Мамаев омут — страница 4 из 8

[1]

Делегат на слёте

Делегаты приезжали загорелые, обветренные, с поцарапанными руками. На вокзале их встречали с оркестром.

Голубые автобусы бежали по городу и пели, как патефоны: делегаты не умели ездить без песен.

В эти дни песни звучали на улицах, в парках, в столовых и даже в бане, куда делегатов водили строем. Но особенно громко доносились они из здания городского театра, на фронтоне которого во всю длину фасада колыхалось длинное кумачовое полотнище — «Добро пожаловать», а вход украшали два огромных фанерных снопа с золотыми колосьями.

В фойе театра была устроена выставка. Пурпурные помидоры, огурцы и кабачки невиданных размеров, тыквы с добрый ушат, огромные кочаны капусты, высокие стебли кукурузы, тугие снопы пшеницы, овса, ячменя, льна, клетки с кроликами и кудахтающими курами и многое другое — всё это как бы говорило: «Смотрите, что могут старательные, умелые руки ребят!»

Шло очередное заседание областного слёта юннатов. Делегаты утопали в мягких бархатных креслах.

На сцене за длинным столом, заваленным подарками для юннатов — книгами, приёмниками, коробками и свёртками, — сидели члены президиума.

Председательствующий — один из секретарей обкома комсомола, молодой парень в белой рубашке с расшитым воротом, — энергично потряс колокольчиком и объявил:

— Областной слёт юннатов продолжает свою работу. Слово предоставляется делегату апраксинских пионеров Алёше Окунькову.

Над ровным рядом ребячьих голов, как из-за ширмы, появился маленький, вихрастый, белобрысый мальчишка и решительно устремился к сцене. Однако голос из президиума несколько охладил его.

— Перед тем как дать слово очередному оратору, есть предложение проделать гимнастику! Возражений нет? — спросил председательствующий.

— Нет! — единодушно ответил зал.

Все встали. Один из членов президиума подошёл к рампе и вытянул руки вверх. Его движение повторили все — члены президиума и делегаты.

Под доносящуюся со сцены команду: «Руки в стороны, ладони вверх, медленный вдох» — Алёша Окуньков поднялся на сцену, взошёл на трибуну и, положив перед собой смятую бумажку — рапорт, стал разглаживать её вспотевшими от волнения ладонями.

Гимнастика завершилась дружными, согласными аплодисментами.

Пока зал успокаивался, Алёша деловито примеривался к трибуне. Она была ему явно не по росту. Сидящие в партере увидят один только торчащий вихор делегата апраксинских пионеров. Это, конечно, Алёшу не устраивало. Обнаружив внутри трибуны подставку, он взобрался на неё. Но и теперь Алёше не видны были первые ряды партера. Тогда он опрокинул подставку на ребро и, опершись руками о трибуну, взобрался на это шаткое сооружение. Теперь каждому делегату Алёша был виден как на ладони. Окинув притихший зал строгим взглядом, Алёша собрался было начать свою речь, но вовремя опомнился. Как заправский оратор, он первым делом налил из стоящего на трибуне графина полный стакан воды, выпил её до последней капельки, потом тяжело отдышался и начал:

— Товарищи делегаты! Разрешите мне… передать вам… от пионеров Апраксинского колхоза…

Алёше показалось, что в зале его плохо слушают, и он повторил приветствие с ещё большим чувством:

— Разрешите мне передать вам от пионеров Апраксинского колхоза… горячий, пламенный… привет!..

При этом он так сильно выдохнул воздух, что лежащая перед ним бумажка с рапортом вспорхнула, как испуганная птица, и стремительно улетела куда-то в оркестр, под сцену. Алёша потянулся за улетающей бумажкой, шаткая подставка под ним опрокинулась, и он исчез с глаз сидящих в зале делегатов.

Делегаты захохотали. Из президиума кто-то жестом указал музыкантам на улетающую бумажку. Дирижёр, не разобравшись, в чём дело, взмахнул руками, и оркестр грянул туш.

Это был критический момент. Будь Алёша Окуньков менее решительным и менее находчивым человеком, слёт так бы ничего и не узнал о делах апраксинских пионеров. Пока оркестр гремел, а делегаты хохотали, Алёша, красный от смущения, тронул за плечо одного из членов президиума:

— Дяденька, дайте мне стульчик на немножко!

«Дяденька» охотно уступил ему стул и даже помог на него взобраться.

Тогда-то Алёша и показал, на что он способен.

— Товарищи делегаты! — горячо заговорил он, окинув расшумевшийся зал строгим взглядом. — Мы зачем сюда приехали? Для дела, для обмена опытом. Какой же может быть смех! Давайте серьёзно. Я вам скажу про наши достижения… Знаете, какие наши апраксинские пионеры яблоки вырастили? Во! Одно съешь — и больше не захочешь. Или, скажем, поросята. Мы одного такого боровка выкормили — колхозники только ахали. А уж как завизжит боровок — все уши зажимают… Нам правление премию выдало…

— За что премию-то? — перебил Алёшу чей-то голос из зала. — За то, что визжит здорово?

— Не за визг, а за чистое сало… — с досадой ответил Алёша.

Ему очень хотелось захватить внимание делегатов и рассказать им такое, чтобы они слушали его затаив дыхание.

— Это что! У нас ещё и не такие достижения имеются… — продолжал Алёша и, не зная, что сказать, оглянулся по сторонам.

Недалеко от него один из членов президиума рассматривал связку сусличьих шкурок.

— Вот, например, возьмём сусликов. Вы тут в ладоши хлопали одной делегации… Они много сусликов уничтожили… премию им выдали. — В голосе Алёши неожиданно зазвучала горечь и обида. — А может, другие ещё больше уничтожили!..

В зале стало тихо.

— Интересно, сколько же вы уничтожили? — с любопытством спросил кто-то из делегатов.

— Да если хотите знать, — распалившись, бросил Алёша в притихший зал, — наши апраксинские пионеры истребили по заданию колхоза этих самых сусликов… этих злостных вредителей колхозного хлеба… три…

— Сколько, сколько? — переспросили из зала.

— Три… — От волнения у Алёши перехватило дыхание.

— Подумаешь! Герои! — раздался иронический голос.

— Герои?! А вы что думаете? Наши ребята знаете какие? Наши ребята… — вспылил Алёша.

Но его снова перебил какой-то делегат. Сложив ладони рупором, он гулко прокричал из зала:

— Сколько сусликов уничтожили?

— Я вам сейчас скажу… — задыхаясь от волнения, проговорил Алёша и замялся. — Три…

— Три суслика! — крикнул кто-то, и в зале раздался дружный смех.

— Тихо вы! — донёсся из зала другой голос. — Дайте же человеку договорить!

— Дайте же договорить! — взмолился Алёша. — Наши пионеры истребили три…

— Опять двадцать пять! — донеслось из зала.

— Не двадцать пять, а тридцать тысяч!.. — с отчаянной решимостью выпалил Алёша и с вызовом посмотрел в зал.

И что тут стало с делегатами! Поднявшись как по команде, все разом, они долго и оглушительно хлопали в ладоши, кричали «ура», «браво». А трубы, трубы… Они после очередного туша, наверно, охрипли навсегда.

К Алёше подкрался фотокорреспондент с аппаратом и ослепил его вспышкой магния в тот самый момент, когда председательствующий, перегнувшись через стол, крепко пожимал руку делегату апраксинских пионеров.

Делегат дома

В избе Окуньковых на столе лежали подарки — гармонь, стопка книг, набор карандашей, тетради, коробка с конфетами.

Алёша, свернувшись клубочком и посапывая, сладко спал в кровати. По его загорелому лицу пробегали тени трепещущих за окном листьев берёзы.

К Алёше подошла мать, Евдокия Павловна, высокая спокойная женщина средних лет, и тронула его за плечо:

— Лёша… сынок… делегат!

Алёша только улыбнулся во сне.

— Слышь, Алёша! Вставай!

Наконец Алёша начал медленно потягиваться и вдруг, как от толчка, внезапно вскочил, бросил взгляд на будильник и ужаснулся:

— Ой! Проспал! Ну чего ты, мамка, раньше меня не разбудила! Просил же тебя… Сейчас ребята, наверно, придут…

— Здесь уж они, твои ребята… В сенях ждут, — сказала мать.

Алёша заметался по комнате:

— Запри дверь. Не пускай пока! Я сейчас…

— Некогда мне твои команды выполнять, — отмахнулась мать и вышла из избы.

— Нельзя! Подождите! — замахал Алёша руками на ребят, заглянувших в избу. — Сейчас. Имейте терпение.

Алёша торопливо умылся, пригладил волосы, надел новый костюм, туго затянулся ремнём, повязал пионерский галстук.

Потом наивыгоднейшим образом расположил на столе все подарки, полученные на слёте, и, не в силах подавить сияющую улыбку, распахнул дверь:

— Входите! Можно! Все входите! Не стесняйтесь.

Первой переступила порог Саня Чистова. За ней — стриженый, сумрачный Ваня Сорокин, толстушка Людмилка. Неловко потоптавшись, вошли и остальные пионеры.

— Юные пионеры, будьте готовы! — оглушительно приветствовал их Алёша, словно перед ним были не апраксинские друзья-пионеры, а пятьсот делегатов областного слёта юных натуралистов.

Но ребята почему-то замерли у порога и молча переглянулись. Только маленькая Людмилка с жёсткими, торчащими косичками негромко, пискливым голоском начала:

— Всегда гото… — но, не встретив поддержки, спряталась за спину Сани Чистовой и оттуда с любопытством посматривала на стол: что это там за красивые коробки?

— Какой ты новенький!.. — неопределённо вздохнула Саня.

Алёша понимал, что товарищи, как видно, подавлены его успехом. Он жестом пригласил ребят подойти ближе к столу и снисходительно спросил:

— Ну, как вы тут без меня? О слёте слыхали? Слёт что надо… Я, конечно, с решающим… Выступать пришлось.

Но ребята по-прежнему молчали и какими-то странными, чужими глазами смотрели на Алёшу, на гармонь, книжки, лакомства. Алёша поспешно раскрыл коробку с конфетами и обошёл ребят.

— Берите, не стесняйтесь… подарки на всех дадены! Да берите же…

Но Саня Чистова резким движением спрятала руки за спину и опустила голову. Людмилка, жалостливо взглянув на Алёшу, с усилием проглотила слюну и, тяжко вздохнув, отрицательно покачала головой. Сухой, с тонким носиком Ваня Сорокин смотрел поверх Алёшиной головы и делал вид, что не замечает протянутой ему коробки.

Несколько растерянный, Алёша схватил гармонь:

— А гармошку видели — первый сорт. Хотите, я вам сыграю?

— Давай уж пока без музыки, — строго сказал Ваня Сорокин и, забрав у Алёши гармонь, поставил её обратно на стол. — Ты лучше скажи, за что тебе так много надарили всего?

— Как — за что? — удивился Алёша. — За нашу юннатскую работу…

— И за сусликов?

— Ага!..

— А за сколько сусликов? — настойчиво допытывался Ваня.

— За три тысячи…

— Сколько, сколько?

— Три тысячи… — не очень уверенно, чуя недоброе, ответил Алёша. — Как в рапорте было, так и говорил…

От наступившей тишины и пытливых взглядов Алёшу бросило в жар.

— Три… Ну вот ей-ей… Зачем мне врать?.. — И, переходя на менее скользкую тему, он продолжал: — А музыка как рявкнет!

— Рявкнет? — насмешливо переспросил Ваня.

— Ага… — повторил Алёша. — Обещали в газете напечатать…

— Уже напечатали! — Ваня вытащил из кармана газету и протянул её Алёше.

Тот впился в газету глазами. Под заголовком «Славные дела апраксинских пионеров» была помещена большая заметка, в которой слова «тридцать тысяч сусликов» были обведены красным карандашом.

— Неправильно напечатано, — нахмурился озадаченный Алёша. — Лишний нуль выдумали…

— А это тоже выдумали? — спросил Ваня, показывая на фотографию в газете, на которой приветливо улыбающийся работник обкома комсомола пожимал Алёше руку.

— Нет, не выдумали. Такое было… — От воспоминаний лицо Алёши расплылось в улыбке, но он быстро спохватился: — А тридцать тысяч неправильно… не говорил я этого… не помню, — всё более путаясь, заговорил Алёша и наконец уже совершенно жалобно произнёс: — А музыка как…

— …рявкнет! — закончил Ваня. — Понятно!

— Что — понятно? — переспросил Алёша.

— Любишь ты приврать, — жёстко сказал Ваня. — Особенно если под музыку.

— Я? Приврать? — вспыхнул Алёша, бросаясь к Ване. — А ну, скажи ещё раз! — скажу! Зря тебя на слёт посылали. Напутал там, нахвастал… Опозорил всех нас…

— А тебе завидно, что не тебя на слёт выбрали! — закричал Алёша. — Ты мне всегда завидуешь… Всегда ножку подставляешь…

— Я? Тебе? Ножку? — побледнел Ваня и, в свою очередь, подался к Алёше.

— Ребята, да вы с ума сошли! Разойдитесь! — прикрикнула на них Саня и, втиснувшись между взъерошенными мальчишками, растолкала их в стороны. — А может, и впрямь в газете опечатка…

— Эх ты… делегат! — бросил Ваня Алёше и подал знак пионерам: — Пошли, ребята. На сборе поговорим…

Пионеры тихонько вышли. Саня, задержавшись у порога, с жалостью посмотрела на Алёшу, покачала головой и тоже ушла.

Делегату горько

Оставшись один, Алёша долго ходил по избе, потом рассеянно взял из коробки конфету, поднёс её ко рту, но вдруг, опомнившись, положил обратно. Закрыв коробку крышкой, он попытался завязать её подобранной с полу розовой шёлковой ленточкой.

В окно заглянул Миша Чистов, коренастый, с поцарапанным лицом, плутоватого вида паренёк в кожаной фуражке.

— Делегату наше вам! С приездом, Окунёк! — радушно приветствовал он Алёшу, перевесившись через подоконник.

— Здорово! Чего тебе? — хмуро ответил Алёша.

— Говорят, гармонь из города привёз? — ухмыльнулся Мишка, с интересом рассматривая подарки на столе. — А скажи, за сто тысяч сусликов могли бы тебе велосипед подарить?

— Что? — грозно посмотрел на него Алёша.

— Дали же тебе гармонь за тридцать тысяч… — простодушно пояснил Мишка. — А ты бы сказал: «Сто тысяч». Что тебе стоило?.. И получил бы велосипед. Эх, Окунёк, прогадал ты малость! — И Миша, обернувшись назад, кому-то весело подморгнул.

За окном раздался ребячий смех.

— А ну, пошёл отсюда! — рассердился Алёша и, бросившись к окну, столкнул Мишку с подоконника.

Но через минуту тот снова появился в окне:

— А подарочки-то, Окунёк, придётся мне отдать. Что, непонятно? Кто три тысячи сусликов набил? Я, Мишка Чистов. А вы со своим Ваней Сорокиным всё больше заседали да планы составляли.

Тут Алёша окончательно вышел из себя, захлопнул створки рамы и запер их шпингалетом.

Где-то рядом затарахтел мотоциклетный мотор. Затем он стих. В дверь раздался настойчивый стук. Открыв дверь, Алёша увидел незнакомого мужчину — полного, круглолицего, в брезентовом плаще, с тугим портфелем под мышкой.

— Вам кого?

— Окуньковы здесь живут? — солидным воркующим баском спросил незнакомец.

— Здесь. Только мамки нету. Она на ферму ушла.

— А мне, между прочим, Евдокия Павловна не требуется. Меня интересует Алексей Митрофанович.

— Кто-кто?

— Алексей Митрофанович Окуньков, — пояснил незнакомец. — Что, не знаете такого?

Алёша растерянно покачал головой.

— Ну, а как тебя, к примеру, зовут? — улыбаясь, спросил незнакомец.

— Меня?.. Меня Алёшей… Ой, так это я ж Митрофанович! — догадался Алёша. — А зачем я вам?

— Ну, вот и познакомились! Очень приятно! — Незнакомец вошёл в комнату и, протянув Алёше руку, представился: — Курдюков. Кузьма Степанович. Агент-заготовитель. Покупаю по прейскуранту системы «Заготкожсырье» шерсть, рога, копыта, щетину, перо, пух, кожи и тому подобное… Проезжаю мимо и вдруг узнаю, что здесь, можно сказать, под боком, происходят такие необыкновенные дела. Шутка ли сказать — тридцать тысяч сусличьих шкурок!..

— Дяденька! — попытался перебить заготовителя Алёша.

Но тот, вытерев огромным клетчатым платком вспотевшую бритую голову, продолжал:

— И откуда узнаю? Из прессы. А я, грешный, и не догадывался. Да и как догадаться, если вы сами молчали. Однако я хочу вам напомнить, что если вы сдадите мне шкурки в ближайшее время и если вся продукция будет соответствовать принятому стандарту, то весь ваш юннатский коллектив во главе с тобою получит, согласно прейскуранту, крупное денежное вознаграждение, а также ценные премии.

— Дяденька… — начал было Алёша.

— Больше задерживать тебя не стану, — осклабился заготовитель. — Тем более, тороплюсь… Приеду за шкурками в самое ближайшее время. Прошу всё подготовить, согласно инструкции. — Он сунул растерянному Алёше какую-то бумажку и браво отсалютовал: — До скорой встречи! Желаю успеха! Привет твоим боевым товарищам!

Сбитый с толку Алёша ошалело посмотрел на бумажку, вполголоса прочёл текст: «Порядок сдачи сусличьих шкурок…»

За окном раздалось тарахтенье мотоциклетного мотора.

Алёша выбежал на крыльцо и, размахивая инструкцией, закричал:

— Дяденька, погодите! Я вам всё объясню!..

Но заготовитель, похожий на птицу, в раздуваемом по ветру плаще, уже умчался на своём мотоцикле.

Алёша вернулся в избу, взглянул в зеркало. Лицо было унылое, красное, галстук сбит на сторону, костюм измят.

— Знаменитый… делегат! — высунув язык, передразнил Алёша сам себя и погрозил зеркалу кулаком.

Потом он взял гармошку и ушёл в огород, к старому погребу. Здесь было пустынно и тихо. На грядке стояло одноногое лохматое чучело. Хромой телёнок, привязанный к изгороди, лениво щипал траву.

Алёша припал щекой к гармошке и заиграл что-то грустное. Никакой он не знаменитый, а просто несчастный человек. И всегда-то ему не везёт! Захочет Алёша сделать для других что-нибудь хорошее, а получается почему-то наоборот. Вот и сейчас: пионеры говорят, что он хвастун, отказались от подарков, оставили его одного… А какой же он хвастун? Если бы ребята только слышали, как делегаты на слёте хлопали в ладоши, как играли трубы!.. Разве можно тогда было уследить за каждым словом? И если Алёша что-то преувеличил, так он же старался не для себя, а ради всех апраксинских пионеров…

Неожиданно раздался лёгкий треск. Раздвинув тычинник, в огород просунула голову Саня Чистова.

— Тебе чего? — хмуро спросил Алёша, но в душе ему было приятно, что девочка не забыла его.

Саня подошла поближе.

— Знаешь, что я придумала? — решительно сказала она. — Надо письмо в газету написать. Так, мол, и так — опечатка получилась насчёт сусликов. Лишний ноль прибавили, просим исправить…

Алёша, опустив голову, молчал.

— Я уже написала. — Саня протянула Алёше исписанный лист бумаги. — Вот посмотри. И давай сейчас же отправим.

— Не надо, — мрачно сказал Алёша, отстраняя письмо.

— Почему? — удивилась Саня. — Ты же говорил точно по рапорту? Ведь правда?

— Нет… — плачущим голосом признался Алёша. — Рапорт у меня унесло…

— Ветром сдуло?

— Не ветром, а дыханием. Дыхнул я… Вот так: «Привет!» — показал Алёша. — Ну и унесло рапорт с трибуны. Я, наверно, всё и перепутал…

— Ой, что же ты наделал! — испуганно вскрикнула Саня и опустилась на траву рядом с Алёшей.

Слушали — не постановили…

Ваня был недоволен: на сбор пришло всего восемь пионеров, хотя на улице большая группа ребят азартно гоняла футбольный мяч.

«Это всё Мишка Чистов срывает! Сам на сборы не ходит и другим мешает!» — с неприязнью подумал Ваня, прислушиваясь к крикам футболистов за окном.

Председателем совета отряда Ваню Сорокина избрали перед началом каникул. Он рьяно принялся за работу, то и дело созывал отряд для составления планов летних мероприятий. Но это не помогло. Ребята всё реже являлись на сборы, всё громче зевали во время бесед. Тогда Ваня сам составил план. Но ребята без всякого плана купались, ловили рыбу, ходили в лес за ягодами и грибами, помогали в поле колхозникам и почти совсем забыли, что у них есть пионерский отряд и строгий председатель Ваня Сорокин…

Оглядев собравшихся пионеров, Ваня вздохнул и объявил сбор открытым.

— Первый вопрос на повестке дня — насчёт делегата Окунькова, — сказал Ваня. — Но сначала я вам почитаю письма…

Он достал пачку писем и монотонным голосом принялся читать:

— «Знаешь ли ты, Алёша Окуньков, какое большое дело сделал ты и твои друзья? Ведь один суслик, особенно в засушливое лето, способен уничтожить до пятнадцати килограммов зерна. Если эту цифру помножить на цифру уничтоженных вами вредителей — тридцать тысяч… — Ваня повысил голос и взглянул на Алёшу (тот при словах “тридцать тысяч” поморщился, как от зубной боли), — то каждому станет ясно, — продолжал Ваня, — какое большое дело вы сделали. Спасибо вам, ребята! Очень прошу вас написать моим ученикам подробное письмо о том, как вы организовали охоту на сусликов.

Учительница лотошинской школы Мария Степановна Четунова».

Ваня отложил в сторону письмо и взял другое:

— «Дорогой Алёша Окуньков! Я прочитала про тебя в газете и всё время думаю о тебе и твоих товарищах. Хочется быть такой же, как вы, отважной и стойкой, и так же хорошо помогать родному колхозу. Даю слово с будущего учебного года учиться только на “хорошо” и “отлично”. Давай будем переписываться. Твою фотографию я вырезала из газеты и храню на память. А меня в газетах пока ещё не напечатали, и я посылаю тебе свою фотографию просто так.

Ученица пятого класса “Б” Тамара Мотылькова».

Усмехнувшись, Ваня протянул Алёше письмо и фотографию:

— Письмо личного порядка… Можешь забрать себе.

— Ой, какая курносая! — фыркнула Людмилка, успев взглянуть на карточку.

Алёша сунул руки в карманы и не взял ни письма, ни фотографии.

— Идём дальше! — строго сказал Ваня. — Оглашаю телеграмму! «Апраксино. Школа. Председателю совета отряда. Отвечайте срочно, когда может приехать наша делегация для изучения опыта ловли сусликов. Новопетровские юннаты».

Наступило тягостное молчание. Пионеры старались не смотреть друг на друга — один сосредоточенно изучал свою ладонь, другой упёрся взглядом в стену, третий искал что-то глазами на потолке.

Неожиданно за окном раздался велосипедный звонок, потом весёлый девичий голос:

— Привет юннатам-делегатам! Принимайте вечернюю почту! — В окне показалась девушка-письмоносец. — Тут вам целая куча писем. А ну-ка, держите! — И, роясь в почтовой сумке, она стала извлекать оттуда письма, бормоча сёбе под нос: — «Окунькову Алексею… делегату Окунькову… пионеру Алёше Окунькову… Совету пионерского отряда…» Одиннадцать писем, пять открыток, две телеграммы, один заказной пакет. Прошу расписаться. Вот здесь.

Пока Ваня расписывался, девушка с весёлым любопытством внимательно разглядывала ребят.

— А где же тут у вас знаменитый делегат Окуньков? Вот этот, что ли? — кивнула она головой на прижавшегося к стене Алёшу. — Ой, не могу! — прыснула в кулак девушка и, разогнав кудахтающих кур велосипедным звонком, умчалась, крикнув на прощание: — До свиданья! До завтрашней почты!

Ваня принялся разбирать полученные письма. Одно из них, в пакете из толстой бумаги, особенно привлекло его внимание. Он разорвал конверт и, просмотрев письмо, часто заморгал глазами и от растерянности присел на стул.

— Что там? — встревоженно спросила Саня Чистова и, взяв у Вани письмо, медленно прочитала: — «Обком комсомола предлагает вам срочно выслать все материалы об успешной борьбе вашего пионерского отряда с вредителями сельского хозяйства».

Ребята растерянно переглянулись.

— Говорил я! — назидательно заметил Ваня. — Не надо было Окунькова на слёт посылать.

— А ты зачем в рапорте про сусликов написал? — запальчиво выкрикнул Димка Ухваткин. — Это их Мишка набил, а мы всё ещё собираемся…

— Рапорт я от всех апраксинских пионеров писал… Понимать надо, — сухо ответил Ваня. — В общем, дело ясное!.. Кто хочет взять слово? Нет желающих? Тогда я скажу. — Он поднялся и в упор посмотрел на Алёшу, отчего тот зябко поёжился. — Предлагаю следующее. Первое — написать в газету и в обком, что Окуньков всех обманул. Второе — подарки отослать обратно в город. Третье — исключить Алексея Окунькова из пионеров…

— Меня? Из пионеров?! — Алёша вскочил. Волнение перехватило горло, на глазах выступили слёзы, и он не помня себя бросился к двери.

— Алёша! Куда? Вернись! — крикнула ему вслед Саня Чистова.

Но мальчик уже исчез. Девочка резко обернулась к Ване:

— Да ты… ты подумал, что говоришь? Исключить!.. Да как это можно! Алёша и сам не рад, что так получилось…

— Эх ты, жалельщица! — усмехнулся Ваня. — Окуньков нас опозорил, а мы его покрывай!

— Не покрывать — помочь Алёше надо, а не гнать от себя! — горячо заспорила Саня. — Он же нам товарищ или нет?

— Помочь? — переспросил Ваня. — Это как же?

Саня растерянно пожала плечами:

— Ну, я не знаю… надо что-нибудь придумать.

— А я знаю, — подняла руку Людмилка. — Надо поймать тридцать тысяч сусликов, вот и всё.

— Чего-чего? — изумился Ваня. — Уж не ты ли их поймаешь?

— Нет, я их боюсь! Они кусаются… — чистосердечно призналась Людмилка.

— А боишься, так и молчи! — оборвал её Ваня.

— А правда, ребята, — сказала Саня. — Давайте уничтожим тридцать тысяч! И колхозу поможем, и Алёшу выручим.

— Да ты что, смеёшься? — вышел из себя Ваня. — Ловить-то кто будет? Людмилка или Федя?

— А что Федя? — подал голос уязвлённый Федя Четвериков, широколицый, добродушный подросток. — Федя, если хочешь знать…

— …выдумает что-нибудь, да? Знаем мы твои изобретения! Видели! И вообще я тебе слова не давал, — перебил его Ваня.

— А мне твоего слова и не надо, — обиженно надулся Федя.

— Мишку можно попросить помочь! — не очень уверенно предложила Саня.

— Уж твой Мишка поможет!.. Срывщик он и заводила! — с досадой махнул рукой Ваня и обернулся к окну — с улицы доносились возмущённые крики и ругань. — Вот, полюбуйтесь, опять драка!

— Где? Что? — встревожилась Саня и бросилась к двери.

За ней устремились другие пионеры.

— Объявляю сбор закрытым! — крикнул им вслед Ваня и сокрушённо покачал головой. — Слушали и ничего не постановили… Ну никакой дисциплины!..

«Гроза сусликов»

Но Ваня, оказывается, ошибся — никакой драки на улице не было.

Когда Саня и ребята подбежали к футболистам, они застали такую сцену.

Перед Мишкой Чистовым стоял толстый, неуклюжий Стёпа Соломин и, вытирая рукавом распаренное, багровое лицо, смущённо объяснял, что он совсем не виноват: целился по воротам, а мяч почему-то изменил направление и улетел в огород к тётке Спиридонихе.

Мишка, одетый как заправский футболист — в трусах, в чёрных гетрах и в огромных поношенных отцовских башмаках, — не выпуская изо рта судейского свистка, пренебрежительно процедил:

— Эх ты, Солома! Не умеешь играть — сиди на печке… А сейчас — марш за мячом!

— Так, Мишка же!.. — взмолился Стёпа. — Знаешь, какая там собака…

— Меня это не касается! — Мишка сделал угрожающий жест. — А ну! Считаю до трёх. Ра-аз…

Стёпа, прихрамывая на ушибленную ногу, нерешительно направился к огороду и заглянул через изгородь. И сразу же из глубины огорода послышался хриплый лай, и среди вишневых деревьев мелькнула здоровенная, с доброго телёнка, собака. Стёпа отскочил от изгороди и растерянно посмотрел на ребят. Оставалось только одно: пойти к тётке Спиридонихе и попросить, чтобы она вынесла из огорода мяч.

Но этого Стёпа сделать не мог: только позавчера футболисты разбили у неё стекло и старуха объявила мальчишкам непримиримую войну.

— Два-а? — скомандовал Мишка.

Сане стало жалко Стёпу, и она сердито посмотрела на брата:

— Подумаешь, хозяин какой! Купил мяч и распоряжается всеми!

— Это вы, Александра Егоровна? — прищурив глаза, насмешливо спросил Мишка. — Ну, как там у вас? Всё заседаете?.. — И он опять обернулся к Стёпе: — Два с половиной…

Саня хотела ещё что-то возразить брату, но, видя, что это бесполезно, сказала только:

— Не слушай его, Стёпа! — и побежала к дому Спиридонихи. Зачем, она и сама не знала, но ей очень хотелось хоть немного проучить Мишку.

К счастью, старухи Спиридонихи дома не было. Саня вызвала из избы её внучонка Васю и уговорила его принести из огорода футбольный мяч. Вася охотно это сделал.

Чувствуя на себе благодарный взгляд Стёпы, Саня не без торжества бросила тугой жёлтый мяч мальчишкам. Те оживились и заняли свои места, чтобы продолжать игру.

Но Мишка ловко на лету перехватил мяч и принялся его расшнуровывать.

— Хватит, побуцали. Опять загоните в огород, а доставать нет вас, — сказал он и выпустил из камеры воздух.

«Ну и жадюга ты!» — чуть было не сказала Саня, но вовремя спохватилась. Она сегодня решила по-серьёзному поговорить с Мишкой.

Уже не первый раз пытается она это сделать, и всё напрасно.

Ещё не так давно Мишка был мальчишка как мальчишка: шустрый, немного озорной, драчливый, но, в общем, хороший товарищ. Но с некоторых пор его как будто подменили.

А началось это с того, что в начале лета, когда школьников распустили на каникулы, Мишка поссорился с Ваней Сорокиным. Ваня сказал, что пионерам надо жить дружно, составить план работы, почаще собираться вместе, проводить беседы, аккуратно вести дневник и читать коллективно газеты. Мишка озорно рассмеялся, назвал Ваню писарем и канцеляристом и сказал, что подарит ему бутылку чернил и два кило бумаги для протоколов и постановлений. Он предложил ребятам без всякого плана ходить ловить рыбу, водить в ночное лошадей, пасти телят, уничтожать в поле сусликов.

Ваня ответил, что Мишка всегда спешит, «зарывается», а надо, чтобы всё делалось по плану и организованно. Мишка махнул на Ваню рукой и занялся ловлей сусликов.

Дело это ему очень понравилось, особенно после того, когда он, сдав на заготовительный пункт первую сотню сусличьих шкурок, получил сахар, мануфактуру, деньги.

Целыми днями Мишка пропадал в поле, ставил силки, капканы и возвращался домой, обвешанный, как боевыми, трофеями, сусличьими шкурками.

Лицо его загорело, обветрилось, нос облупился. Колхозники почтительно называли Мишку «защитником урожая», «грозой сусликов». Юный охотник почувствовал себя важной фигурой, к ребятам стал относиться снисходительно, считая, что они занимаются сущими пустяками.

Мишка приобрёл в сельмаге патефон с пластинками, проигрыватель, футбольный мяч, сделал подарки матери и отцу…

Карманы у Мишки постоянно были набиты леденцами, семечками, кедровыми орешками, которыми он щедро одаривал своих приятелей. Вот и сейчас группа ребят покорно следовала за Мишкой, упрашивая его дать им футбольный мяч хоть на полчасика.

Мишка отмалчивался.

Саня догнала брата и пошла с ним рядом:

— Мне надо поговорить с тобой…

— Поговори, — снисходительно усмехнулся Мишка.

— Ты пионер или нет? — строго спросила Саня.

— Ну, пионер… Если вы там ещё не исключили меня.

— А тебе я сестра родная или нет?

— Ну, сестра… Куда ж от тебя денешься?

— А товарищей ты выручить можешь?

— Ты к чему это подъезжаешь? — насторожился Мишка.

Саня рассказала о том, что произошло сегодня на пионерском сборе.

— Тю! — присвистнул Мишка. — Тридцать тысяч! Да вы что, белены объелись? Это же немыслимое дело!

— Почему же немыслимое? — принялась убеждать Саня. — Мы теперь всем отрядом на сусликов выйдем. А ты у нас за старшего будешь. Ты же гроза сусликов… У тебя и капканы есть, и силки.

— Ну нет, спасибочко! — насмешливо поклонился Мишка. — Я старайся, а другие, вроде Окунькова, делегатами на слёт едут, врут там почём зря, подарки получают! «Мы да мы, мы пахали…»

— Могли бы и тебя на слёт послать… Но ты же ни на один сбор не ходишь…

— И нечего мне с вами делать! — решительно отказался Мишка. — Нахвастали там на слёте, сели в лужу — сами и выбирайтесь. А у меня дело на ходу, налаженное. Ваши суслики ещё в норах сидят, а мои — вот они… — Он хлопнул себя по карману, как будто там лежал кошелёк с деньгами. — Заработочек имею!..

— Эх, ты! — с презрением сказала Саня. — Единоличник!..

— Кто? Я? — опешил было Мишка, но потом, ухмыльнувшись, подозвал шедших за ним ребят, оделил их семечками и с таинственным видом шепнул: — После третьего крика совы тигры выйдут на тропу войны против бизонов! Онтяноп?

— Онтяноп, Акшим! — ответил за всех Стёпа Соломин.

Мишка с победоносным видом взглянул на сестру.

— Видала? Организованность. Дисциплиночка — с полуслова всё понимают. Не то что у вас с Ваней — слушали, заседали, от скуки задремали… Пошли, ребята! — кивнул он приятелям, направляясь к дому.

«Онтяноп, онтяноп»… — задумчиво шептала про себя Саня, оставшись одна. — Что бы это могло значить — онтяноп? А что значит акшим?

Эти загадочные слова делали её родного брата, хорошо знакомого ей мальчишку, немного чужим и таинственным. «Онтяноп, акшим, килсус», — с недоумением снова и снова повторяла Саня. Ей казалось, что если она разгадает тайный смысл непонятных слов, то ей станут понятными и все охотничьи секреты брата. Но Саня, сколько ни думала, никак не могла догадаться, из какого иностранного языка Мишка взял эти словечки. И только на другой день она сообразила, что таинственные слова становятся самыми обыкновенными русскими, если их читать в обратную сторону, справа налево.

Соль и спички

Убежав со сбора, Алёша долго бродил один, скрываясь от ребят. Он с горечью и обидой перебирал в уме все те напасти, которые на него обрушились. И за что?.. Но тут Алёша вспомнил областной слёт юннатов и ужаснулся. Если бы люди знали, какой он хвастун и задавака! Мало того, что он сболтнул про тридцать тысяч сусликов, он ещё ни словом не обмолвился на слёте ни про Мишку Чистова, ни про Саню, которая лучше всех ухаживала за поросятами, ни про Димку, который вытащил из болота завязнувшего жеребёнка.

Да что хвастовство! Алёша даже был — страшно подумать! — вором. Кто однажды стащил у Феди Четверикова резную можжевёловую палку? Он, Алёша. А кто в другой раз взял из куриного гнезда четыре ещё тёплых яйца и променял их на кедровые орешки? Опять он, Окуньков. А кто… Да мало ли какие проступки мог совершить за свою жизнь человек, которому в этом году уже стукнет двенадцать лет! И вот сейчас все они, как назло, вспоминаются… Уже давно улеглась пыль, поднятая стадом, всё ярче, как начищенный наждаком, блестел вылезший из-за тучки молодой серебряный месяц. Над крышами притихшего села заструились сизые дымки. Они сливались в широкую фиолетовую струю, медленно сползавшую в низину, к реке, из-за которой доносилась протяжная, в два голоса песня. Накрыв реку, дым перебрался на другой берег и потянулся к яркому огоньку костра, блестевшему в дальней роще за рекой.

Алёша вернулся домой поздно. В тёмных сенях он налетел на кадушку и зашиб коленку.

— Так тебе и надо! — злорадно зашептал Алёша. — Не ври, хвастун… не ври!

Не прикоснувшись к приготовленной для него еде, он быстро разделся и юркнул в постель. Вскоре пришла и Евдокия Павловна.

Она уже кое-что слышала о неприятностях, которые постигли её сына, и сейчас, глядя на Алёшу, тяжело вздохнула. «Когда же наконец Алёша образумится, когда перестанет выдумывать? — подумала она с досадой и тревогой. — Растёт, как лопух в огороде. Вот и спать лёг не поевши». Но тут Евдокия Павловна заметила, что освещённый месяцем конец одеяла, под которым лежали Алёшины ноги, изредка вздрагивает.

Присев на край Алёшиной кровати, мать осторожно провела ладонью по взъерошенным волосам сына.

Веки, а затем и губы Алёши начали вздрагивать, в уголках закрытых глаз набежали слёзы. Алёша повернулся к матери спиной.

Евдокия Павловна поправила подушку и, тихонько вздохнув, сказала:

— Вот, значит, какие дела-то, сынок.

Спина Алёши судорожно вздрогнула. Прерывистым от накипающих слёз голосом он с трудом выдавил из себя:

— Нам из обкома письмо пришло… насчёт сусликов…

— …которые ещё бегают в поле… — закончила мать. — Интересно! А ещё что?

— Меня… из пионеров… выгонять будут…

— Вот оно как оборачивается, — покачала головой Евдокия Павловна.

Алёша приподнялся на локте, заглянул матери в глаза:

— А правда, маленький я был такой невыдержанный… ну, прямо сказать, хвастун?

— Это случалось! — усмехнулась мать. — Бывало, поймаешь какого-нибудь жучка плохонького, а сам кричишь: «Десять жуков, десять жуков!..» Любил прихвастнуть.

— А вором я был? — с отчаянной решимостью спросил Алёша.

— Что с тобой, Алёша? У нас семья не такая…

— А вот был вором, был! — повысил голос Алецш. — Я знаешь что сделал? Знаешь?.. Эх! Ничего ты не знаешь!.. — И он безнадёжно махнул рукой. — Убегу я…

— Далеко ли? — спросила мать.

— Куда глаза глядят.

— Где можно хвастать? Что-то я про такие места не слыхала. — Евдокия Павловна отошла от Алёшиной кровати, завела будильник. — Спи-ка лучше. Утро вечера мудренее.

Алёша отвернулся к стене.

Проснулся он чуть свет, когда заря только ещё разгоралась над горизонтом. Осторожно, чтобы не разбудить мать, Алёша оделся, отрезал полбуханки хлеба, взял соли, выловил из кадушки десяток огурцов, достал из печурки коробок спичек и всё это уложил в мешочек. Потом забрался на стул и потянулся к висящему на стене дробовику.

— Ружьё не трогай! — раздался спокойный голос матери.

Алёша от неожиданности чуть не — свалился со стула. Потом он схватил мешочек и направился к двери.

— Ухожу.

— Иди, иди, прогуляйся, — чуть приметно усмехнулась Евдокия Павловна. — Щи в сенях будут.

Алёша потоптался у двери, ожидая, что ещё скажет ему мать. Но Евдокия Павловна молчала, и Алёша вышел за дверь.

Утро вступало в свои права. Донёсся звук пастушеского рожка, зафыркал мотор грузовика, кукарекнул петух, запели птицы. Одна из них насвистывала совсем близко. Потом за окном раздался шёпот:

— Алёша! Алёша! Вставай… Ты ещё спишь?

Евдокия Павловна поднялась с кровати и распахнула створки рамы. За окном, прижимаясь к стене, стояла Саня Чистова.

— А-а, птица ранняя! Зачем тебе Алёша ни свет ни заря? — спросила Евдокия Павловна.

— У нас с ним одно дело есть… — шёпотом сообщила Саня. — Очень важное.

— Наверно, рыбу ловить?

— Ага… То есть нет… Что вы, тётя Дуня! Это потом.

— Понятно. А раньше вы червяков накопаете?

— Конечно… То есть нет, тётя Дуня!

— Что же вы, удочки без червяков забрасываете?

— Ну да… То есть нет… — совсем запуталась Саня. — Тётя Дуня, разбудите Алёшу…

— Нет Алёши.

— Как — нет? — Удивлённая Саня заглянула в окно — кровать Алёши была пуста. — Куда же он ушёл?

— А вот это уж мне неизвестно. — Евдокия Павловна пристально посмотрела на девочку. — Что у вас вчера на сборе-то приключилось?

— Да так… ничего особенного, — уклончиво ответила Саня и тут же проговорилась: — А всё равно мы не позволим Алёшу из пионеров исключить… Не дадим, вот и всё… И надолго он ушёл, тётя Дуня?

— Опять не знаю… Может, и надолго, — многозначительно сказала Евдокия Павловна. — Забрал хлеб, соль, спички…

— Соль, спички!.. — испуганно вскрикнула Саня. — Ой, тётя Дуня! А может, он… Да что же вы молчали до сих пор!

И девочка побежала по деревне, чтобы сообщить ребятам об исчезновении Алёши Окунькова.

Спасательная экспедиция

Вскоре Саня подняла на ноги Федю, Димку, Ваню и еще нескольких пионеров. Ребята долго гадали, куда мог уйти Алёша: то ли к тётке в соседнюю деревню, то ли к приятелю, который жил с отцом в совхозе.

Ваня Сорокин сказал, что с Алёшей ничего не случится и он сейчас где-нибудь в тихой заводи преспокойно удит рыбу. Саня обозвала Сорокина бесчувственным человеком.

Федя Четвериков, узнав, что Алёша забрал из дому соль и спички, резонно заявил, что Окуньков будет теперь жить в лесу, как отшельник, и ни за что не вернётся домой. Он бы и сам поступил точно так же, если бы с ним случилась такая беда.

Димка Ухваткин предложил организовать спасательную экспедицию.

Это предложение было немедленно принято, и ребята разбежались по домам, чтобы подготовиться к поискам Алёши. Не прошло и получаса, как они снова собрались в полной боевой готовности: Федя Четвериков надел тельняшку и притащил фонарь «летучая мышь», пламя которого, как известно, не гаснет при самой сильной буре. Ваня Сорокин явился в тяжёлых футбольных бутсах, в широкополой шляпе, с алюминиевой фляжкой на одном боку и полевой сумкой на другом. Но основательнее всех подготовился к экспедиции дружок Алёши — Димка Ухваткин. Он подпоясался толстым офицерским ремнём, к которому прикрепил верёвку и компас. На груди у него болтался полевой бинокль, вызвавший у Вани зависть, а глаза он прикрыл большими, похожими на маску шофёрскими очками. Тарзан, которого Димка с трудом удерживал на верёвке, испуганный необычным видом своего хозяина, так отчаянно тявкал и рвался с поводка, что Димка вынужден был снять очки. Наконец, когда наступила тишина, Ваня, внимательно изучив окрестность с помощью Димкиного бинокля, объявил:

— Значит, так, сперва мы пойдём вон туда! — И он вытянул руку по направлению к роще.

— На юго-юго-запад, — уточнил Димка, взглянув на компас.

— Точно! — подтвердил Ваня. И только было он собрался подать команду «смирно!», как к нему подбежала запыхавшаяся Людмилка с берестяной кошёлкой в руках.

— Ладно же, ладно! — хныкала она. — Сами ушли, а меня не взяли!

— Чего тебе? — спросил, нахмурившись, Ваня.

— Я тоже хочу на юго-юго-запад.

— А кошёлка зачем? — строго спросил Ваня.

— А это, если грибы по дороге попадутся.

— Грибы… — поморщился Ваня. — Вот народ! Ладно уж, становись, только смотри у меня — на хныкать… Слушай команду! Равняйсь!..

Наконец, после того как Ваня прокричал «смирно!», «налево!», «шагом марш!», ребята пустились на поиски пропавшего Алёши…

Побродив часа три по лесу и вдоволь накричавшись и нааукавшись, спасательная экспедиция вышла в открытое поле. Ребята, разморённые жарой, шли вразброд. Даже Тарзан со своим свёрнутым крендельком хвостом уже больше не тявкал. Он семенил рядом с Димкой, высунув язык, и изредка фыркал от пыли, которую поднимали ребята. Но тяжелее всех приходилось Ване, обутому в тяжёлые бутсы. И когда отряд поднялся на пригорок, Ваня скомандовал «отдыхать!» и опустился на землю.

— Ребята, кто хочет мои ботинки поносить? — предложил он, тяжело отдуваясь.

Желающих не оказалось.

Димка поднёс к глазам бинокль. Сквозь окуляры он увидел широкое поле густой пшеницы. По другую сторону дороги тянулась кочковатая, заросшая мелким кустарником и чахлой травой пустошь.

— Ну, что там? — нетерпеливо спросила Саня.

— Ничего не вижу. Одни суслики… — ответил Димка. — Смотрите, как они хлеб грызут.

Бинокль стал переходить из рук в руки. В окулярах бинокля было видно, как несколько сусликов острыми зубами перегрызали стебли пшеницы. Стебли клонились вниз, падали на землю; суслики грызли колосья или утаскивали их в норы.

Ребята сидели с озабоченными, хмурыми лицами, потом заговорили все сразу:

— Вот ворюги!..

— Да тут их, наверно, тысячи!..

— Сколько же они хлеба пожрут!..

— А мы тут сидим, любуемся! — зло сказал Федя и, заметив бегущего через дорогу суслика, устремился вперёд, таща на поводке собаку. — Держи его, гада! Тарзан, ату!

— Смерть сусликам! — воинственно закричал Димка и, схватив палку, побежал вслед за Федей.

Поднялось ещё несколько ребят.

— Куда? Отставить! — приказал Ваня.

Но его никто не слушал. Ваня успел задержать только Саню Чистову и сказал ей:

— Мы три тысячи сусликов уничтожили — и хватит.

— Во-первых, не мы, а Мишка, — возразила девочка. — А потом, что там три тысячи… Тридцать надо! Чтобы всех сусликов уничтожить!

— И выручить бы твоего дружка, — язвительно заметил Ваня. — Опять ты про то же, Санька!

— А хотя бы и так! — вспыхнула девочка. — А ты ему разве не друг? Да нет, какой же ты друг… Ничей ты не друг! Из-за тебя вот Алёшка из дому ушёл…

— Как это ничей друг? — обиделся Ваня.

— Ребята! Чего мы нашли!.. Идите сюда! Скорее! — донёсся до них голос Димки.

Саня, не выдержав, помчалась с пригорка вниз, за ней побежал и Ваня.

— Ну никакой дисциплины… — сокрушался он.

В лощине Федя с Димкой рассматривали сусличью нору.

— Видите, в норе кто-то копался, — сказал Федя ребятам. — А вот и ещё одна нора разрыта… а вот и ещё!..

— Кто же это мог бы быть? — спросила Саня.

Федя только пожал плечами.

— Смотрите, следы, — показал Димка на отпечатки босых ног на пыльной земле.

Следы привели ребят к раскидистому кусту. Под кустом, в тени, спал Алёша Окуньков. Лицо его было грязно, одежда запылена. Недалеко от Алёши лежала лопата и несколько сусличьих тушек.

Ребята долго смотрели на спящего Алёшу, на лопату, на сусликов. Теперь им всё стало понятно.

— Так вот он зачем ушёл! — вполголоса сказал Федя.

— За сусликами гонялся. Один… Чудак! — усмехнулся Ваня.

Саня бросила на него уничтожающий взгляд.

— А что ж ему оставалось делать? Мы сами его бросили! — Она обернулась к Людмилке, которая принялась тихонько всхлипывать. — Ты чего?

— Мне Алёшу жалко… — призналась Людмилка.

Алёша чмокнул во сне губами, потянулся и открыл глаза.

Увидев ребят, он приподнялся и потряс головой:

— Вы… вы откуда взялись?

— А это мы тебе во сне снимся, — фыркнул Димка.

Алёша ущипнул себя за щеку:

— Нет… Я уже проснулся… А почему Людмилка плачет?

— А я, я… — начала было Людмилка, но, заметив предостерегающий жест Сани, сказала: — Я есть хочу…

Алёша достал из мешочка огурец, отломил кусок хлеба и протянул Людмилке. Затем он достал огурец и кусок хлеба себе, поднёс их ко рту, но, вдруг раздумав, передал рядом стоящей Сане. Так Алёша оделил огурцами и хлебом всех ребят.

Ему самому достался только извлечённый из мешка мокрый коробок спичек. Ребята переглянулись и, как по команде, протянули огурцы и хлеб Алёше.

— Не хочется… — сказал Алёша, отдуваясь. — Я уже наелся.

Тогда ребята положили огурцы и хлеб на пустой мешочек, лежащий около Алёши. Потом появилось несколько маленьких свёртков с едой — у кого хлеб и жареная рыба, у кого пирожки, у кого яйца и зелёный лук.

Саня, взяв у Феди нож, принялась хозяйничать и вскоре радушно, как это делала её мать, пригласила всех:

— Милости прошу…

Ребята сели вокруг мешочка и начали с аппетитом есть.

Раздались восклицания:

— Вкусно как!

— А добавки не будет?

— Мне бы ещё чего-нибудь!

— А небогатая у тебя охота! — обратился к Алёше Федя, кивая на сусликов.

— Да ну их! — с досадой отмахнулся Алёша. — Бегаешь за ними, бегаешь, а они юрк в нору — и нет их… Вот если бы у меня ружьё было…

— Нет, ружьё не поможет. Тут что-нибудь другое надо, — вздохнул Федя и принялся рассуждать вслух: — К какому семейству относятся крысы? К семейству грызунов. Да? А суслики кто? Тоже грызуны.

— Пошёл сочинять! — ухмыльнулся Ваня.

Федя, захваченный какой-то внезапно возникшей у него мыслью, всё больше загорался:

— Ребята, слушайте! Вот какое дело. Читал я когда-то книжку. В ней рассказывается, как один старичок играл на дудочке и к нему сбегались все крысы. Тьма-тьмущая. И он что хотел, то с ними и делал. А раз завёл всех крыс в реку и утопил.

— Ой! — вскрикнула Людмилка. — Утопил!

— Вот и нам бы так, — продолжал Федя. — Ведь суслики почти что крысы. Знаете, как они на дудочку побегут… Нам бы только их из нор выманить, а там уж мы…

— Фантастика! — перебил его Ваня. — Я эту сказку давно читал. И старик там был не просто старик с дудочкой, а самый настоящий волшебник. А у нас в колхозе волшебников нету…

— Верно, — смущённо признался Федя. — То была сказка…

— А может, технику применить? — шепнула ему Саня. — Изобрести что-нибудь… Ты же умеешь…

Ободрённый поддержкой девочки, Федя мечтательно устремил глаза в пространство.

Притихшие ребята молча следили за Федей. Наконец тот начал излагать свой план, сперва медленно и как будто лениво, а затем всё более увлекаясь:

— Новый аппарат называется «Смерть сусликам»… Берем большую бочку! Так?

— Так! — сразу же согласилась Людмилка и быстро добавила: — У нас есть пустая кадушка…

— Кадушка не годится. Нужно из железа, — сказал Федя, глядя куда-то вдаль с таким выражением, будто далеко, на самом горизонте, перед ним всё яснее и отчётливее вырисовывалось во всех деталях его изобретение. — К бочке снизу приделываем кузнечный мех. Так? А сверху десять или, ещё лучше, двадцать резиновых трубок… Теперь понятно? Нет ещё? Так слушайте дальше. Концы двадцати трубок опускаем в двадцать норок. В бочке разводим дым. Так? Мех гонит дым из бочки в трубки. Оттуда он попадает сразу в двадцать норок. Через минуту двадцать сусликов начинают задыхаться. Они вылезают подышать, и тут мы их…

— Вот это здорово! — обрадовался готовый на всё Алёша.

— Не мешай! — остановил его Федя. Нахмурив лоб, он продолжал что-то обдумывать. — Значит, в одну минуту двадцать сусликов. Сколько же получится в день?.. Ребята, у кого есть карандаш?

Но так как карандаша ни у кого не оказалось, то Федя стал высчитывать вслух:

— Если в одну минуту двадцать сусликов, то в час… надо двадцать помножить на шестьдесят… Дважды шесть получается…

— …двенадцать? — торопливо подсказала Людмилка и гордо оглядела ребят.

— …двенадцать, — продолжал высчитывать Федя. — Сносим ноль и ещё один ноль. Получается в один час…

Но тут вмешалась Саня:

— А разве бочка будет всё время стоять на одном месте?

— Зачем на месте? Мы её будем каждый раз — передвигать, — разъяснил Федя.

— А время на это нужно? — продолжала допытываться Саня.

— Ну, какое там время! — горячо возразил Алёша. — Это пустяки. Верно я говорю, Димка?

— Точно, — согласился Димка. — Раз-два взяли, и порядок.

— Погодите, ребята, — остановил их Федя. — Саня верно говорит. В технике нужен точный расчёт. Значит, так… На передвижку железной бочки уйдёт…

— …полминуты, — подсказал Алёша.

— Очень ты скорый, — возразил Федя. — Уйдёт не меньше двух минут.

— Да что ты! — даже обиделся Алёша.

Но Федя был неумолим:

— В общем, получается три минуты на каждую операцию… Теперь берём три и на них поделим один час. Шестьдесят делить…

— Не делить, а помножить надо, — опять вмешался Алёша, которому не терпелось поймать как можно больше сусликов.

Но Федя, отмахнувшись от него, продолжал своё:

— Шестьдесят разделить на три — получается…

— …двадцать! — воскликнула Людмилка и снова гордо оглядела ребят.

— Получается двадцать… Чего? — спросил запутавшийся в расчётах Федя.

— Сусликов! — подсказала Людмилка так убеждённо, что Федя сразу поверил, но тут же, опомнившись, поправился: — Не сусликов, а минут. Да нет, и не минут. Ребята, что же у нас получается?

— Полная чепуха получается! — строго сказал Ваня. — Я же говорил…

— И что у тебя за привычка — я да я! — возмутилась Саня. — А мы возьмём да попробуем без всяких расчётов. Правда, ребята?

Ребята сразу же согласились, а Алёша даже вскочил и решительно взмахнул рукой:

— Правильно! Завтра же и начнём!

Подозрительный незнакомец

На другой день на пустыре, около сусличьих нор, вовсю кипела работа.

Ребята под руководством Феди Четверикова суетились вокруг громоздкого сооружения, состоящего из железной бочки, старых кузнечных мехов и множества резиновых трубок.

Из бочки, на которой красовалась устрашающая надпись «Смерть сусликам», струился лёгкий синеватый дымок.

Саня вытерла со лба пот и окинула взглядом ребят.

Лица у всех были измазаны золой, сажей, глаза покраснели от дыма.

— Ну и красивые же вы! — засмеялась девочка и взялась за ручки мехов. — Можно качать?

— Сейчас, сейчас, — забормотал Федя, суетясь возле резиновых трубок. — Готово! Начинаем! Давайте дым!.. Где горючее?

— Есть горючее! — отозвался Димка, подходя к бочке с мешком на плечах.

Высыпав из мешка чурки, еловые шишки, гнилушки, он принялся загружать ими бочку. Федя сунул конец шланга в сусличью нору. Саня с Алёшей изо всех сил начали качать кузнечный мех.

Из бочки повалил густой дым. Однако он почему-то устремился не в нору, а плотным облаком окутал «изобретателей». Послышались кашель, чиханье, выкрики: «Стоп!», «Где-то заедает!»

Откашлявшись и протерев глаза, ребята поправили кузнечный мех, продули засорившиеся трубки и снова принялись за работу. Димка и Федя, вооружившись палками, с нетерпением ждали появления сусликов.

— Качай, качай сильнее! — требовал Федя.

И суслик наконец появился. Но не там, куда «изобретатели» нагнетали дым, а из норы, расположенной около сидящей в стороне Людмилкн. От неожиданности девочка испуганно завизжала.

Ребята бросились догонять суслика, но он быстро юркнул в одну из нор.

— Ничего у нас не получается! — жалобно сказал Алёша. — Дыма много, а толку мало…

— Техника на грани фантастики, — заметил Димка.

— А знаете, ребята, — стараясь скрыть своё смущение, заговорил Федя, — я сейчас придумал другую штуку… У древних римлян было очень интересное орудие. Оно называлось катапульта. Главное там — бычачья жила… Берётся, значит, бык…

Неожиданно Федя замер с открытым ртом. Пионеры проследили за его взглядом и тоже замерли.

Неподалёку от них, около куста, сидел на чемодане молодой человек. Светловолосый, загорелый, в двухцветной комбинированной куртке, с фотоаппаратом через плечо, он сидел, поставив локти на колени, подперев голову ладонями, и внимательно следил за ребятами.

Удивлённые ребята сбились в кучу.

— Кто это? Откуда он появился? — встревоженно шепнул Алёша.

— Высматривает чего-то! — тревожно зашептал Димка, большой любитель всяких тайн и загадок.

Ребята обернулись к незнакомцу. Димка сделал шаг вперед и с невинным видом спросил:

— Дяденька, который час?

Вместо ответа молодой человек достал фотоаппарат, навёл его на чумазых «изобретателей» и щёлкнул затвором. Ребята растерянно переглянулись. Один лишь Димка успел прикрыть лицо ладонью.

Незнакомец между тем неторопливо направился к ребятам.

Они отступили назад. Но это не смутило незнакомца. Он пригнулся и сфотографировал дымящееся «изобретение» Феди Четверикова — аппарат «Смерть сусликам».

— Шпион! — выпучив глаза, заметил Димка. — Снимки делает! Честное пионерское! — И он угрожающе закричал — Эй, дядька! Тебе чего надо? Что молчишь?

— Ну, какой он шпион, — остановила его Саня. — Просто дачник…

— Нет-нет, — заспорил Димка. — Видала, как высматривает всё?.. Вы тут следите за ним, а я сейчас… — И он побежал к кустам.

Незнакомец как будто не слышал всего этого. Он спокойно оглядел пустырь, сусличьи норы, сделал ещё несколько снимков и только после этого направился обратно к чемодану. Но, к своему удивлению, чемодана не обнаружил. Зато незнакомец увидел босоногого мальчишку — это был Димка, — который, прижав чемодан обеими руками к груди, улепетывал через поле к Апраксину.

Незнакомец озадаченно развёл руками, потом обернулся к стоящим в отдалении насторожённым ребятам и громко рассмеялся.

Смеялся он так весело, молодо, заразительно, что пионеры невольно заулыбались.

— Значит, вы не только изобретатели, но ещё и разоблачители шпионов, — заговорил молодой человек, продолжая смеяться. — Ну что ж, сдаюсь… Ведите меня вслед за чемоданом… — И он поднял руки.

Ребята, подталкивая друг друга, двинулись к незнакомцу.

Свой человек и чужая зона

Добравшись до Апраксина, ребята вместе с незнакомцем первым делом зашли в сельсовет. Но там никого не было. Тогда всей гурьбой они двинулись к конторе колхоза.

Саня заглянула в распахнутое окно правления — так и есть: Димка сидел около председательского стола, а чемодан стоял на шкафу.

— Здесь ваш чемодан, — кивнула Саня молодому человеку. — Пойдёмте!

В правлении было шумно и людно. Счетовод бойко щёлкал костяшками, выписывал наряды. Около него толпились колхозники.

Председатель правления Василий Прохорович, пожилой багроволицый мужчина, сидел за столом и слушал агента-заготовителя Курдюкова.

— Нет, вы войдите в моё положение, — басовито гудел Курдюков, потрясая портфелем. — Это что же получается! Ввели в заблуждение заготовительную контору. Я лично читаю в газете своими собственными глазами — тридцать тысяч сусликов. Своей собственной рукой я лично вписываю в сводку — тридцать тысяч сусликов. Приезжаю за ними, и вдруг — трах!..

При слове «трах» Алёша, вошедший в правление вместе с ребятами и незнакомцем, съёжился и попятился назад. Ему даже показалось, что Курдюков подозрительно покосился в его сторону.

— И вдруг — трах! — продолжал Курдюков. — Приезжаю за тридцатью тысячами, а их, оказывается, всего только три тысячи. Это же очковтирательство, скандал в районном масштабе!.. Да я… я жаловаться буду!..

— Что ж вы от меня хотите? — развёл руками Василий Прохорович. — Ребятишки прихвастнули, с них и спрашивайте…

— Дядя Вася! — Димка вдруг перегнулся через стол и, показывая председателю на стоящего у двери молодого человека, зашептал: — Вот он самый и есть! Захватили его ребята!

Василий Прохорович, забыв про Курдюкова, поднялся из-за стола и, шагнув к двери, радушно обнял молодого человека.

— А-а, попался, шпион! — засмеялся председатель. — Чемодан твой уже здесь. Доставлен, как полагается, представителям власти… Ну как, бдительный у нас народ растёт?.. — лукаво спросил он, кивая на покрасневшего Димку.

— Ничего не скажешь, — улыбнулся молодой человек.

— А ну, повернись, сынку! — продолжал Василий Прохорович. — Ведь вырос как, колхозный питомец! Совсем большой стал…

Привлечённый шумными возгласами, к председателю подошёл колхозный шофёр Сорокин:

— Ба, кого вижу! Вишняков! Андрюша!.. Значит, кончил курс наук?

— Всё в порядке, — ответил молодой человек, которого назвали Андреем. — Диплом в кармане, с осени начну работать в школе.

— А чему учить будешь? — поинтересовался Василий Прохорович. — Математика, литература, биология?

— Физкультура, — ответил Андрей.

— Добро! — кивнул председатель. — Это нам тоже подойдёт.

— Да я, Василий Прохорович, сюда в отпуск приехал.

— А работать, значит, не у нас будешь? Интересно! Мы Андрея Вишнякова растили, мы его учиться послали, а он…

— Ну что ты, Прохорович, от человека хочешь! Не сам же он себе место выбирает. Путёвка у него, наверно, — заметил Сорокин.

— Оно понятно, — вздохнул председатель, — а всё-таки жаль. Ребята у нас что надо. Выдумщики, затейники… Видел наших ребят? Ах, да, познакомились уже… — И он снова залился весёлым смехом. — Вот только, как говорит наш шофёр, прокол у них получился: на словах тридцать тысяч сусликов изловили, а суслики эти пока ещё в поле бегают.

— Не будут они в поле бегать, — нахмурившись, сказала Саня. — Мы их обязательно уничтожим!..

— Вот как! — удивился Василий Прохорович. — Значит, обсудили, постановили и с сусликами согласовали… Вы хоть Курдюкову об этом скажите… Кузьма Степаныч, слышите?

Но агента-заготовителя в правлении уже не было.

Василий Прохорович отвёл Андрея в сторону.

— Андрюша, — вполголоса обратился он к молодому человеку, — с нашими ребятами, понимаешь, конфуз получился. На слёте юннатов…

— Знаю, — перебил Василия Прохоровича Андрей. — Ребята мне рассказали.

— Информировали уже! — залился весёлым смехом Василий Прохорович. — Однако смех смехом, а положение, прямо скажем, аварийное. Ребята впросак попали, да и на колхоз пятнышко легло. Учителя в отпуску. А ребята сами барахтаются, барахтаются, и всё без толку. Ну, в общем, дело ясное. Ты, помню, всегда был паренёк догадливый. Одним словом — согласен возглавить поход на сусликов?

— Так я же к бабке отдохнуть приехал, — напомнил Андрей.

— Тем более! — обрадовался Василий Прохорович. — Весь день на свежем воздухе, движения разные и всё такое. Эх! — мечтательно вздохнул Василий Прохорович. — Сам бы с удовольствием повозился с ребятами… Ну, так как же? И пионерам поможешь, и колхозу выгода, и тебе польза. Сразу трёх зайцев убьёшь.

— А для этого надо тридцать тысяч сусликов уничтожить? — спросил Андрей.

— Да где там тридцать! — махнул рукой Василий Прохорович. — Хоть десять давай, и на том спасибо скажем. Ну, в общем, как хочешь. Неволить тебя не стану. А всё же подумай.

Василий Прохорович простился с Андреем и принялся звонить по телефону.

Андрей снял со шкафа свой чемодан и вышел из правления на улицу. Через минуту его догнали ребята.

— Вы к бабке Усте Вишняковой? Да? Мы вас проводим, — сказала Саня и толкнула в бок Димку.

Тот, не глядя на Андрея, потянулся к чемодану:

— Давайте я понесу.

— Опять представителям власти сдашь? — улыбнулся Андрей.

— Что вы! — смутился Димка. — Я же не знал. Вы… вы простите меня.

— Трудно… почти невозможно! — деланно строго сказал Андрей. — Ну да ладно, посмотрим… — И он передал чемодан Димке.

Улица тянулась вдоль высокого берега реки. Берег зарос кустарником, осокой, к воде подойти было трудно. Андрей спросил ребят, в каком месте они купаются.

— А где придётся… — неопределённо махнул рукой Алёша. — Чаще всего к мельнице бегаем.

Неожиданно река сделала поворот, кусты расступились, и Андрей увидел большую уютную заводь. Около берега на воде покачивался дощатый плот и старая чёрная лодка. Здесь же был сколоченный из досок мостик для прыжков в воду. На нём сидели человек десять голых мальчишек и грелись на солнце.

— Скажи на милость, — остановился Андрей, — водный стадион! Это ваш, пионерский?

— Нет, — покачал головой Димка, — это чужая зона. Нам тут нельзя купаться.

— Какая «зона»? — не понял Андрей.

Димка покосился на Саню: рассказывать или нет?

— Мишкина зона, моего брата, — с досадой объяснила девочка. — У него повсюду зоны. На реке, и на вырубке, где ягод много, и в рыбных местах… Такой захватчик!

Тёмно-коричневый от загара Мишка Чистов, заметив на берегу Алёшу, поднялся и закричал:

— Эй, делегат хвалёный! Чемпион мочёный, суслик копчёный! Где твои тридцать тысяч сусликов? — И он, озорно захохотав, прыгнул в воду.

Мальчишки поскакали за ним следом. Вода в реке забурлила, запенилась.

Алёша, втянув голову в плечи, растерянно оглянулся.

Андрей долго смотрел на купающуюся Мишкину компанию, потом подмигнул окружившим его ребятам.

— А попробуем-ка мы проникнуть в чужую зону! — И он принялся спускаться с высокого берега к воде.

Мишка и его приятели выбрались на противоположный, пологий берег и уселись на бревне, ожидая, что будет дальше.

Но Андрей, казалось, ничего не замечал.

У самого берега он неторопливо разделся и в одних трусах вошёл по колено в воду. Проделал несколько физкультурных движений, смочил водою грудь, лопатки.

Это настроило Мишкину компанию на весёлый лад. Раздались иронические выкрики:

— Эй, дяденька, утонете!

— Осторожно, вода мокрая!

Ребята с высокого берега тоже следили за Андреем и недоумевали.

— И чего он медлит! — волновался Димка, толкая Алёшу. — Купаться так купаться.

Наконец Андрей как будто ожил: он легко, с разбегу «ласточкой» бросился в воду. Бросился и пропал.

Ребята сбежали с высокого берега и, поворачивая головы то направо, то налево, старались угадать, где вынырнет Андрей.

Следила за рекой и Мишкина компания.

Прошла минута, другая, а Андрей всё ещё не появлялся.

— Вот это нырнул! — восхищённо вскрикнул Димка. — Классика! С таким не пропадёшь!

— А может, он за корягу зацепился… — встревоженно сказала Людмилка.

— Типун тебе на язык! — рассердилась Саня, но на всякий случай подошла ближе к воде.

А Димка вдруг поставил чемодан и принялся быстро раздеваться.

Но в этот момент далеко за пределами заводи, на середине реки, из воды показалась голова Андрея.

Он звучно отфыркивался и, обернувшись к ребятам, крикнул:

— За мной!

С радостным воплем первым бросился в воду Димка, за ним Алёша, Федя, Саня. Не отстала от ребят и Мишкина компания. И даже Людмилка, скинув тапочки и сарафанчик, осторожно вошла в реку и, ухватившись за плот, принялась звонко бить ногами по воде.

В восемь ноль-ноль

Утром Андрей, напевая, сел бриться.

В маленьком, залитом солнцем домике Вишняковых было уютно и тихо. Бабушка Устя хлопотала на кухне.

На подоконнике старательно умывалась лапой толстая, ленивая кошка. За окном покачивались на ветру жёлтые шапки золотых шаров.

— Что ж ты, Андрюша, по певческой линии не пошёл? — спросила бабушка, прислушиваясь к пению внука. — Ведь первым песенником считался, когда в деревне-то жил.

— Да так вот, не получилось. Был голос, да кончился, — усмехнулся Андрей. — Теперь пою, главным образом когда бреюсь. — И он снова затянул: — «Беле-ет па-а-рус одино-о-кий… — Но одновременно бриться и петь было довольно опасно, и песня временами становилась невнятной. — …В ту-ма-не мо-о-ря го-лу-бо-ом. Что ищет он в стра-а-не…»

Андрей выпятил языком щёку, и песня совсем прервалась.

— «…далёкой…» — раздался явственный шёпот из за окна.

Андрей перестал бриться и с удивлением прислушался.

— «…далёкой…» — снова донеслась подсказка.

Сообразив, в чём дело, Андрей улыбнулся, допел подсказанное слово и снова замолчал.

— «Что кинул он…» — донеслось из-за окна.

— «Что ки-ну-ул он в кра-аю родно-ом», — подхватил Андрей.

Продолжая петь, он взял полотенце, вышел на крыльцо и быстрым взглядом окинул переулок. Но ребята, как видно, успели вовремя спрятаться.

Андрей подошёл к умывальнику, что был подвешен к стволу старой липы, и принялся умываться.

Он густо намылил лицо и шею и с закрытыми глазами долго не мог нащупать мыльницу, чтобы положить в неё скользкое мыло. На помощь ему пришёл Димка. Он протянул из-за дерева ладонь и подставил её под мыло.

Андрей наконец умылся и, как будто ни о чём не догадываясь, вернулся в дом, громко разговаривая:

— А каких я, бабушка, вчера ребят повстречал! Изобретатели, пловцы! Исключительные ребята! Прямо на подбор!

Услышав такие слова, Людмилка, притаившаяся в палисаднике, не выдержала и просунула в окно голову.

— Это мы прямо на подбор! — с гордостью заявила она.

— Заходите, заходите, будет вам прятаться! — пригласил Андрей ребят.

Через несколько минут Людмилка, Саня, Федя и Димка уже сидели за столом, и бабушка Устя угощала их оладьями.

Димка, любивший покушать, съел полдюжины горячих, поджаристых и очень вкусных оладий, но потом, сообразив, что надо и честь знать, сказал, что он уже завтракал дома.

Зато Федя, не успев проглотить и одной оладьи, с жаром принялся рассказывать Андрею о катапульте.

— Значит, так… Бычачья жила натягивается, как пружина, а когда её отпустишь, она сжимается… И бац — готово! Бац — готово!

— Бычачья жила, говоришь? — переспросил Андрей. — Весьма занятно. Теперь нужно только узнать, сколько на это дело потребуется быков и как из них эти самые жилы вытянуть.

— Этого я ещё не знаю… — сконфуженно забормотал Федя. — Думаю, что-нибудь вроде… приблизительно…

— А скажи, пожалуйста, — перебил его Андрей, — нельзя ли бычачью жилу заменить чем-нибудь другим? Ну, хотя бы стальной пружиной.

— А чего ж! — оживился Федя. — Даже лучше будет.

— Значит, должно получиться, насколько я понимаю, нечто в таком духе. — Андрей вычертил вилкой на клеёнке стола какую-то схему.

Федя закивал головой.

— В общем, вроде обыкновенного капкана. Верно?

Федя, сообразив, что он изобрёл давно изобретённое, захлопал глазами, затем уныло согласился:

— Верно!

— И очень хорошо, что обыкновенный, — сказала Саня. — Нам бы их только достать побольше. — И она умоляюще посмотрела на Андрея. — Помогите нам, Андрей Петрович! Мы обязательно должны сусликов уничтожить… Тридцать тысяч!

— Но ведь я, ребята, ничего в этом деле не понимаю, — развёл руками Андрей.

— Вы всё, всё понимаете, — забыв про оладьи, убеждённо заявила Людмилка.

Андрей усмехнулся, помолчал, потом обратился к бабушке: что она ему посоветует? Бабушка Устя ответила не сразу. Сложив руки на груди, она оглядела ребят, которые старательно ей подмаргивали и кивали: мол, поддержи, бабушка.

— Ну что ж, Андрюша, раз народ просит…

— Народ… — покачал головой Андрей и спросил у ребят, почему с ними сегодня нет ни Алёши, ни Вани.

— Алёша дома сидит, — сообщила Саня. — Мишка ему проходу не даёт — хвастуном задразнил.

— А Ваня говорит: ничего у нас с сусликами не получится! — выпалила Людмилка.

После некоторого раздумья Андрей спросил бабушку, когда заседает правление колхоза.

— А сегодня! — поспешила ответить Саня. — Вечером.

— Значит, вечером… — рассеянно повторил Андрей.

— Вы согласны? Да? Согласны?! — обрадовалась Саня.

— Пока ничего сказать не могу…

— Тайна? — блестя глазами, шёпотом спросил Димка.

— Жуткая! — подтвердил Андрей.

Затем он быстро поднялся из-за стола и чеканным, командирским тоном, от которого ребята невольно вскочили и вытянулись в струнку, объявил:

— Прошу передать по цепочке: завтра всем пионерам в восемь ноль-ноль собраться около школы.

— Утра или вечера? — спросила Людмилка.

— Утра, — снисходительно объяснил ей Димка. — Если бы вечером, то было бы двадцать ноль-ноль…

— А теперь можете быть свободны! — сказал Андрей.

— Есть быть свободны! — за всех оглушительно гаркнул Димка.

И ребята выскочили за дверь.

— Ну вот, узелок и завязан, — сказала бабушка Устя, смотря вслед ребятам. — Любят они, когда всё споро, чётко да по-военному… Вот так и держи их.

— Бабушка, — растерянно сказал Андрей, — как всё-таки этих сусликов ловят?.. Мне в жизни не приходилось.

— Это уж, милок, твоё дело. Раз учителем назвался, всё понимать должен. На худой конец, можешь у Мишки Чистова получиться. Он на этих сусликах собаку съел. Да что там суслики! — Бабушка махнула рукой. — Ты ребятами займись. Очень уж они живут несогласно.

«Крепкий орешек»

Ручные часы показывали восемь часов утра, когда Андрей подошёл к школе.

Ребята уже собрались и, как видно, поджидали его. Их было немного — человек пятнадцать.

— Это и всё апраксинские пионеры? — спросил Андрей, поздоровавшись с ребятами.

— Есть и ещё, — неохотно ответил Ваня Сорокин. — Только они не интересуются… сами по себе живут.

— Это, наверно, Миша Чистов со своей компанией? — заметил Андрей.

— Они самые, — подтвердил Ваня, с любопытством взглянув на Андрея.

«Откуда он знает про Мишку?»

— Ну что ж, всё понятно, — спокойно сказал Андрей. — Прошу садиться!

И он объяснил, зачем они собрались: получено боевое задание — истребить тридцать тысяч сусликов. Выполнить его надо не позже первого сентября. Всеми операциями будет руководить боевой штаб, который они сегодня должны избрать.

— А когда сусликов начнём бить? — спросил Алёша. — После обеда?

— Не сегодня и не завтра… — ответил Андрей. — Когда всё будет подготовлено и штаб подаст общую команду.

— Строго-то как! — вздохнул Димка.

— Это уж как полагается, — сказал Андрей и неожиданно улыбнулся. — А теперь приступим к делу, — объявил он. — Штаб будет выпускать боевой листок. Кто из вас умеет рисовать?

— Я умею! — раздался голос.

И над изгородью появилась голова Мишки Чистова. Потом показались головы его приятелей — как видно, Мишкина компания уже давно сидела за изгородью и прислушивалась к разговорам.

— Умеешь? Тогда иди сюда! — подозвал Андрей.

Перебравшись через изгородь, Мишка подошёл.

— Ты кто такой? — спросил Андрей, хотя сразу узнал его.

— Я Мишка.

— Гроза сусликов, первый пловец и хозяин зоны на реке, не так ли?

— Ага! — не без гордости подтвердил Мишка.

— А теперь, оказывается, ещё и художник?

— Ну, не совсем… но рисовать умею, — снисходительно уточнил Мишка. — Я всегда в школе плакаты писал…

— Так как, ребята, — обратился Андрей к пионерам, — примем к себе Мишу Чистова?

Ребята молчали.

— Пусть Санька скажет, — наконец буркнул Ваня Сорокин.

Все взглянули на девочку.

— Я против, — не очень решительно сказала Саня. — Он дерётся.

Мишка сделал вид, что удивлён, и с обидой в голосе спросил:

— Кто дерётся? Я? Может, ты спутала?

— Может, Саня, ты действительно ошиблась? — вмешался в разговор Андрей.

— Будто я своего брата не знаю! — вспыхнула Саня и, вдруг рассердившись, выпалила: — Не будет Мишка с нами работать… Единоличник он и захватчик!

Мишка с угрожающим видом подался к Сане.

— Ого! — насмешливо воскликнул Андрей, и сконфуженный Мишка остановился. — Дело серьёзное! Придётся нам ещё подумать, как с тобой быть.

— А чего вам думать? — пожал плечами Мишка. — Я к вам и не собираюсь…

Андрей оторопел:

— Зачем же ты просился?

— А я не просился. Вы спросили, кто рисовать умеет, вот я и подошёл.

«Крепкий орешек!» — подумал Андрей.

— Тогда можешь быть свободным, — сказал он, чувствуя, что разговор с Мишкой ни к чему не приведёт.

— Я и так свободный. — И Мишка, ухмыльнувшись, вразвалку пошёл к изгороди.

Ловко перемахнув через неё, он кивнул своим приятелям и вместе с ними направился к речке.

Андрей, сбитый с толку неудачным разговором с Мишкой, старался не показать этого и заговорил с ребятами о том, как они будут охотиться на сусликов, где достанут ловушки, силки, капканы.

Когда стали распределять обязанности, Людмилка подняла руку.

— Ты что, девочка? — спросил Андрей.

— Я хочу быть медицинским персоналом, как моя мама, — сказала Людмилка. — Она медицинская сестра.

— Хорошо, согласен, — кивнул ей Андрей и только сейчас заметил подошедшего к нему белоголового малыша лет шести, с измазанными вишневым соком щеками.

— Возьмите и меня с собой, — сказал он, доверчиво смотря на Андрея большими светлыми глазами.

— А что ты умеешь делать?

— Я? Ничего. У меня есть дедушка! — ответил малыш так, как будто сообщил о чём-то очень важном.

— А что твой дедушка умеет делать? — улыбнулся Андрей.

— Сказки рассказывать, — шепнул малыш.

— Это дедушка Михей, — пояснил Димка.

— Я знаю, что он умеет, — выглянув из-за изгороди, вполголоса сказал Стёпа Соломин.

— Ну-ну, расскажи, — позвал его Андрей.

Стёпа пролез через изгородь и, подойдя к ребятам, рассказал, что дедушка Михей — бывалый, опытный охотник на сусликов, только у него сейчас болят ноги и ему трудно ходить, а Мишка часто бегает к деду за советами, хотя и делает вид, что ему никто не помогает.

— Вот и вы дедушку попросите… Он вам много чего подскажет.

— Дельное предложение, — согласился Андрей.

— А ты почему с Мишкой не ушёл? — подозрительно оглядев Стёпу Соломина, спросила Саня.

— Да ну его! Воображала! — с досадой поморщился Стёпа. — Только и знает: «Я сам с усам», «Мне никто не указ», «Я одному Василию Прохоровичу подчиняюсь».

— Кому-кому? — переспросил Андрей.

— Ну, председателю колхоза…

— Понятно! — задумчиво протянул Андрей.

— Андрей Петрович, — попросил Стёпа, — примите меня к себе. Всё равно я с Мишкой разругаюсь. А потом, вы плаваете хорошо — я поучиться хочу.

Андрей ответил, что он согласен. Не возражали и ребята.

Боевое задание

На другой день Андрей с ребятами отправился к деду Михею. Жена Михея, бабка Спиридониха, встретила ребят подозрительно, неласково и принялась жаловаться Андрею на футболистов, которые разбили у неё стекло. Но сам дедушка Михей, узнав, что к нему пришли насчёт сусликов, оживился и, усадив ребят рядом с собой, принялся рассказывать:

— Ведь оно как получается. Один десять ловушек поставит, а суслик попадает в одну. У другого же добыча куда больше. Отчего так? Раньше говорили — счастье, удача. Это верно. Но где же их найти и далеко ли искать? Нет, недалеко. В уме и сноровке — вот где ловецкое счастье искать надо. Возьмём хотя бы такую безделицу. — Старик показал петлю из конского волоса. — Один её испробует бессмысленно, ну и не выйдет у него ничего. А другой сплетёт её с охотой, поставит с умом. Глядишь, зверь и попался…

— Дедушка, а дымом сусликов из норы можно выкурить? — спросил Федя.

— А чего же? Дым, он хоть куда заберётся.

— Вот и я говорю, — обрадовался Федя и принялся рассказывать, какую он изобрёл дымовую машину.

Машина получилась громоздкая, дыму от неё много, только вот суслики почему-то из нор не вылезали.

— А ты не мудри! — остановил его Михей. — Возьми простой пчеловодный дымогар — вот тебе и оружие против суслика. Или капкан, к примеру… Что такое капкан?

— Я знаю, — сказала Людмилка. — У нас уже есть капканы!

— Нет у вас капканов, — заявил старик.

— А вот и есть, — заспорил Алёша, показывая деду старенький, ржавый капкан. — Мы уже собрали двенадцать штук. И ещё соберём… И сами будем делать.

— Нет у вас капканов, — упрямо твердил Михей. — Это не капкан. Не-ет! Ты его почисть, наладь, смажь, вот тогда это будет капкан. А сейчас это, одно слово, утиль…

Старик дал ещё несколько советов, и ребята, поблагодарив его, разошлись по домам.

В этот же день Андрей побывал в правлении колхоза.

На вопрос Василия Прохоровича, поладил ли он с ребятами, Андрей ответил, что отношения устанавливаются как будто самые дружеские, вот только Миша Чистов оказался «крепким орешком».

— Так что без вашей помощи мне не обойтись, — заключил Андрей.

— Требуй всё, что надо… Лопаты там, вёдра, другой какой инвентарь — отказа ни в чём не будет, — заверил председатель.

— Нет, я насчёт «крепкого орешка», Миши Чистова. — И Андрей изложил свой план.

Василий Прохорович рассмеялся:

— Занятно придумано! Стоит, пожалуй, попробовать. Только я, Андрюша, не артист. Могу и не справиться с такой ролью.

— Вы уж, пожалуйста, посерьёзнее с ним поговорите!.. — попросил Андрей и, попрощавшись с председателем, ушёл.

Василий Прохорович послал сторожиху за Мишкой, и вскоре тот явился в правление.

— Дядя Вася, вы меня звали?

— А, Егорыч! Здравствуй… — Председатель с озабоченным видом протянул ему руку. — Хорошо, что пришёл. Присаживайся. Дело к тебе есть.

— Какое, дядя Вася?

— Весьма ответственное. Прямо сказать, боевое задание… Необходимо разведать, где и сколько в наших полях находится сусликов. Выяснить, так сказать, главные очаги их распространения. А потом все данные разведки нанести на карту…

— А какая должна быть карта? Цветная или чёрная? — заинтересовался Мишка.

— Надо сделать как полагается — в красках. Ты же рисовать умеешь.

— Это я могу, — согласился Мишка, потом насторожённо спросил: — А зачем эта карта?

— Район требует. Для одного научного института. Ученые, видишь ли, всех грызунов решили на учёт взять, — с серьёзным видом пояснил председатель. — Ну как же, Миша? Может правление на тебя положиться?

Мишка, скосив глаза, задумчиво смотрел на карту колхозных угодий, что висела на стене.

— Если, конечно, опасаешься, что можешь не справиться, тогда не берись, — предложил Василий Прохорович, наблюдая за Мишкой. — Попросим других. Вот хотя бы…

— Нет уж… — перебил председателя Мишка и, подумав, решительно заявил: — Сам справлюсь!

— Ой ли! — с сомнением покачал головой Василий Прохорович. — Смотри не просчитайся. Задание важное. Срок — неделя.

— Карта будет готова через четыре дня, — отчеканил чуть побледневший от волнения Мишка и направился к двери.

Оптовый покупатель

На школьном дворе царило оживление.

Пионеры чинили капканы, насаживали лопаты на черенки, сплетали из конского волоса петли.

Кто орудовал топором, кто рубанком. Стучали молотки, скрежетали напильники, гудел примус, на котором разогревались паяльники.

Среди ребят ходила Людмилка с аптечной сумкой на боку и красным крестом на рукаве.

— Больные есть? Вам головы не напекло? — спрашивала она, трогая ребятам затылки.

Но от неё только отмахивались.

Из школы вышла Саня и повесила на стену сарайчика боевой листок, на котором был изображён крапчатый суслик, похожий на кровожадного тигра. Под сусликом стояла подпись с тремя восклицательными знаками: «Уничтожь его!!!»

Полюбовавшись на свою работу, Саня подошла к Алёше, Димке и Стёпе, которые с увлечением что-то мастерили.

— Вы почему заметку не написали?

— Не мешай им, — шепнула Людмилка. — Они капкан изобретают…

Из здания школы во двор деловито вышел Мишка Чистов с руками, измазанными краской. Его сопровождали долговязый веснушчатый Колька Свишев и маленький Сенька. Всем своим видом Мишка как бы говорил, что ему нет никакого дела до ребячьей суеты. Но на душе у него было неспокойно. Дружки его всё чаще бегали к школе или заходили в дом к Андрею.

Вот и сейчас рядом с Алёшей и Димкой Мишка заметил Стёпу Соломина. Он подошёл ближе к ребятам.

— Ага, явился-таки… единоличник! — усмехнулся Саня. — Скучно одному-то!

— Ну-ну, ты не очень! — насупился Мишка. — А скучать мне недосуг… У меня дела поважнее ваших есть.

— Готово! Можно пробовать! — воскликнул Димка, вбивая последний гвоздь в какой-то деревянный ящичек с пружиной. — Значит, так. Сжимаем пружину. Ставим её на боевой взвод… Ждём… Вот из норы выползает суслик… — Димка пошарил вокруг себя руками и, ничего не найдя, дёрнул Алёшу за рукав: — Дай что-нибудь.

Алёша поднёс руку к голове, чтобы снять кепку, но её не оказалось. Тогда он, не поднимая глаз, снял кепку у стоящего рядом паренька — это был Мишка — и сунул её в капкан. Пружина сорвалась, и капкан со щёлканьем зажал кожаную Мишкину кепку.

— Вот и всё! Смерть суслику! — обрадовался Алёша.

— Да вы что! Смеётесь? — обозлился Мишка.

Оттолкнув Алёшу с Димой, он схватил капкан и с такой силой рванул кепку, что хрупкое сооружение из планочек и гвоздей развалилось.

Алёша и Димка чуть не с кулаками набросились на Мишку:

— Ты что сделал?

— Зачем капкан поломал?

— Подумаешь, капкан! — хорохорился Мишка. — Да разве такие нужны для сусликов?

— А какие? — чуть не плача, кричал Алёша.

— Настоящие, железные…

Подошёл Андрей и спросил, что случилось.

— Да вот капкан… — хмуро сказал Димка. — А Мишка Чистов его…

— А-а, Михаил! — обернулся к нему Андрей. — Ну, здравствуй. Посмотри-ка наше хозяйство, посмотри! — И он вновь обратился к Димке: — Так что же с капканом?

— Развалился, вот и всё, — сказал Алёша. — Сделали плохо…

Андрей посмотрел на сломанный капкан.

— Действительно… Сколочено на живую нитку. Да и вообще деревянные капканы не годятся. Придётся железные доставать.

— Вот и я говорю о том же, — подхватил Мишка.

— А где их взять, где? — вмешалась в разговор Саня. — Мишка же нам свои капканы не даст…

— А много у тебя, Миша, капканов? — спросил Андреи.

— Штук восемь наберётся. А что? Дать их вам? — усмехнулся Мишка.

— Нет, нам это не годится, — небрежно отмахнулся Андрей.

— Почему не годится? — обиделся Мишка. — Капканы что надо! Безотказные.

— Всё равно не годится: мало!

— Мало, да мои, — заносчиво ответил Мишка и решительно направился к калитке.

По дороге он опять увидел Стёпку Соломина. Мишка поманил его, но тот сделал вид, что увлечён работой, и даже не оглянулся.

Мишка плюнул с досады и отправился на улицу.

Ну нет, этого он Стёпке не простит. Считались друзьями, вместе ловили сусликов, вместе играли в футбол, а он возьми да и переметнись в другую компанию.

— А почему не взять Мишкиных капканов? — спросил Димка Андрея.

«Даст ли он их?» — подумал про себя Андрей, но Димке ответил:

— Обойдёмся. Будут у нас капканы. Не сегодня-завтра в сельмаг привезут.

Мишка шёл по улице. За ним плелись долговязый Колька и Сеня. Эти двое ребят — всё, что осталось от Мишкиной компании, — всё время держались поодаль и сейчас искоса поглядывали на своего молчаливого, нахмуренного вожака, который про себя бормотал: «Ха!.. Мои капканы не годятся. Мало!.. Да я их вам и не дам! А Стёпка тоже хорош!.. Одно слово — изменник… Ладно уж… Я ещё покажу вам, что может Мишка Чистов!.. Я, может, для самой Академии наук карту рисую… Может, я ещё учёным буду… или художником, или ещё кем-нибудь… Сами же тогда пожалеете…»

— Эй, Егорыч, — услышал Мишка чей-то голос и, оглянувшись, увидел однорукого продавца сельмага. Он стоял на пороге лавки, прислонившись к дверному косяку, и скучающе глядел на улицу. — Зайди-ка сюда.

Когда Мишка вместе с приятелями вошёл в магазин, продавец, обрадованный, что может с кем-нибудь поговорить, стал засыпать Мишку вопросами:

— Тебе краски больше не нужны? А ты что рисуешь? Портрет? Или вид какой? Карту? Научную, говоришь? По специальному заданию? Вон оно что! Мо-ло-дец!.. А почему ты товар не забираешь? Тут тебе за шкурки причитается… Можешь взять сахар, мануфактуру, конфеты. А то вот ещё капканы…

— Капканы? — переспросил Мишка. — И много их у вас?

— Штук сорок наберётся, — ответил продавец и выложил на прилавок новенький блестящий капкан с тугой стальной пружиной. — Совсем свеженькие. Сегодня привезли. Так сколько тебе, Егорыч? Парочку?

Мишка на мгновенье задумался, нерешительно прикоснулся к лежащему на прилавке капкану и затем, взмахнув рукой, отрывисто сказал:

— Беру все.

— Все сорок? — удивился продавец.

Мишка только кивнул головой.

— Вот это оптовый покупатель! — похвалил продавец Мишку, доставая капканы и нанизывая их на верёвку. — Теперь, значит, сусликам совсем плохо придётся.

Приятели, поражённые поступком Мишки, не сводили с него глаз.

Они никак не могли понять, зачем ему понадобилось столько капканов. Наконец Сеня догадался, в чём дело.

Взглянув на Кольку, он хитро подмигнул, а затем, склонившись к уху товарища, шепнул ему:

— Это чтобы тем не досталось! Понятно?

Таинственное послание

Совет деда Михея пошёл ребятам на пользу. Они собрали где только можно было несколько десятков старых капканов и принялись их чинить. Утром Андрей, зайдя на школьный двор, спросил у ребят, как обстоит дело с «артиллерией».

— Хорошо, Андрей Петрович, — бойко ответил Димка, оттягивая пружины и «стреляя» то одним, то другим капканом. — У нас уже шестьдесят «пушек» готово!

— Не шестьдесят, а пятьдесят три, — уточнил Алёша.

— Я и говорю… шестьдесят штук будет после того, как ещё починим семь капканов, — вышел из положения Димка.

Андрей улыбнулся:

— А ты, Алёша, я вижу, точность любишь.

— Прямо ужас! — пожаловался Димка. — Вот нисколечко ни прибавить, ни убавить не даст.

— А что это у тебя? — заметил Андрей перевязанную Алёшину руку. — Ну-ка покажи!

— Да так… ничего особенного. — Алёша спрятал руку.

— Старается сильно, — пояснил Димка и шёпотом добавил: — Он, Андрей Петрович, и вечером работает. Даже купаться не ходит.

— Болтай больше! — недовольно перебил его Алёша.

— А может, вам помощника дать? — предложил Андрей ребятам и поглядел на Ваню, который со скучающим видом ходил по двору.

— Что вы, Андрей Петрович! — испуганно шепнул Димка. — Он уже нам помогал.

— Ну и как?

— Да всё ему не так да не эдак! Кричит, распоряжается. Уж мы как-нибудь сами управимся…

— Андрей Петрович, — спросил Алёша, — а как с водой? Вы согласны?

Андрей вспомнил: вчера поздно вечером, когда он уже лежал в постели, Алёша и Саня прибежали к нему домой и предложили новый проект истребления сусликов — заливать норы водой.

— Это же очень просто, — принялся доказывать Алёша. — Два ведра в нору — и суслику капут… два ведра — и капут!..

— Я тебе уже вчера говорил, что это не годится, — возразил Андрей. — Вода далеко, носить её вам не под силу.

— Андрей Петрович! — взмолился Алёша. — Что ж это получается? Водой не годится, капканы, вы сказали, будут новые, а их всё нет и нет… Как же мы теперь… Ой, что это? Смотрите!

Андрей обернулся и увидел две странные фигуры, которые медленно двигались прямо на него. Это были Сеня и Колька, увешанные гирляндами из капканов. Подойдя к Андрею, они, не говоря ни слова, свалили капканы на землю. Потом Колька осторожно вытащил из кармана сложенный вчетверо лист бумаги, скреплённый ниточкой с висящей на ней блестящей пломбой, и протянул её Андрею. Приняв послание, Андрей осторожно сорвал пломбу и прочитал написанное печатными буквами: «От неизвестного истребителя сусликов». Андрей с трудом подавил улыбку и с серьёзным видом стал внимательно разглядывать бумагу, поворачивая её во все стороны. Но ничего, кроме уже прочитанной единственной фразы, он в ней не обнаружил.

— Странно и таинственно! — задумчиво произнёс Андрей.

— Так это же, наверно, от Мишки! — взволнованно шепнул ему Димка.

— От неиз-вест-ного, — развёл в недоумении руками Андрей.

— Ну да, от Мишки. Это ж его приятели, — сказал Алёша и обратился к пришедшим: — Ведь вас Мишка прислал? Правда?

Но Колька и Сеня стояли молча, как истуканы, даже не моргнув глазом.

— Не может быть, чтоб от Мишки. Никогда не поверю, — возразил Андрей и почему-то начал смеяться.

Колька многозначительно взглянул на Сеню и кивнул головой: «Пошли!» Но Сеня не заметил этого. Он с интересом оглядывал двор, в котором кипела дружная и, видимо, очень интересная работа.

— А мне можно к вам? — неожиданно обратился он к Андрею.

— Можно, — ответил Андрей.

— Только у меня капканов нету, — робко добавил Сеня.

— А мы и без капканов принимаем…

— Сенька! — раздался угрожающий окрик Кольки Свищёва.

Сеня тяжело вздохнул, задумался, а потом решительно сказал:

— Я завтра приду. Ладно?

— Приходи, — кивнул головой Андрей и, очень довольный, обернулся к Ване, который стоял неподалёку и следил за всем происходящим. — Ну, а ты как себя чувствуешь?

— Да так… смотрю, — уныло ответил Ваня.

— А давай вместе посмотрим. — И Андрей, положив руку на плечи мальчика, повёл Ваню в дальний угол двора.

Сначала из-за густых клубов дыма там ничего нельзя было рассмотреть. Потом, когда дым немного рассеялся, Андрей и Ваня увидели противогаз, надетый на чью-то голову, а потом и всего мальчика. Мальчик принялся жестами что-то объяснять Андрею, но неожиданно так чихнул, что гофрированная трубка отвалилась. Из круглого отверстия противогаза донёсся загробный голос:

— Здравствуйте, Андрей Петрович. Вы не узнаёте меня? Это я…

Голос оборвался, раздалось оглушительное чиханье, отчего резиновая маска с треском лопнула, обнаружив красное, взмокшее лицо Феди Четверикова.

— Ты не задохся? — озабоченно спросил Андрей.

— Нет, что вы! Я уже привык. Апчхи!.. Я, Андрей Петрович, с дымом работаю, а дым для здоровья вредный. Вот я и приспособил противогаз. Только он вначале почему-то ничего не пропускал — ни дыма, ни воздуха. Тогда я его починил…

— Ну и как?

— Нормально. Воздух хорошо проходит… Ну, и дым, конечно, тоже. Вот и… Апчхи!

Андрей рассмеялся.

— Но это ничего! — нашёлся Федя. — Главное, что аппараты работают. Смотрите, сколько я их приготовил. — Он показал на стоящие в ряд аппараты, похожие на пчеловодные дымогары.

— Ну, брат, ты герой!.. Помощь тебе не нужна?

— Не мешало бы, — согласился Федя, но, заметив стоящего неподалёку Ваню, добавил: — Хотя нет, я, пожалуй, и один справлюсь…

Ваня насупился и хотел было повернуть обратно, но Андрей удержал его.

— Скажи на милость! — проговорил он, покачав головой. — Никакой работы тебе не осталось… Что бы нам придумать такое?

— А не надо мне ничего, — забормотал Ваня. — Подумаешь, зазнаются!..

В этот момент к ним подбежал Алёша:

— Андрей Петрович, вы знаете, что я придумал?

— Опять насчёт воды? — спросил Андрей.

— Ага! — кивнул Алёша. — Воду, конечно, вручную таскать не годится… А вот если бы бочки достать, да в них воду подвозить в поле…

— Погоди, погоди, — заинтересовался Андрей. — Здесь что-то есть…

— Конечно, есть! — подхватил Алёша. — Суслики есть, вода есть, бочки… Вот только бочек не хватает. — Он искоса посмотрел на Ваню, который с равнодушным видом стоял рядом, но явно прислушивался к разговору. — Попроси своёго отца… он часто в район на машине ездит… Привёз бы нам бочки.

— А чего его просить? — недовольным тоном ответил Ваня. — На складе «Плодоовощ» бочек сколько угодно, сам видел.

— Ой, верно! Это в Лягушечьей балке, — обрадовался Алёша. — Андрей Петрович, вот бы нам их…

— Всё равно ничего не выйдет! — буркнул Ваня.

— Почему это не выйдет? — вспылил Алёша. — Опять ты каркаешь!

— Рассохлись бочки, не годятся.

— А мы их починим.

— А знаешь, какой сторож на складе? Он и близко к бочкам не подпустит.

— Да вы его не слушайте! — пренебрежительно махнул рукой Алёша. — Он вам наговорит. У него никогда ничего не получается.

— У кого? У меня? — насторожился Ваня.

— А то нет? Да он знаете что? Он… — Алёша вспомнил, что Ваня хотел исключить его из пионеров, и у него снова вспыхнула старая обида. Он подыскивал подходящее слово, которое задело бы за живое Ваню. — Да Сорокин просто сторожа боится!..

— Это кто боится? — вспыхнул Ваня.

Разгорячившись, мальчишки принялись упрекать друг друга в том, кто из них, когда и в каком деле отступил, подвёл товарищей, струсил.

Алёша напомнил Ване, как тот, воспользовавшись его болезнью, самовольно занял его место за партой, рядом с Саней Чистовой. Ваня обвинил Алёшу в том, что, когда они играли в разведчиков, Алёша потребовал, чтобы Ваня был дневальным и никуда не уходил. Алёша не отрицал, что сказал такое, но объяснил это тем, что Ваня настоящим разведчиком быть не может, так как он трус.

— Я трус?! — взъерепенился Ваня, готовый броситься на Алёшу с кулаками. — А кто говорил, что в Лягушечьей балке страшно?

Но тут вмешался Андрей.

— Отставить! — скомандовал он.

— Ну, я тебе покажу труса! — процедил сквозь зубы Ваня.

— Уж ты покажешь! — тяжело дыша, бормотал Алёша и, обратившись к Андрею, предложил: — Хотите, я пойду на склад и посмотрю бочки?

— Оба вы, как я погляжу, храбрые на язык, — охладил мальчиков Андрей. — С бочками я сам всё выясню. А теперь марш на речку! — И, взглянув на часы, он крикнул на весь двор, чтобы ребята кончали работу и шли купаться.

Страшная ночь

Вечером, когда семья Сорокиных села ужинать, отец спросил Ваню, правда ли, что суслики в ужасной панике от того, что их ожидает в ближайшем будущем.

— В какой панике? — не понял Ваня.

— Как, разве ты не знаешь? — удивился Николай Ефимович и принялся рассказывать сыну, что он слышал о подготовке пионеров к походу на сусликов.

— Работы хватает, — спохватившись, с достоинством ответил Ваня. — Готовимся по всем правилам.

— Ну, а ты, сынок, как? — поинтересовался отец. — Говорят, Андрей Петрович вас к делу приучает, к мастерству… Чтобы руками шевелили… А ты ведь у нас заседатель. Все больше «слушали» да «постановили» любишь.

Ваня покраснел и поперхнулся чаем.

— Чем же я хуже других! Что поручат, то и делаю, — . сказал он и, чтобы скрыть своё замешательство, сам перешёл в наступление: — Это вот вы ребятам не помогаете.

— Кто это «вы»? — в свою очередь, не понял отец.

— Ну… взрослые, родители, — разошёлся Ваня. — Нам капканов не хватает, а правление не обеспечивает. Мишка Чистов сорок штук на свои деньги купил… Или вот конский волос для силков требуется. Где его достать? Так Димка взял да и отрезал у жеребца немного. А конюх его чуть не поколотил. Разве это правильно?

— То-то, я смотрю, наш жеребец без хвоста гуляет, — рассмеялся Николай Ефимович.

— И ничего нет смешного. Просто Димка у нас смекалистый! — всё больше расходился Ваня. — Вот кто нам бочки с водой в поле возить будет? Взял бы да и помог на своей трёхтонке.

— Ишь куда подъехал! — покачал головой отец. — А бочки у вас есть?

— Будут бочки… я знаю, — заверил Ваня.

— Так скажите только — когда, что, — согласился Николай Ефимович. — Поможем, дело нетрудное…

Разговор на этом закончился, и Ваня отправился в сени спать. Но сон не шёл к нему. Из головы не выходил разговор с отцом. И что Ваня только наболтал ему! И бочки-то у них скоро будут, и грузовик им нужен… А тут ему ещё вспомнилась ссора с Алёшей… Нет, он становится совсем как Алёша Окуньков… «А если в самом деле сходить на склад и отобрать бочки? — подумал Ваня. — А может быть, даже прикатить их к школе или в поле! И утереть бы нос этому хвастунишке Алёше».

Ваня ещё долго ворочался в постели, потом поднялся, осторожно вышел на улицу и направился за околицу, где находился старый склад конторы «Плодоовощ».

В старину Лягушечья балка пользовалась недоброй славой. Может быть, потому, что здесь, в низине, всегда по ночам стоял туман, а из шуршащих камышей доносилось неумолчное кваканье лягушек. Когда-то говорили, что на болоте возле Лягушечьей балки живут лешие и водяные. Но это было давно. Сейчас этого никто не говорил. Да и таких людей, которые поверили бы разным небылицам, отыскать трудно. И всё же некоторые ребята старались обходить безлюдную балку. «Мало ли что», — думал иной малодушный и робкий человек. Но если человек смел и не верит разным бабушкиным сказкам, то пройтись ему по Лягушечьей балке всё равно что раз плюнуть, особенно если его оклеветали, будто он трус.

И вот Ваня Сорокин бодрым шагом идёт на склад «Плодоовощ». Однако, когда он ступил на мягкую, податливую почву балки, шаги его несколько замедлились… Вот наконец показался и склад. За забором высились горы пустых ящиков и корзин, тускло освещённых большой жёлтой луной. Низко стелющийся туман скрадывал их очертания, и казалось, что они висят в воздухе. А лежащие бочки были похожи на спины не то тюленей, не то медведей. Из болота доносилось шуршание камышей и надрывное кваканье лягушек. Ване стало немного не по себе: «Конечно, — думал он, — никаких чертей или разных там домовых здесь быть не может. Всё это чепуха, и думать об этом даже не стоит. Но, может быть, в этих ящиках и бочках кто-нибудь притаился. Может быть, волк повадился ходить туда на ночёвку или крыса какая-нибудь. Ведь среди крыс тоже попадаются ядовитые. Она тебя цапнет, а ты потом всю жизнь ходи инвалидом с деревяшкой или без глаза».

Размышляя таким образом, Ваня вдруг обнаружил, что стоит на одном месте. Но тут он вспомнил свою ссору с Алёшкой, насмешливую улыбку Андрея и снова, но уже осторожно, озираясь и стараясь ступать как можно тише, пустился в путь. Подойдя поближе к складу, он уже почти совсем не боялся. Всё, что раньше скрадывалось туманом, стало хорошо видно, и бочки уже не казались спинами неведомых зверей. Пересчитав все бочки, он почувствовал себя настоящим героем. Последнюю лежащую на боку бочку Ваня тщательно осмотрел и даже бесстрашно заглянул в её чёрное нутро. Она была пуста и пахла чем-то кислым. Как человек, сделавший немаловажное дело, Ваня почувствовал глубокое удовлетворение. Лениво потянувшись, он даже зевнул, да так и застыл с разинутым ртом… Прямо на Ваню, медленно покачиваясь, плыла по воздуху какая-то фигура. Ваня зажмурил глаза и быстро присел за лежащую бочку. А когда вслед за тем он услышал, как таинственная фигура издала пронзительный крик, а потом провалилась неизвестно куда, зубы у Вани мелко-мелко застучали, и он на четвереньках залез в бочку.

Алёша, втянув голову в плечи, сидел на корточках на тропинке, ведущей к складу «Плодоовощ». И всё из-за этого крика ночной птицы. Если бы не этот крик, он бы и не думал присаживаться. Да и присел-то он, по правде говоря, совершенно нечаянно. Всё случилось как-то само собой: раздался пронзительный крик птицы, и Алёша не успел опомниться, как заметил, что сидит на корточках.

Впрочем, всё получилось как нельзя кстати: Алёша как раз устал. Посидит он немного, отдохнёт и пойдёт дальше. Конечно, будь на его месте Ваня Сорокин, так у того, уж наверно, все поджилки бы затряслись. Правда, когда Алёша был поменьше, скажем года три назад, может, он действительно немного струхнул бы. Но теперь — нет.

Чего тут пугаться, в самом деле! Ведь на свете ничего, кроме природы, не бывает. А хозяин природы — человек. Значит, никакого страха и быть не может. А что Алёша немного дрожит, так это ж от самого обыкновенного холода. Ну, а вспотел он, ясное дело, от тумана. Туман сгустился, осел на Алёшу, вот он и вспотел маленько. Беда невелика. Но уж то, что задумал, он выполнит. А за это и попотеть не жалко… Он докажет, что Алёша Окуньков не только умеет нечаянно оговариваться на слётах… Завтра же он отрапортует Андрею. Так, мол, и так. Бочки все обследованы. Общее количество такое-то, исправных столько-то, требующих починки столько-то, совершенно негодных столько-то… А когда Андрей Петрович удивится и спросит, когда же Алёша успел сходить на склад и произвести обследование, Алёша, даже не взглянув на Ваню, который будет стоять рядом, ответит небрежно и скромно: «Я туда пошёл в свободное время, в одиннадцать часов вечера». Правда, Андрей Петрович предупредил, что он сам займётся бочками, и запретил Алёше и Ване ходить на склад. Ване, конечно, только этого и надо. Да что запрещать! Его хоть на коленях проси сходить в Лягушечью балку, он и то с места не двинется. А Алёша вот взял и пошёл. Пусть его потом Андрей Петрович поругает, зато он выйдет победителем. А победителей, как известно, не судят…

Придя к этому выводу, Алёша почувствовал, что он отдохнул, и смело двинулся к складу. Здесь он принялся осматривать бочки. Каждую из них он проверял похлопыванием ладони, ударом кулака или ноги. На удары бочки отзывались по-разному: наполненные — негромко, пустые рассохшиеся — жалобным дребезжанием, пустые исправные — басовито и гулко.

Пересчитав все бочки, Алёша собрался в обратный путь, но неожиданно замер: прямо на него по воздуху двигалось что-то чёрное. И тут Алёше почему-то сразу же вспомнилась рассказанная ему Димкой как раз сегодня сказка об одном драконе, который питался людьми. У Алёши по спине забегали мурашки. Однако, вспомнив, что чудес на свете не бывает и что у Димкиного дракона был один блестящий огненный глаз, Алёша постарался не поддаваться панике. Чтобы показать, что ему совсем не страшно, он даже улыбнулся про себя. Но вот непонятная фигура внезапно остановилась, как-то очень противно крякнула и… заблестела своим огненным глазом. Тут уж Алёша не выдержал. Бросившись на четвереньки, он быстро подполз к лежащей бочке и юркнул в неё головой. В бочке что-то тяжело сопело.

— Кто тут? — испуганным шёпотом спросил Алёша и, не дождавшись ответа, хотел было податься обратно, но, вспомнив о драконе, не стал этого делать. — Кто это? — снова спросил Алёша, стоя на четвереньках.

Не получив ответа, он решил, что в бочке лежит собака. Ну что ж, мелькнуло в Алёшиной голове, лучше собака, чем дракон, тем более что эта собака, наверно, добрая, если она до сих пор не куснула его. Алёша начал осторожно залезать в бочку, но неожиданно вздрогнул и остановился. «Собака» заговорила дрожащим голосом:

— А ты кто?

— Окуньков я! А ты?

«Собака» некоторое время помолчала, а потом ответила голосом Вани Сорокина:

— А тебе… какое дело?

Оба мальчика очень обрадовались друг другу, но каждый из них старался не показать этого.

— Тебе чего здесь надо? — недовольно спросил Ваня.

— А тебе? — в тон ему ответил Алёша.

— Это моё дело… Может, я люблю спать в бочках…

— А может, и я люблю…

— Так занимай другую бочку. Чего ко мне забрался!

— Тихо ты! — зашипел Алёша.

Мальчики замолчали и прислушались к какому-то неясному шуму.

— Там кто-то бродит, — зашептал Алёша.

— Ага, испугался! — обрадовался Ваня. — Эх ты, трус! Вылезай отсюда! Это моя бочка!

— А ты её покупал? — возразил Алёша. — И не толкайся локтем!

— А ты не лезь своим носом в моё ухо!

— Очень мне нужно твоё ухо! — фыркнул Алёша и хотел ещё что-то добавить, но в это время в носу у него сильно защекотало, и он так чихнул, что бочка вздрогнула и скатилась с бугорка в низину.

Мальчишки невольно прижались друг к другу.

— Слышишь, там кто-то есть, — вновь шепнул Алёша, когда бочка остановилась, и, схватив лежавшую неподалёку круглую крышку, изнутри прикрыл ею отверстие бочки.

Над головами ребят раздались голоса. Один из них принадлежал Андрею, другой, старческий, скрипучий, — сторожу.

— Ну что ж, раз Василий Прохорыч дал такое распоряжение, тогда берите, — говорил Михей. — Под расписку, конечно… Тут их у меня на счету двадцать девять бочек имеется…

— Вот и неправильно, — шепнул Ваня, — тридцать две… Я сам считал.

— Верно! И я считал, — согласился Алёша.

— Из них пять бочек с капустой, — продолжал Михей, — Выходит, двадцать четыре штуки можете забирать.

— Спасибо, Михей Силыч, — поблагодарил Андрей. — Завтра же с ребятами мы их перекатим в поле, поближе к сусликам.

— А зачем их перекатывать? — как бы про себя вновь зашептал Ваня. — Мой тятька на грузовике их обещал перевезти.

— Уж и обещал! — зашептал Алёша. — Как бы не так!

— Да ну тебя! — вскипел Ваня.

Между тем, исчерпав разговор, сторож всё ещё не отпускал Андрея. Он попросил у него папироску.

— Не курю, Михей Силыч.

— Ну что ж, на нет и суда нет. Конечно, может, оно и вредно, как доктора говорят. А я вот курю… Подымлю своим самосадом, мне словно и дышать легче. — И старик, пригласив Андрея присесть на бочку, скрутил козью ножку и чиркнул спичкой.

«Вот он какой, драконий глаз! — про себя улыбнулся Алёша. — А я-то испугался!»

— Значит, сусликов будете истреблять, — рассуждал словоохотливый Михей. — И водой, и дымом, и капканами? Так сказать, всеми видами оружия. Правильное дело… Можно сказать, народное. Давно пора этих нахлебников с наших полей выгнать… А ребятишки, значит, слушаются вас… уважают. И как вы их только к рукам прибрали? Народ они бедовый, озорной, особливо Мишка… Меня-то они, конечно, побаиваются… Я человек строгий, беспорядков не люблю…

Услышав такое безудержное хвастовство, Ваня с Алёшей зашептались и даже фыркнули.

— Что это? — прислушался Андрей.

Но ребята в бочке опять затаились.

— Это, видно, капуста шипит под нами, — принялся объяснять Михей. — По-научному сказать, брожение происходит. Прошлогодняя капуста, вот в ней всякие там ми… ми… микроор-га-низмы и играют. Толкутся себе и толкутся. Иной раз до того дотолкутся, что только держись… Днище вышибают! — Старик умолк и подозрительно поглядел на бочку. — Как она сюда попала? Если бочка с капустой, так ей вон где быть полагается, под навесом. Ну-ка, милок, помоги-ка мне. Эх, люди, люди! Общественное добро не берегут.

Дед Михей вместе с Андреем принялись толкать бочку к навесу.

— Стойте! Не надо! — донеслись из бочки приглушённые голоса. — Мы не капуста…

— Чур меня, чур! — замахал руками испуганный дед Михей. — Вот так капустный дух! Вот так ми… ми… — В этот раз он так и не выговорил мудрёного слова и, подобрав полы своего брезентового плаща, пустился наутёк.

Алёша с Ваней поспешно вылезли из бочки.

— Хороши, нечего сказать! Откуда вы взялись? — удивленно спросил Андрей, но вдруг как-то странно всхлипнул и, обняв ребят, начал хохотать.

Глядя на него, засмеялись и сконфуженные ребята, сначала неуверенно, тихо, а потом всё громче и громче, и по Лягушечьей балке разнёсся такой дружный хохот, что лягушки от удивления перестали квакать.

Мишкина карта

В воскресенье Андрей устроил общую проверку. Алёша Окуньков доложил, что капканов уже набралось сто пятьдесят штук и все они исправлены и проверены. Федя Четвериков отрапортовал о безотказно действующих дымогарах. Саня Чистова сообщила, сколько у них сплетено петель, силков и сколько заготовлено лопат и колышков.

Особенно же ребятам понравилось, когда Ваня Сорокин чётко и коротко доложил, что двадцать четыре бочки вывезены в поле и наполнены водой.

— Теперь можно начинать боевую операцию? — нетерпеливо спросил Димка. — Завтра в восемь ноль-ноль. Правда, Андрей Петрович?

Андрей окинул взглядом застывших в напряжённом ожидании ребят — их стало значительно больше, чем при первой встрече.

— Можно, да не совсем, — задумчиво сказал он. — Как и чем уничтожать сусликов, мы уже знаем, а вот где они, в каких местах — это нам пока неизвестно. Разведки мы не провели и карты не составили.

— А мы и без карты их найдём, — сказал Димка.

— А всё же с картой лучше, — возразил Андрей и спросил Саню, правда ли, что её брат составляет по заданию правления карту.

— Да, он что-то давно рисует, — ответила Саня.

— Не даст он нам карту, — отозвался Алёша. — Пожалеет…

— А почему бы не дать? — вступился Стёпа Соломин. — Он же не пожалел для нас сорока капканов. Надо только Мишку попросить как следует, он это любит…

— Зачем же просить? — заметил Андрей. — Мы просто пойдём к Василию Прохоровичу и скажем ему, что нам нужна карта расположения сусликов и хороший проводник-разведчик.

Не успев смыть с лица и рук следы краски, взъерошенный, сияющий Мишка развернул перед председателем колхоза законченную им карту местности и принялся объяснять, что он хотел на ней изобразить.

— Всё, брат, ясно без слов, — остановил его Василий Прохорович, рассматривая карту. — Сам вижу, не слепой. Вот Большая пустошь. Самый первый очаг сусликов. Так здесь и отмечено. Правильно! Вот Попова поляна. И здесь сусликов много. Тоже верно указано… — А это что? А-а… понятно. Масштаб. А это? — спросил председатель, разглядывая надпись в правом углу карты, и, прищурившись, прочитал: — «Рисовал М. Чистов»… Фамилия художника, значит. Добре! Ну что ж, Михаил, карта получилась отменная. Задание колхоза выполнил. Спасибо тебе!

Как Мишка ни старался быть серьёзным, но от такой похвалы его разноцветное лицо расплылось в улыбке:

— Дядя Вася, а ещё какое поручение будет?

— Есть поручение, — засмеялся председатель, взглянув на Мишку, — важное, и притом срочное. Немедленно умыться. Да с мылом, покрепче. У тебя же не лицо, а радуга какая-то.

— Я серьёзно, дядя Вася… — обиделся Мишка и, заглянув в оконное стекло, принялся рукавом рубахи стирать со щёк и подбородка краску.

— А если серьёзно, то вот какое дело. Возьми сейчас карту и отнеси её Андрею Петровичу… — начал Василий Прохорович и, исподлобья взглянув на Мишку, осёкся и стал покашливать.

Мишка внезапно побледнел и тихо проговорил:

— Вы же карту просили для…

— …колхоза. Верно! — закончил Василий Прохорович.

— А для института? — спросил Мишка.

Но тут Василия Прохоровича снова одолел кашель. Когда приступ окончился, он накрыл чернильницу колпачком, поставил карандаш в подставку, сложил лежащие на столе бумаги в стопку, сдул со стола пыль, снял с чернильницы колпачок и только тогда ответил:

— Ну, и для института, конечно. Такая карта для кого хочешь пригодится. Её, понимаешь, и на выставку послать не стыдно… Институту она безусловно пригодится. Но у них там столько дел, что, пока до твоей карты доберутся, знаешь сколько времени уйдёт…

— Вы же говорили — срочно.

— Ну да, срочно. Никто не отрицает. Безусловно. Но для кого срочно? Срочно для колхоза. А для института не срочно. Понятно?

Мишка кивнул головой и спросил:

— А при чём здесь Андрей Петрович?

— Как — при чём? — ответил председатель. — Так ведь Андрей с ребятами делают колхозное дело? А? Или, может, они, по-твоему, стараются на чужого дядю? Отвечай, раз спрашивают.

— Ну, колхозное, — согласился Мишка.

— То-то же, — успокоился Василий Прохорович и, углубившись в бумаги, небрежно добавил: — Передай карту Андрею Петровичу и поясни ребятам, что к чему…

— Я у них не состою…

— Не состоишь? — почему-то вдруг очень удивился председатель. — Это почему ж такое?

— Не приняли, — коротко ответил Мишка.

— Не приняли? Тебя? — ещё больше удивился председатель. — Первого истребителя сусликов? Как же это так?.. Илья Степаныч, — обратился он к сидевшему в углу за столом счетоводу. — Слыхал? Что же это у нас делается?..

Счетовод оторвался от бумаг и, взглянув на Мишку поверх очков, сочувственно покачал головой и снова углубился в сводку.

— Вот что, Егорыч, ты пойди и скажи от моего имени, что я приказал принять тебя в отряд. Сейчас же. Немедленно. Понятно? Без всякой очереди. Или нет, я лучше письменное распоряжение дам. — И Василий Прохорович протянул руку к бумаге.

— Не надо, — остановил его Мишка. — Я теперь сам не хочу.

— Это что за фокусы? — нахмурился Василий Прохорович и, не получив ответа, сухо добавил: — Ну, это как знаешь. А карту Андрею Петровичу отдай.

— Не отдам, — решительно ответил Мишка.

— Это почему же? — спросил председатель.

— Вы сказали — она для института, — упрямо стоял на своём Мишка.

Василий Прохорович чуть было снова не закашлялся, но раздумал строго взглянул на Мишку и, внезапно ударив ладонью по столу, заговорил:

— Да что, понимаешь, за разговорчики такие! «Я сказал, ты сказал, он сказал! Что, да как, да почему»! Да кто ты такой, чтоб я тебе отчёт давал? Ревизионная комиссия, что ли? Ну, кто ты такой? Кто? Мишка Чистов, говоришь? Ничего подобного. Индивидуал ты! Вот кто. Тут, понимаешь, люди трудятся, ребята малые стараются, надрываются, последние силы отдают, — всё более распалялся Василий Прохорович, — а этот, понимаешь, Мишка, большой парень, здоровый, способный, можно сказать, даже умный, победитель шахматного чемпионата всей школы, будущий советский художник, ходит себе, заложив ручки в брючки, и на всех поплевывает с высокого дерева! Ну прямо не пионер, а какой-то мужик-единоличник, вроде тех, которые в доколхозное время жили… Верно я говорю, Илья Степаныч?

Счетовод снова взглянул на Мишку поверх очков и, кивнув головой, ответил:

— Безусловно.

— Слышишь, что люди говорят! — продолжал Василий Прохорович. — Куда ж это годится? Компанию какую-то себе завёл отдельную, вроде частной артели. Сколько у тебя ребят осталось?

— Один, — мрачно отозвался Мишка.

— Так, может, вы ещё из колхоза выпишетесь? Выделим вам землю, и живите себе, как индивидуалы какие-нибудь, вместе с вашими сусликами. Илья Степаныч, как ты на это смотришь?

Счетовод ответил не сразу. Он сидел, низко склонившись над бумагами, и плечи его почему-то подозрительно вздрагивали. Наконец он поднял голову и спросил:

— А паспорта у них имеются?

— Паспорта? — переспросил Василий Прохорович. — Нет. Ну какие там паспорта у таких огольцов?

— Тогда нельзя. Устав не позволяет, — с серьёзным видом разъяснил счетовод.

— Ах, да!.. — хлопнул себя по лбу председатель. — Что же теперь делать? Так и будет колхоз всё время маяться с тобой? Послушай, Егорыч! Давай, знаешь, не будем ссориться. Отдай карту Андрею, и делу конец…

— Не отдам! — упрямо ответил Мишка.

— Ну что вы скажете, люди добрые! — взмолился председатель. — Он мне последние нервы попортит! Значит, не дашь? Категорически?

— Не дам, — подтвердил Мишка.

— Так!.. — вздохнул председатель. Он достал носовой платок, пригладил им свои небольшие, подстриженные щеточкой усики и неожиданно миролюбиво заговорил: — Тогда вот что. Пойди с картой к Андрею Петровичу… Да не маши рукой! Послушай сначала. И где это ты научился взрослых перебивать? Беда с тобой!.. Так вот: пойдёшь к Андрею Петровичу и от моего имени попросишь его, чтобы он твою карту проверил. Он всё же человек понимающий. Может, твоя карта совсем никуда не годится, а может, что-нибудь исправить надо. А потом сдашь её в правление. Илья Степаныч, ты карту в сейф схорони. Ну как, Михаил, согласен? Слава тебе… Договорились! — Председатель хлопнул Мишку по ладони и, показывая, что разговор закончен, потребовал у Ильи Степановича какую-то инструкцию и углубился в её изучение.

Мишка бережно свернул карту, сунул её под мышку и в раздумье вышел из правления.

У крыльца его поджидал Колька Свищёв. «Просят… Уговаривают, — раздумывал Мишка. — Поздно спохватились… Надо было раньше звать, а то… “Мы ещё подумаем, принимать ли тебя в отряд”!.. Да ещё каким-то “индивидалом” прозвали, единоличником. А за что?..» Правда, он маленько пофорсил, когда его в отряд не приняли да ещё когда свои капканы предлагал. Ну, так что? Это же он для авторитета сделал. И больше ни для чего. Скучно вот только стало, да с авторитетом плохо получается. Все ребята почему-то перешли в отряд к Андрею, один только Колька Свищёв остался. Этот-то не уйдёт, как другие, уж будьте уверены. А только что ему делать с одним Колькой? Ни в футбол не поиграть, ни в лапту. Да и тихий этот Колька, смирный, как телёнок, со всем соглашается, что ему ни скажешь, ходит за Мишкой как тень.

— Ну чего ты как смола липнешь?.. Что ты мне на пятки наступаешь! — неожиданно набросился на приятеля Мишка. — Эх ты… индивидал!..

Ошарашенный Колька остановился и, поглядев на своего вожака, вполголоса сказал:

— А может, карту-то лучше отдать? Я ведь слышал, как тебя председатель уговаривал… Зачем она тебе?

— Вот как! И ты за них! — рассердился Мишка, окинув Кольку грозным взглядом. — Можешь перемётываться… Мне изменники не нужны!

Колька виновато шмыгнул носом:

— Да нет… Я это так сказал, к слову.

И чего там интересного, у Андрея? — продолжал раздумывать Мишка. Ну, купаются ребята вместе, на прогулки ходят, песни поют. Подумаешь, невидаль! Теперь вот сусликов собираются истреблять. А что ребята в капканах понимают? Вот если бы он был с ними… Жаль только, что капканы отдал. Хотя нет… Пусть пользуются его добром… Пусть ломают себе голову, кто их прислал, а потом, когда узнают, пусть подивятся, какой Мишка щедрый и добрый… Пусть тогда попробуют назвать его единоличником! Но морочить себе голову он никому не позволит. А то институт какой-то придумали, боевое задание. Эх, воспитатели!.. Обманывают малолетних, а теперь просят… Ну нет! Не на такого напали. К Андрею Петровичу Мишка, пожалуй, зайдёт. Отчего же не зайти? Ему даже интересно послушать, как тот будет уговаривать его. А вот карту Мишка ему не отдаст. Ни за что. Пусть что хотят делают. Не отдаст — и всё!

Проводник-разведчик

Заметив на школьном дворе Андрея, который о чём-то разговаривал с ребятами, Мишка решительно подошёл к нему и громко поздоровался.

— Здравствуй, Миша! — обернувшись, спокойно ответил Андрей.

Мишка ожидал, что тот ещё что-нибудь скажет, вроде: «Наконец-то явился!» или хотя бы: «Как поживаешь?», но Андрей молчал.

— Меня Василий Прохорыч просил вам показать… — начал было Мишка, протягивая карту Андрею.

Но Андрей даже не взглянул на неё:

— Подожди, я занят.

— Так тут недолго… — сказал Мишка.

Но Андрей снова перебил его:

— Я же сказал, что занят… Пойди к штабу и обожди меня. — И, повернувшись к ребятам, он принялся им что-то объяснять.

Мишка направился к штабу.

Оглядев со скучающим видом школьный двор, в разных углах которого кипела работа, он остановился перед стенгазетой, прочёл заголовки, фельетон, задержался на довольно длинном стишке, который кончался словами:

Товарищ, верь!

Придёт пора,

Когда родимые поля,

Очищенные от вреда,

Дадут роскошные хлеба.

Под стишками стояла подпись «А. Ч.», и Миша сразу догадался, что это писала Санька. Была в газете и карикатура на Ваню Сорокина, который ссорился с ребятами. Но что это был за рисунок? Ни пропорций, ни перспективы!.. Покачав головой, Мишка вынул из кармана карандаш и несколькими штрихами поправил карикатуру. Потом он оживил газету замысловатыми завитушками на полях и вокруг заголовка.

Оглядывая свою работу, Мишка несколько отошёл назад и неожиданно заметил Андрея, который сидел неподалёку на скамеечке. Мишка смутился, но, увидев, что Андрей тщательно чистит свои ногти, немного успокоился.

— Слушаю тебя, Миша, — сказал Андрей.

— Василий Прохорыч просил, чтобы я вам карту показал. Для проверки. Правильно ли всё в ней. Вот. — Мишка развернул карту и протянул её Андрею.

Тот взял карту и, склонив голову набок, сосредоточенно принялся её рассматривать. Наконец, после долгого молчания, он сказал:

— По-моему, всё правильно, — и, свернув карту, вернул её мальчику.

— Она для научного института сделана, — переминаясь с ноги на ногу, добавил Мишка.

Андрей понимающе кивнул головой. Мишка ещё немного потоптался на месте и, не зная, о чём говорить дальше, неожиданно спросил:

— Андрей Петрович, а правда, что у вас есть категория по шахматам?

Андрей чуть улыбнулся:

— Есть.

— Уй ты! — удивился Мишка. — А какая?

— Вторая. А ты тоже играешь? — спросил Андрей.

— Играю. Только здесь не с кем. Я всех обыгрываю.

— Так уж и всех?

— В школе, конечно… — поправился Мишка. — А можно мне с вами сыграть?

— Пожалуйста. Приходи — сыграем.

— Ладно! — ответил Мишка. Но тут, словно что-то вспомнив, он приосанился и непринуждённо добавил: — Зайду как-нибудь, в свободное время. Так я пошёл… До свиданья. — И Мишка решительно двинулся к выходу со школьного двора.

Но тут раздался негромкий голос Андрея:

— Миша.

Мальчик тотчас же обернулся. Андрей шёл за ним следом.

— Вот что, — сказал он, — ты тут нам капканы прислал…

— Догадались? — спросил Мишка.

— Да. Это ты хорошо сделал… по-товарищески…

— Ну что вы! Пустяки. — И Мишка махнул рукой с таким выражением, будто ему ничего не стоит завалить капканами хоть весь район.

— А вот как с капканами обращаться… — начал Андрей.

— Как обращаться? — оживившись, перебил его Мишка. — Так это же очень просто! Их надо устанавливать в определённом месте. Вот, например, нора. Так. А капкан надо ставить с таким расчётом…

— Погоди, погоди, Миша, — остановил его Андрей. — Ты бы это лучше ребятам объяснил… Можешь?

— А чего ж… Это нетрудно.

— И вот ещё что, — продолжал Андрей. — Мы тут у правления колхоза проводника-разведчика просили для нашего отряда. Так Василий Прохорович тебя рекомендует. Лучшего, говорит, проводника, чем Михаил Чистов, по всей округе не сыщете. Он, говорит, пока карту составлял, все сусличьи места изучил.

— Это так! — улыбнулся польщённый Мишка. — У меня теперь каждая сусличья нора на учёте. Вот хоть по карте проверьте. — И он поспешно принялся развёртывать карту.

— Нет, нет, — отстранил карту Андрей. — Раз карта для института, так надо её и отправить по назначению. Ты ребят лично в поле поведи. Ну, хотя бы в первый день, для начала…

— А когда вы выступаете? — деловито осведомился Мишка.

— В самое ближайшее время. Всё дело за проводником, — усмехнулся Андрей.

Мишка кинул на Андрея подозрительный взгляд и вдруг спохватился. Что ж это такое! Карту у него вроде как не берут, а пойти к ребятам проводником-разведчиком он почти согласен. А ведь это одно и то же. Да и как устанавливать капканы — он готов показать ребятам. Как же всё это случилось? Но размышлять об этом ему не очень хотелось. Всё равно дела не поправишь, к тому же ему не терпелось посмотреть, что ребята без него сделали с капканами.

— А вы хитрый, Андрей Петрович, — ухмыльнулся Мишка. — Боевое задание с дядей Васей придумали, карта, проводник, то, сё…

— Ну как, Миша, договорились? — улыбнулся Андрей.

Улыбнулся и Мишка — на душе у него уже не было ни досады, ни раскаяния.

— Договорились! — И он вновь протянул Андрею карту. — Она нам вот как поможет.

Андрей взял карту.

Мишка мельком посмотрел на изгородь:

— Андрей Петрович, у меня тут дружок есть… Колька Свищёв. Можно ему вместе со мной?

— А он не дерётся? — усмехаясь, спросил Андрей, разглядывая карту.

— Ну что вы! Мухи не обидит.

— А сусликов?

— Сусликов — да. Конечно, по моему указанию.

— Значит, ручаешься за него?

— Как за самого себя. Так можно?

Андрей в знак согласия кивнул головой, а Мишка, заложив два пальца в рот, так оглушительно свистнул, что вся работа на школьном дворе на несколько секунд приостановилась.

Из-за изгороди показалась голова Кольки Свищёва.

Мишка махнул приятелю рукой:

— Пошли показывать ребятам, как капканы ставить.

Обрадованный Колька вошёл через калитку на школьный двор и сразу был остановлен Людмилкой — она совершала очередной «медицинский» обход.

— Послушай, у тебя ничего не болит? — обратилась она к Кольке.

— Чего?

— Ну, может, тебя тошнит? — с робкой надеждой продолжала допытываться Людмилка.

— Отстань ты! — отмахнулся Колька.

«Вот и всё так! — подумала Людмилка. — Ну что ж, потерплю немного. Теперь ждать осталось недолго. Выйдем в поле за сусликами, а там уж обязательно с кем-нибудь что-нибудь случится».

Не одна Людмилка томилась ожиданием. Всё чаще и настойчивее ребята обращались к Андрею с вопросом, когда же наконец они выйдут в поле. И каждый раз Андрей давал один и тот же ответ: «Когда всё будет готово».

Но вот настал день, когда Андрей сказал:

— Завтра в восемь ноль-ноль всем быть в полной боевой готовности!

В этот день работа на школьном дворе была закончена раньше обычного, и Андрей отправил ребят отдыхать.

Отдыхать! Сказать это, конечно, легко, а вот попробуй-ка отдохни, когда через несколько часов начнётся генеральное сражение, к которому так долго готовились!

В эту ночь не один завтрашний ловец сусликов ворочался на своей постели с боку на бок. Не спалось и Алёше Окунькову. Подушка казалась неудобной. Зажмурив глаза, он принимался считать до ста. Но вот уже отсчитано двести, триста, пятьсот, а сон всё не идёт и не идёт.

Да и время как будто остановилось. Казалось, что прошло уже по меньшей мере час, а взглянет Алёша на будильник, и оказывается, стрелка проползла каких-нибудь пять минут. Не испортились ли часы?.. Нет. Тикают, как всегда…

На сусликов

Далеко на горизонте из невидимого просвета в облаке на землю прорвался столб солнечного света. Он осветил часть дальнего леса, позолотил спеющую пшеницу и по кочковатой степи заскользил к Апраксину.

Здесь, у околицы, на высоком плоском бугре, у командного пункта, выстроившись в одну шеренгу, неподвижно стоял весь отряд.

Андрей обратился к ребятам с небольшой речью. Затем, после команды, под звуки горна и барабанную дробь пионеры с вёдрами и лопатами в руках, увешанные капканами, петлями и колышками, промаршировали мимо Андрея, спустились с бугра и разошлись по своим местам.

На командном пункте остались Андрей и Людмилка. Людмилка явно была расстроена: она «медицинский персонал», отвечает за здоровье истребителей сусликов, а условия для работы самые никудышные. Помощи никто не оказывает, медикаментов мало. Всё приходится добывать самой. Хорошо ещё, что у мамы нашлись кое-какие старые инструменты и матерчатая сумка.

Но всего этого было мало. Вот, скажем, с минуты на минуту может начаться приток больных, а может быть, изувеченных. Где их класть? Под открытым небом, на голой земле? Всё это Людмилка без утайки выложила Андрею Петровичу. Андрей сказал, что больных и изувеченных, может быть, совсем и не будет, но Людмилка возразила, что надеяться на «авось» нельзя. Тогда Андрей предложил помещать больных в разбитую на бугре штабную палатку, но Людмилка категорически отказалась держать своих больных в таких антисанитарных условиях — вместе с лопатами и капканами. Уж лучше она построит из веток изолятор.

Через час изолятор построен, а больные всё не появляются. Людмилка приуныла. Но вот на дороге показалось облачко пыли. Людмилка решила, что наконец кому-то потребовалась её медицинская помощь! Но ей опять не повезло. К командному пункту подъехал на велосипеде совсем здоровый Мишка Чистов. Он только что совершил объезд всех ребячьих бригад и сейчас принялся докладывать Андрею, как идёт ловля сусликов в поле.

— Вам ребята рапорт прислали. — Мишка протянул Андрею бумажку.

Андрей прочёл рапорт и с удивлением повертел его а руке.

— А почему на рапорте кровь?

— Кровь? Где кровь? — встрепенулась Людмилка и, заглянув сидящему у палатки Андрею через плечо, прочла записку: — «Рапорт. Израсходовали шесть бочек воды. Словили шестьдесят три суслика. Из шести бочек вода сама вытекла. Продолжаем наступать…»

Записка была написана рукой Вани Сорокина. Однако внимание Людмилки привлекло не содержание записки, а те красные пятна и кляксы, которые на ней были. Вот она, кровь. Значит, с кем-то случилось несчастье, а она сидит здесь, у палатки.

Скорей туда, на поле боя!

Людмилка схватила свою медицинскую сумку.

Кровь на записке принадлежала Ване Сорокину. Произошло это так. Ваня с Алёшей вылили в нору два ведра воды, и вскоре оттуда показался мокрый, взъерошенный суслик. Ваня бросился к нему, взмахнул палкой, и суслик стал пятиться обратно. Мальчик схватил его рукой. Суслик пискнул, хищно оскалил зубы и укусил мальчика. Ваня от неожиданности вскрикнул. На пальце проступила кровь.

— Здорово он тебя? — спросил Алёша.

Он сорвал лист подорожника, приложил его к ранке и завязал палец своим носовым платком. Получился толстый жгут, который тут же сполз с пальца.

— Эй вы, водное хозяйство! — раздался возглас.

Алёша и Ваня обернулись и увидели Мишку. Опираясь на велосипед, он стоял на тропинке, неподалёку от ребят.

— Докладывайте, сколько сусликов искупали?..

Алёша с Ваней, не сговариваясь, решили не отвечать насмешнику.

— Эй, банщики! — снова прокричал Мишка. — Чего у вас там? Может, мыла не хватает? Могу привезти!

Алёша и Ваня продолжали молчать.

— Ладно! Так и доложу Андрею Петровичу! «Банщики добыли сусликов ноль целых ноль десятых». Привет!

Тут Ваня и Алёша тревожно переглянулись. Как же быть? С одной стороны, надо известить Андрея, а с другой стороны, уж слишком много чести будет для Мишки, если докладывать ему, особенно после его нахальных слов. Выход из затруднительного положения был найден Ваней. Он достал из кармана клочок бумаги и нацарапал карандашом рапорт.

— На машинке бы надо напечатать! — не унимался Мишка, заглядывая в бумажку, протянутую ему Ваней. — Ого!.. Что это?.. Кровь проливаете? — спросил он, заметив красные пятна на записке. А потом добавил сочувственно — Суслик цапнул… Бывает.

Но Ваня опять ничего не ответил. Он сунул Мишке записку, перевязал палец, и они с Алёшей вновь принялись ловить сусликов.

От работы их оторвала подбежавшая Людмилка.

— Ребята! — закричала она ещё издали. — Не волнуйтесь! Без паники. Сейчас я всё сделаю. Главное — спокойствие.

Ребята с удивлением смотрели на раскрасневшуюся Людмилку. Они никак не могли понять, что случилось с Людмилкой и почему им не надо волноваться. Но вскоре всё выяснилось.

— Кто пострадавший? — строго спросила Людмилка. — Из кого вытекает кровь?

Ребята молчали.

— Лучше сознавайтесь, а то хуже будет! — погрозила Людмилка и, заметив, что Ваня прячет в карман руку с перевязанным пальцем, схватила мальчика за руку.

— Да пустяки! Не мешайся тут! — отмахнулся Ваня.

— Что значит «пустяки»! — загорячилась Людмилка. — А если у тебя заражение крови будет? Давай перевяжу! Ну, кому я говорю! — И, порывшись в сумке, она вытащила оттуда склянку с йодом и смазала Ване ранку.

Ваня вздрогнул. Людмилкино лицо расплылось в блаженной улыбке.

— Печёт? Ну ничего, Ванечка, сейчас я тебе ещё крепче припеку, — ласково добавила она.

— Всё теперь? — спросил Ваня, после того как Людмилка забинтовала ему палец.

— Всё, — ответила Людмилка и с сожалением вздохнула. — Теперь тебе нужен полный покой.

— Чего, чего? — угрожающе спросил Ваня.

— А может, у тебя заражение, — не очень твёрдо сказала Людмилка. Она с озабоченным видом порылась в сумке, вытащила оттуда медицинский молоточек и, не зная, что с ним делать, обратилась к Ване: — Покажи язык…

— Да что ты её слушаешь? — вмешался Димка. — Дал бы ей раза́… Только работать мешает!

— Мне? Раза́? — возмутилась Людмилка. — Да я вот сама как дам тебе сейчас… английскую соль, тогда узнаешь!

Ребята дружно захохотали, но в этот раз уже не над Людмилкой, а над Димкой. А девочка, обернувшись к Ване, так строго крикнула ему: «Покажи язык!» — что тот сразу подчинился.

— Присядь, — скомандовала Людмилка.

Ваня присел. Людмилка внимательно осмотрела язык и озабоченно покачала головой:

— Ой, ой! Воспалённый!.. Плохо ваше дело, больной. Придется вас отправить в изолятор.

Трудно сказать, как долго продолжались бы медицинские упражнения Людмилки, если бы в это время из норы не появился суслик.

— Людмилка, смотри! — крикнул Ваня.

Людмилка перевела взгляд с языка Вани на убегавшего суслика. Глаза её загорелись.

— Ах ты, ворюга! Ещё и кусаешься! — прошептала она и, угрожающе подняв медицинский молоточек, бросилась догонять суслика.

Через некоторое время снова появился на велосипеде Мишка.

— Эй, банщики! — закричал он, сложив руки рупором. — Бросай работу!..

Ребята с недоумением взглянули на Мишку.

— Вам что, — продолжал Мишка, — отдельное приглашение требуется? Отбоя не слыхали? Собирайте ваше хозяйство. Живее!

И тут только ребята услыхали сигнал горна.

…К вечеру на щите объявлений, что стоял у входа в школу, появилась огромная, высотой около метра, цифра «517». Колхозники недоумевали: что означает эта цифра? Некоторые решили, что это реклама новой кинокартины.

Но вскоре всем стало известно, что 517 — это число уничтоженных ребятами в первый день сусликов.

С этого дня повелось так, что в тихом переулке, где помещалась школа, стали собираться любопытные, чтобы узнать, какая цифра висит на щите. Зачастил к школе и дед Михей. Первым делом он взглядывал на щит и, увидев на нём вчерашнюю цифру, сердито ворчал:

— Что же они сегодня со сводкой замешкались!

— Нет, у них порядок, — вступался за ребят кто-нибудь из стариков или старух. — Обязательно объявят. Аккуратники!

И действительно, вскоре появлялся Мишка или Саня и показывали написанную на листе цифру. Дед Михей учинял пионерам выговор за опоздание и направлялся в правление колхоза. Встретив там Василия Прохоровича, он докладывал ему о сводке, а потом заводил разговор о том, что неплохо бы ребятам подбросить ещё с десяток бочек, добавить капканов или выделить в помощь подводу.

— Поможем, Михей Силыч! А ты, видно, тоже в отряд записался…

— Возраст не тот… Но духом я с ребятами заодно, — говорил обычно дед Михей.

С каждым днём количество уничтоженных сусликов возрастало.

Но к концу третьей недели произошло что-то непонятное. Сначала ежедневная цифра перестала увеличиваться, а потом начала резко уменьшаться. Это было тем более удивительно, что орудия и способы лова с каждым днём улучшались.

Ребята ломали себе головы: что стало с сусликами? Высказывались предположения, что суслики стали хитрее, осторожнее, попрятались глубже в землю, перекочевали в другие места. Ребята принялись обвинять друг друга, что они стали хуже работать, ругали Мишку Чистова за плохую разведку…

— Эх вы, головы садовы! — засмеялся дед Михей, когда пионеры пришли к нему за советом. — Радоваться надо, а не плакаться… Куда, спрашиваете, суслики подевались? Значит, перевелись. Доконали вы их, учинили, так сказать, врагу полный разгром…

Сначала слова деда обрадовали ребят, а потом они вновь приуныли. Ведь до тридцати тысяч не хватало ещё довольно много.

Стали думать, как же всё-таки выполнить своё обещание.

Федя Четвериков предложил завести «сусличий питомник», где грызуны смогли бы быстрее размножаться, а потом вылавливать их.

Предложение Феди было признано очень интересным, но почему-то было отвергнуто.

Плен и ультиматум

Расстроенный Алёша пришёл домой и, достав карандаш и бумагу, принялся подсчитывать, сколько же они истребили сусликов.

Выходило, что до тридцати тысяч не хватало ещё очень, очень много.

Алёша совсем приуныл.

Скоро первое сентября, начнутся занятия, а они так и не выполнили своего обещания…

— Ну, не беда, что немного недобрали, — успокаивала мать Алёшу. — Главное-то вы сделали — колхозу подсобили.

— Всё равно нам ещё много не хватает, — стоял на своем Алёша. — Мы же слово дали… твёрдое.

— Скажи на милость — твёрдое! — удивилась Евдокия Павловна, с уважением взглянув на сына. Потом посоветовала: — Ну, уж если так, то у соседей сусликов призаймите. Вон хотя бы у первомайцев.

— А у них много?

— Думаю, что на вас хватит.

Алёша немного успокоился: завтра же он расскажет ребятам о предложении матери.

Утром он побежал к Андрею. Но было так рано, что бабка Устя прогнала Алёшу обратно, сказав, что ему надо ещё поспать.

Но Алёша уже спать не мог.

По дороге он заглянул к Димке Ухваткину, который ночевал в сарае, и, разбудив его, с жаром рассказал, что на полях соседнего колхоза имени Первого мая сусликов видимо-невидимо.

— Так чего же мы дрыхнем? — загорелся Димка. — Пошли, проведём разведочку.

Ребята захватили с собой ловушки, капканы, взяли из бригады Феди Четверикова несколько дымогаров и отправились в первомайский колхоз.

Утром, как всегда, в восемь ноль-ноль, Андрей вышел с пионерами в поле и был крайне удивлён, не увидев Алёши и Димки.

Прошёл час, другой, третий — ребят всё не было.

Наконец из балки, со стороны первомайского колхоза, вынырнул запыхавшийся Димка.

Вид у него был довольно помятый: нос поцарапан, рубаха разорвана.

— Откуда ты в таком виде? — спросил Андрей, начиная кое о чём догадываться.

— Бежал из плена, Андрей Петрович! — не без гордости сообщил Димка. — Надо Алёшу Окунькова выручать… Он там в шалаше сидит… Под охраной!

И Димка рассказал, как они с Алёшей чуть свет отправились ловить сусликов на поля первомайского колхоза. Они расставили капканы, пустили в ход дымогары — и через какой-нибудь час уже словили более тридцати сусликов. Но тут, откуда ни возьмись, на них налетели первомайские мальчишки, отобрали у них сусликов и всё снаряжение, посадили их в шалаш и приставили к ним часовых.

Но они не растерялись. Пока Алёша заговаривал часовым зубы, Димка прорвал охрану и вырвался из плена.

— А здорово они тебя помяли? — спросил Мишка.

— Ну, им тоже досталось! — Димка погрозил кулаком в сторону первомайцев и, поглядев на Андрея, взмолился — Андрей Петрович, дайте мне пятерых ребят… Мы зараз налетим, расколошматим их и Алёшку отобьём!

— «Налетим, расколошматим»! Слова-то какие! — поморщился Андрей. — А первомайцы-то, пожалуй, правы, что вас задержали!

— Почему же правы? — обиделся Димка. — Что ж, им сусликов жалко? Ни себе, ни другим…

— А ты знаешь, что первомайцы организовали свой истребительный отряд?.. Вы же с Алёшей ворвались на их территорию, как чужеземцы…

— Куда им, маломощным!.. — пренебрежительно махнул рукой Димка и замер.

Вдали показались трое незнакомых мальчишек. Выйдя из балки, они поднялись на холм, и один из них стал размахивать белым платком.

— Они самые… — зашептал Димка. — За мной гнались… Захватить бы их сейчас в плен…

— Никак невозможно, — сказал Андрей. — Это же парламентёры. — И, достав носовой платок, он помахал в ответ.

Первомайцы подошли ближе.

Один из них, коренастый, веснушчатый, с облупленным носом, протянул Андрею пакет.

— Понимаю, ультиматум! — усмехнулся Андрей. — Война, значит, по всем правилам. — Он взял пакет и протянул его Димке: — Ну что ж, читай!

Димка достал из пакета листок бумаги, наспех исписанный карандашом, пробежал его глазами и, возмущённый, заявил, что читать не может, так как первомайцы нахалы и вымогатели.

— Тогда пусть читает кто-нибудь другой… — сказал Андрей. — Вот хотя бы Миша.

— Ладно, прочту, — недовольно согласился Димка и забубнил себе под нос: — «Пришлите нам ещё пятнадцать капканов и десять дымогаров, тогда отпустим вашего ловца сусликов, которого мы захватили на нашей территории. Не пришлёте — будем держать его в плену. Даём на размышление один час».

Андрей с улыбкой посмотрел на «парламентёров».

— А верно, хороши наши капканы и дымогары?

— Очень хорошие, — охотно подтвердил «парламентёр» с облупленным носом. — И очень они нам нужны.

— А что, много сусликов решили словить?

— Десять тысяч… — признался мальчик и сконфуженно умолк, видимо вспомнив, что «парламентёру» много говорить не полагается.

— Да, обязательство серьёзное, — согласился Андрей и, попросив первомайцев отойти в сторону, оглядел своих пионеров. — Так что же мы ответим на ультиматум соседей?

— Гнать их в три шеи! — опять взъерепенился Димка. — А Алёшу из плена отбить!

— Да что ты, в самом деле, разошёлся — гнать да отбить! — напустился на него Мишка. — Зачем нам теперь капканы, раз сусликов нет?

— Правильно! И дымогары можно дать, — поддержал его Федя Четвериков.

— Пусть и наши бочки для воды забирают, — подал голос Ваня.

— Может, мы всё же напишем ответный ультиматум? — заметил Андрей. — Уж как полагается, по всем правилам.

Через несколько минут «ультиматум» был составлен и вручён первомайцам.

«Парламентёры» быстро спустились в балку.

Потом, не утерпев, они вскрыли пакет и прочли «ультиматум»:

— «Передаём вам все наши капканы, дымогары, ловушки, бочки для воды, а также охотно придём к вам на помощь всем нашим отрядом.

Апраксинские пионеры».

«Парламентёры» пожали плечами, переглянулись, ещё раз перечитали «ультиматум», вновь переглянулись и вдруг повернули обратно.

— Это как же? — обратился к Андрею «парламентёр» с облупленным носом. — Выходит, мы сливаемся… вместе работать будем?

— Если вы не возражаете, — улыбнулся Андрей.

— Ну что вы!.. — просиял «парламентёр». — Мы давно хотели просить, чтобы вы нас в свой отряд приняли. — Он протянул Андрею пакет. — Тогда ультиматум не нужен. Мы своими словами всё скажем. И Алёшу зараз отпустим.

И «парламентёры» стремглав помчались к своему колхозу.

После обеда апраксинские пионеры вышли ловить сусликов на поля первомайцев.

Второй рапорт Алёши Окунькова

На школьном дворе царило праздничное оживление. С минуты на минуту должен был приехать представитель обкома ВЛКСМ. Пионеры готовились к торжественной линейке. Взрослые стояли группами, разговаривали, шутили. Особенно оживлённо было в группе, окружавшей Андрея. Там то и дело раздавался раскатистый смех Василия Прохоровича, одетого по-праздничному, с орденской колодкой на груди.

Андрей стоял с чемоданом в руках.

— А чемодан-то знакомый, — кивнул Василий Прохорович Андрею. — Подозрительный чемоданишко. Надо бы обследовать. — И, рассмеявшись, серьёзно добавил: — Не рано ли, Андрюша, уезжать собрался?

— И так опаздываю, Василий Прохорович.

Андрей пояснил, что ему уже вчера надо было явиться в районный отдел народного образования, чтобы получить назначение в школу, но вот из-за ребят пришлось задержаться.

— Ну уж, брат, это ты сусликов вини… — начал Василий Прохорович и, не окончив фразы, прислушался к приближающемуся рокоту мотора.

Все повернули головы к калитке. Наступившая на школьном дворе напряжённая тишина сменилась дружным смехом: к школе подъехал на мотоцикле агент-заготовщик Курдюков. Он с недоумением оглядел смеющихся людей, вытер платком голову, шею и, отыскав глазами Василия Прохоровича, направился к нему.

— Я, конечно, извиняюсь, — вежливо обратился Курдюков к председателю колхоза, — тем более у вас здесь какой-то праздник… Дело в том, что, поскольку сейчас конец месяца, я просил бы те три тысячи сусликов…

— Сколько, сколько? — перебил Курдюкова Василий Прохорович.

— Три тысячи… — неуверенно сказал Курдюков и, оглядев стоящих вокруг людей, спросил с тревогой: — Неужели опять ошибка? Значит, не три?

— Не три, — ответил Василий Прохорович. — Да вы почему ко мне обращаетесь? Вы у ребят спросите. — И он лукаво подмигнул пионерам.

Курдюков растерянно посмотрел на ребят, на Василия Прохоровича.

— Непонятно, — прошептал Курдюков.

— Подождите, послушайте, — посоветовал председатель.

Но Курдюков не стал слушать, а отошёл в сторону, присел на край бревна, достал записную книжку и с озабоченным видом погрузился в какие-то расчёты.

На брёвнах под липой сидело несколько стариков и старух. Поглядывая на пионеров, они вели беседу.

— Хорошо ребятишки поработали, — говорила благообразная сухонькая старушка. — Наш Димка раньше всё голубей гонял, а нынешнее лето его от сусликов не оторвёшь.

— Хорошо! Разумно! — подтвердил дед Михей. — Народу польза, и ребятам не в убыток. Мои внучата столько заработали — позавидуешь. «Мы, говорят, дедушка, такой тебе подарок купим…»

— А всё, Устиньюшка, внучек твой постарался, — сказала благообразная старушка.

— У него и отец такой же был, — пояснила бабка Устя. — Живой, затейливый…

— А это правда, что внучек-то уезжает? — спросил дед Михей.

— Уезжает… Сегодня! — вздохнула бабка Устя.

— Жалко, хорошего человека теряем! — покачал головой Михей.

— Едет, едет! — закричала Саня.

И действительно, в конце деревни, поднимая клубы пыли, показался «газик» с брезентовым верхом.

Ваня Сорокин подал команду строиться. Пионеры быстро заняли свои места. Вскоре «газик» остановился около школы, и из него вылез молодой человек. Алёша Окуньков узнал его сразу — это был тот самый работник обкома комсомола, который председательствовал на областном слёте юннатов и вручал ему подарки.

Приехавший поздоровался с Андреем, с колхозниками и направился к пионерам.

— Смирно! — скомандовал Ваня и подал знак Алёше.

Усердно печатая строевой шаг, Алёша с каменным лицом подошёл к представителю обкома. Никогда он ещё так не волновался. Вчера, когда стало известно, что в Апраксине приедет представитель обкома комсомола, пионеры долго спорили о том, кто должен отдать ему рапорт. Саня предложила сделать это Алёше. «На слёте он нахвастал, так пусть теперь исправляет свою оплошность». Алёша всячески отказывался, но ребята согласились с Саней.

— Товарищ представитель обкома! — вскинув руку вверх, сдавленным голосом начал Алёша. — Сводный отряд апраксинских пионеров, совместно с первомайскими пионерами, помогая своим колхозам бороться за высокий урожай, уничтожили за лето три тысячи…

Пионеры, стоящие в строю, зашептались…

Алёша растерянно оглянулся.

Саня с Людмилкой делали ему какие-то таинственные знаки. Димка выразительно шевелил губами, Мишка грозил кулаком.

Недоумевали и взрослые. Василий Прохорович покачивал головой, Андрей, подняв ладони, трижды сжал и разжал пальцы.

«Опять я всё перепутал!» — догадался Алёша, и, покраснев, он наконец-то назвал истинную цифру уничтоженных сусликов:

— Тридцать три тысячи двести семнадцать!

Все облегчённо вздохнули.

Потом заговорил представитель обкома. Он сказал, что за дружную работу обком комсомола награждает апраксинских пионеров переходящим Красным знаменем, и тут же вручил его Ване Сорокину.

Все захлопали в ладоши.

Когда все речи были сказаны, ребята у школьного крыльца окружили Андрея и стали с ним прощаться:

— Не забывайте нас!

— Пишите!

— На будущее лето приезжайте!

— Вы хоть на память нам что-нибудь оставьте!

— Ой, ребята! Я ведь чуть не забыл! — сказал Андрей и, открыв чемодан, достал фотографию.

Она пошла по рукам и развеселила пионеров. С фотографии на них смотрели чумазые, взъерошенные, перепуганные ребята, окружившие дымовую машину «Смерть сусликам». Это был снимок, сделанный Андреем в день его приезда.

— Андрей Петрович, — вдруг всхлипнула Людмилка, потянув его за рукав, — не уезжайте!..

— Ну вот, разнюнилась! — строго сказала Саня и сама зашмыгала носом.

К крыльцу подошли представитель обкома, Василий Прохорович и несколько колхозников.

— Погодите, ребята, — сказал председатель, — мы, пожалуй, Андрея и в самом деле не отпустим.

— То есть как? — не понял Андрей. — Мне же надо…

Но тут представитель обкома сказал, что группа родителей обратилась в район с просьбой направить Андрея Вишнякова на работу в апраксинскую школу и районо с этим согласен.

Андрей, недоумевая, пожал плечами.

— И если вы сами не возражаете, то было бы совсем хорошо, — продолжал представитель обкома. — А мы, в свою очередь, порекомендовали бы вас в школу старшим пионервожатым.

— Опять чемодан унесли! — вдруг захохотал Василий Прохорович. — Правильно, Димка! Действуй!

Все оглянулись.

Димка Ухваткин, держа Андреев чемодан в руках, осторожно пробирался вдоль стены, чтобы вот-вот юркнуть за угол школы.

— Так вы, Андрей Петрович, согласны? — повторил свой вопрос представитель обкома.

— Он согласен, согласен! — шепнула Саня.

— Раз чемодана у меня нет, куда же я без него?.. — шутливо развёл руками Андрей. — Волей-неволей придётся остаться.

Саня взмахнула руками, и ребята громко и дружно крикнули «ура».

После того как ребята, сперва приветствуя своего нового учителя, а потом провожая представителя обкома комсомола, накричались до хрипоты, среди них вновь появился Курдюков.

— Дорогие ребята, — растерянно взмолился он. — Сколько же вы всё-таки сусликов уничтожили? Три, тридцать или тридцать три тысячи?

Точно неизвестно, как теперь живут и что делают апраксинские пионеры. Правда, передают, что Мишка и Ваня крепко подружились с ребятами, а Алёша Окуньков по-прежнему старательно работает в юннатском кружке и его, может быть, снова пошлют на слёт.

Ещё передают, что стал Алёша строг, рассудителен и скуп на красное словцо. Если же придёт охота сболтнуть и похвастать, соберёт Алёша лучших своих дружков, усадит на завалинку и заплетёт какую-нибудь небылицу: о том, как встретил рогатую щуку в колхозном пруду и подрался с ней, о крысе, что съела в кооперативе два килограмма гвоздей, и прочей чепухе, которой всё равно никто не поверит.

Рассказы