– Не обижен, – кратко заверил Земляков. – Но у нас же уклон другой.
– Да понятно, я не любопытствую. Разве что в самых общих чертах. Там у вас в группе специалист имелся…
– Жива-здорова специалист, – успокоил Земляков. – Сейчас далековато отсюда служит, но в полнейшем порядке.
– Вот это хорошо! – обрадовался десантник. – Тогда такая заваруха пошла, а она с виду рисковая девушка…
На косу вновь шли штурмовики. Ударили бомбами и реактивными снарядами…
– Да, прямо курорт, – пробормотал старший лейтенант. – То-то всем девушки вспоминаются. Наблюдай, Тимофей, за обстановкой, размышляй о светлоголовой и романтичной красоте, а я к начальству схожу…
Почему нужно непременно о светлоголовых думать, боец Лавренко не понял. К примеру, Стефэ была вполне темненькой. Думалось о ней здесь, между морем, лиманом и устланным телами песком, совсем иначе, только вспоминать о ней было совсем излишне.
Над косой прошли удачно разгрузившиеся «илы», качнули крыльями в знак приветствия над позицией десантников. Хорошо работают летуны, не то что весной. Что ж, закончилась переменка…
Странный дальше пошел бой: немцы и румыны безнадежно атаковали, потом группками сдавались в плен, снова атаковали, снова сдавались. На косе их все еще оставалась уймища, туда вновь налетали наши штурмовики…
Последняя жидкая атака фрицев случилась около шестнадцати часов дня. На руке Тимофея уже имелись часы – старший лейтенант с немецкого офицера снял и отдал, поскольку «мародерство преследует цели личного обогащения, а наличие прибора учета точного времени является не роскошью, а наоборот, военной необходимостью».
Вообще, контрразведчики окончательно употели: пленных была прорва, среди них вылавливали и допрашивали саперов и офицеров. Тимофей охрип, расспрашивая румын, хорошо хоть эти вояки совсем «дошли» и говорили охотно. Землякову приходилось сложнее: фрицы, особенно егеря, были куда упрямее.
Имелись, имелись следы майора Бэлашэ! Нашлись шестеро румын из крепостной роты. Майора они знали так себе, командовал ротой он недолго, но по описанию и деталям – точно он. Вот только в последний раз видели его еще ночью, во время отхода, а куда дальше делся, непонятно. Один капрал утверждал, что видел господина майора уже на косе, но до начала боя, правда, особой уверенности измотанный румын не испытывал. Это было и хорошо и плохо. Похоже, что не убило по-глупому во время атаки по песку столь ценную дичь, и разыскивать его среди трупов незачем. Но и спешить сдаваться эта саперная гадюка-майор не желал.
Впрочем, пленные шли и шли – прямо во всю косу толпа. Девать их было уже некуда, да и жутковатая обстановка назревала: вздумают рвануть – голыми руками десантников передушат. Приказали пленным срезать с брюк пуговицы и заходить в воду. Когда штаны мокрые и сползают, то житейское обстоятельство ограничивает глупости. Ну и некоторым немцам явно требовалось охладиться.
– Плохо, товарищи, – объявил измотанной группе майор Коваленко. – Все у нас наперекосяк, товарищ Земляков. Видимо, наш друг решил сдаться армейским частям и повернул с особо умными камрадами назад на Аккерман[19].
Земляков вздохнул:
– Вполне могло такое случиться, он, скотина, не из самых тупых. Но там-то он в плен не попал: обстановка у армейцев спокойная, учли бы в документах.
– Может, ночью успел проскочить? – предположил Нерода. – Коса какое-то время не была плотно перекрыта. Если шустрый, так мог просочиться. Нужно в Жебриянах глянуть, перепроверить.
– С тем же успехом он мог и в Вилково проскочить и бесславно при переправе утонуть, – мрачно заметил командир контрразведчиков. – Скорее уж здесь где-то раненый валяется, потом его в море смоет, бычки тело приберут – вот и вся тайна. Значит, так. Мы с Земляковым остаемся тут, примем окончательных пленных, осторожно глянем по косе. А ты, Юра, берешь специалиста по румынским диалектам, идете в село, уточняете у пленных. Саперный майор – не иголка; если он там мелькнул, кто-то его должен был видеть. Но осторожно, без прыти и самодеятельности. В полночь в штабе батальона встречаемся. Результатов не будет – выходим на базу.
Шли по песку, ноги увязали, но, в принципе, стало полегче. Стрельба кончилась, и, видимо, надолго.
– Так оно, Тимка, и бывает, – вздохнул Нерода. – Шухера много: вскочили, заметались, туда-сюда… А где результат? Нет результата.
– Война, товарищ старший лейтенант, непредсказуемое дело, – счел уместным высказаться Тимофей.
– Это верно. Но у нас в отделе музыкальная тема «война все спишет» не прокатывает. Мы головами думать должны, должность такая. А ты вообще молодец, товарищ Лавренко. По мере сил походатайствую о поощрении и награде.
– Я же не за то воюю, – пробормотал Тимофей.
– Естественно. Но воинский порядок никто не отменял: заслужил – получи. Вот товарищ Земляков свое тоже сполна получит, – заверил старший лейтенант.
Землякова было немножко жаль. Хороший человек. Пусть и не получилось у него майора на перехвате взять, так что ж. Впрочем, штрафбат старшему лейтенанту – очкарику точно не грозит. Слишком ценные люди такие переводчики, не будут ими разбрасываться почем зря. И вообще, неизвестно, выдастся ли товарищу Лавренко в жизни еще случай на самолете полетать. Нет, хороший офицер Земляков.
7. Август. Плавни и дальше
– Стой! – безнадежно закричал Тимофей, проламываясь сквозь камыш. – Стрелять буду!
Где-то слева действительно протарахтела автоматная очередь, но это было далеко и звучало неубедительно. Как и сиплые вопли на румынском языке рядового Лавренко. В камышах только усерднее захлюпали, уходя глубже в непролазные дебри…
Все вышло совершенно неожиданно. Возможно, в контрразведке всегда так, но Тимофей к таким поворотам не привык, да и контрразведчиком считал себя очень условно.
Дошли со старшим лейтенантом до Жебриян, глянули на новых пленных. Румын сдалось густо, но все какая-то ерунда, званием не выше лейтенанта. Единственный печальный часовой, охраняющий толпу, сказал, что по дороге на Килию взяли еще каких-то офицеров, а по направлению на Вилково подстрелили хитрого фрица, переодевшегося в рядового мамалыжника – может, тот тоже был по шпионской части?
Старший лейтенант Нерода приказал Тимофею, пока он сам сходит на странного мертвеца глянет, ознакомиться с дорожными пленными, но с выяснениями не задерживаться, сразу в село возвращаться.
– Давай бегом, потом здесь еще румын-саперов опросишь, оно полезнее будет, – распорядился командир группы. – Автомат оставь, и так ноги едва таскаешь. Живенько, и не заблудись, товарищ Партизан.
Вот, опять «Партизан». Да откуда офицеры эту старую кликуху знают?! Не иначе Земляков разболтал. Переводчики – они сильно разговорчивые.
Тимофей быстрым шагом вышел на дорогу, навстречу брели кучки румын, уточняли: «Куда в плен?» Боец Лавренко указывал на пункт сбора, узнавал насчет офицеров. Как выяснилось, группа офицеров села курить у колодца на окраине. Тимофей двинул туда. Идти налегке было непривычно, а особо быстро все равно не получалось: после дождей дорогу развезло, грязь и лужи такие, что не поймешь, где дорога кончается, а лиман начинается.
Офицеры уже накурились и собирались в путь до нормального плена. Их старший – капитан – отрапортовал «господину гвардейцу», что майора Бэлашэ они не видели, не знают, и вообще не саперы, а честные артиллеристы, еще с довоенных времен твердо настроенные против Антонеску и Гитлера. Ну, это-то было понятно.
Тимофей вернулся на дорогу, увидел повозку с нашим легкораненым десантником, тот катил на трофее к штабу, забирать имущество – имелся приказ о дальнейшем перемещении. Повозка была кстати: хоть медленная, но пяток минут можно было дать отдых ногам.
– Все ищете? – осведомился десантник, давая дотянуть самокрутку. – Да разве сейчас нормального шпиона найдешь? Тут румын на две дивизии, и все одинаковые.
– Есть трудности, – признал Тимофей.
– Да уж, не позавидуешь. У них тут и хитрых полно. Я вот еду, смотрю – к камышам лодка-резинка подходит. Крикнул им для порядка. Они в воду как жабы – бульк! Ну, я из автомата дал очередь, хотя далековато было. Двое там таких солидных было, офицерского водоизмещения. Может, и ваш майор?
– Наш майор не особо выдающийся фигурой. – Тимофей спрыгнул в грязь. – Вот зачем ты мне это сказал? Теперь проверять придется. Это где было?
Место стрельбы зоркого десантника обнаружилось без труда: автоматные гильзы не успели утонуть в грязи и затоптаться. Лодку Тимофей тоже увидел, ее медленно уносило по мелководью за плавнями. Боец Лавренко плюнул и пошел к зарослям. И по дороге, и от плавней, тащились все новые румыны. Наверное, и с лодки уже выбрались и пошли сдаваться. Но нужно убедиться.
До камышей было метров с сотню, но того и гляди ноги засосет. Навстречу хлюпали двое пехотинцев-мамалыжников, расхристанные, без оружия, в шинелях, несмотря на жару. Ишь, сами мокрые, а шинельки сберегли, об удобном ночлеге уже думают. Предусмотрительно.
Румыны сошли с символической тропинки, почтительно пропуская советского бойца. Тимофей мельком глянул в потные, заросшие морды – прав десантник, нынче все мамалыжники одинаковые, только по знакам различия и запоминаешь.
Отмахиваясь от мошкары, боец Лавренко вышел к изломанному камышу. Здесь они выбирались из воды, ага, вон весло валяется. Тимофей поднял короткое, похожее на лопатку весло, повертел – весло как весло, фиг его знает. Нужно лодку глянуть да возвращаться.
Пришлось лезть в воду. Новенький пистолет Тимофей из кобуры достал, задрал руку, дабы не замочить оружие и часы, но воды оказалось чуть выше колен. Лодка мирно ждала, пузатенькая, серо-зеленая. Легкая наверное. Такую бы дома иметь, на пруды за сазанами хорошо ходить, особенно если насос заиметь.
Тимофей ухватил лодку за уключину, притянул поближе – тяжеловатая. Тут мысли о сазанах мигом вылетели из головы. В лодке лежал труп. Однако не промахнулся ездовой стрелок.