вот и испытай ещё один ливень…
В этот же день на вечерней линейке за спасение опытного участка во время ливня вожатый объявил пионеру Вове Ерошину благодарность.
— А сейчас вы узнаете, кто такой Вова Ерошин, — сказал Миша, — и он объяснит, почему две недели жил в лагере под чужим именем и что из этого получилось.
Отряд замер. Из строя вышел Вовка Ерошин и обернулся к ребятам…