Двор складов и мастерских представлял собой букву «П», замкнутую оградой с широкими воротами. Ящики и рассохшиеся бочки, части старых корабельных машин загромождали углы двора, но у склада, где квартировали подневольные команды барж, было относительно свободно. Там, под стеной, сейчас копошились гражданские. Наверное, моряки и есть, выскочили с перепугу, не знают, куда драпать…
На крыше склада-общежития снова треснул взрыв, сверкнуло оранжевое пламя. То ли бомбят чем-то легковесным, то ли гранатами забрасывают. Диверсантов фрицы заслали, что ли? Или все же бомбежка ночная?
Тяжелый ремень Тимофей успел застегнуть, автомат взвести. Но в кого строчить, было абсолютно непонятно. Немцев не видно, только присевшие гражданские. По крыше снова стукнуло взрывом, изнутри доносились крики – кого-то уже ранило.
Чего-то совсем заспался сержант Лавренко. Что тут происходит-то? Кто-то же стрелял во дворе? Не могло такое присниться, опытному бойцу автоматные очереди и во сне вполне понятны.
Тимофей, припав на одно колено, прятался за ящиком, воняющим смолой и смазкой. Опыт подсказывал, что вскакивать и бегать, пытаясь понять, что происходит и где начальство, не стоит. Погодим…
Снова долбануло по крыше. Вот же кладет, как часы, пауза секунд в пять…
Тимофей начал злиться на себя за тупость, но тут все начало разъясняться. Возможно, оттого, что глаза к темноте попривыкли. Сначала Тимофею показалось странным, что речники под стеной сидят большей частью как-то одинаково. Ага, оружие у них на коленях. Партизаны югославские? Одного или двух, видимо, подшибло. Лежат у дверей допросного склада и не шевелятся.
Один из сидящих под стеной резко махнул рукой – сразу трое, как болванчики, подброшенные единой пружиной, выпрямились, одновременно что-то закинули внутрь склада. Гранаты же! В ответ изнутри дали очередь, свалив одного попрыгунчика-гранатометчика. В складе тускло засверкали разрывы гранат, заскрипело, задымило, кто-то протяжно закричал от боли…
Когда гранатометчики вскинулись, последние сомнения сержанта Лавренко рассеялись. Плащи у гостей гражданские, а под ними – форма, во тьме различимая смутно, но не иначе как камуфляжная. Фрицы-диверсанты!
Тимофей ударил очередью патронов в пятнадцать. От склада ответили почти мгновенно, но позиция бойца СМЕРШ была выгоднее: и ящик прикрывал, и внезапность огня сказалась. Свалил или зацепил сразу троих, вынырнул на миг из-за соседнего ящика, дал очередь покороче… Во, тут не хуже траншеи, даром что ящичная, надежная, знай меняй позицию…
Пятнистые в плащах свою уязвимость тоже осознали – согласованно, двумя крысиными стайками метнулись от склада в углы двора. Ну уж кукиш вам. Тех, что влево рванули, Тимофей срезал двумя очередями, по правым ударили из склада. Очередь оттуда долбила длинная, не особо ровная, нервная, но точная – ряженые фрицы падали. Лавренко осталось достать самых шустрых головных, что потребовало еще десятка патронов. Фрицы упали уже в груде старинных запчастей, последняя пуля звонко щелкнула о чугун. Тимофей без промедления закинул в запчасти «лимонку» – грохнуло, зазвенели осколки. Ничего, там и так металлолом, ему не повредит.
– Тимох, что там? – не особо внятно закричал из склада старший лейтенант Нерода.
– Вроде покоцанные. Без шевеления.
– А в другом углу?
– Там чисто. – Тимофей добавил две пули в одного вроде заворочавшегося врага.
– Осторожно, миноме…
Предупреждение старшего лейтенанта заглушил очередной разрыв. Теперь короткий свист мины Тимофей расслышал, успел свалиться между ящиков. Рвануло близковато, на спину посыпалась всякая дрянь и щепки, но от разящих осколков мины хлам защитил. Вот же гад, теперь во двор кладет, да метко как!
– Не высовывайся, они с конторы видят, – кричал Нерода.
Видимо, подранен старлей, слишком многословен и голос сбивается. Контора, значит…
– Минуту! – заорал Лавренко, на четвереньках отползая к стене знакомой мастерской.
Ощутимо задел теменем какую-то железку, хорошо, повязка удар смягчила. Ну, понатыкали тут. Тимофей с четверенек запрыгнул на гулкую бочку у стены, с ходу перевалился через ограду. За спиной хлопнул минометный разрыв, казалось, взрывная волна в задницу подтолкнула. Ничего, главное, не осколки…
На улице оказалось оживленно: с одной стороны бежала наша встревоженная пехота, даже станкач волокли, с другой – подруливал запропавший «додж».
– Фрицев во дворе побили! – заорал Тимофей, вталкивая в автомат свежий диск. – Может, во дворах еще лазят. Осторожней, братва, у них там миномет! – Он кинулся к машине, вскочил на капот: – Норыч, к той стене подрули! Захарыч, Сречко, подсадите!
Подбросили от души, осталось царапнуть пальцами по камням стены – и оказался на крыше. Сдвигая на грудь автомат и скача по неудобной черепице, крикнул:
– Машину уведи, миномет у гадов!
Черт его знает, как получалось, но действовал сержант Лавренко с некоторым опережением собственных мыслей. Словно и был готов к таким ночным поворотам. Хотя во дворе – нет, не был готов. Но сейчас все понятно: чердак, или как он тут называется, прикрывает от наблюдателя, до конторы тут метров тридцать. Главное, врасплох застать, не дать уйти…
Откуда знал, что «контора» – вот то зданьице, когда именно осознал, что фрицев, хоть кровь из носа, но нужно брать живыми – сам бы объяснить не смог. Да и некогда было объяснять. «Лимонка» в руке, кольцо уже сорвано…
Разрыв минометной мины за спиной и бросок гранаты почти совпали. Минометчики лупили уже не по Тимофею: наверное, думали, что боец просто драпанул, а улочка с конторы просматривалась плохо. Гранату сержант Лавренко метал вслепую, лишь бы чуток глушанула и ослепила…
Прыгать с крыши на дерево пришлось опять с ходу, благо ветви почти на черепице лежали. Балансируя на невидимом суку, Тимофей мельком увидел спрыгивающую с крыши конторы фигуру – этот немец был без гражданского тряпья, в комбинезоне типа танкового, за спиной – длинный автомат. Этого уже не достать, но минометчики с ним рядом, в том дворике, больше негде…
Граната сержанта Лавренко рванула в дальнем углу – чисто для психики, едва ли всерьез заденет. Сам Тимофей пробежал по ветви, сиганул на забор. Точно знал, что не удержится, свалится и ногу сломает. Это как минимум…
Устоял. Щедро полосовал из автомата по двору, над головами, прижимая гадов к земле, и снова устоял на гребне. Почти две трети диска – для страха. Лежащих немцев и миномет, похожий на толстую лягушку, разглядеть сложно, но вот они, вот…
Когда прыгаешь, продолжать стрелять-пугать никак не получается. Приземляясь, на ногах Тимофей устоять не пытался – перекатился, как учили, лежа на боку, вскинул автомат. И навстречу вскинули – немец лежал почти в такой же позе, доводил ствол…
Тут уж делать нечего. Тимофей нажал на спуск, увидел, как вспарывается пулями лицо под странноватой круглой каской – получилось почти в упор, брызги на раскаленный кожух автомата упали. Поднимаясь на колени, Тимофей увидел, как пялится второй, уцелевший минометчик, как лапает расстегнутую кобуру и все никак не ухватит рукоять пистолета.
– Хальт! Хенде хох! – заорал сержант Лавренко изо всех сил.
Не слушался фриц, уже скребли ногти по рифленой рукояти парабеллума. А убивать нельзя. Тимофей ударил автоматом. Разворачивать оружие некогда, бил прямиком стволом, как штыком, целя в лоб под срезом каски. Словно в дубовую колоду засадил, аж хрустнуло. Сержант Лавренко испугался: сначала за автомат, потом за потенциального пленника – тот безмолвно опрокинулся на спину…
Не опуская оружия и поглядывая одним глазом в сторону дальней ограды, Тимофей попытался нащупать пульс на шее фрица – пульс не находился. Спрыгнувший с крыши наблюдатель тоже не появлялся. Не, не вернется он за камрадами, сразу в другую сторону драпанул, прыткий и соображающий, не иначе фельдфебель. Нет, того уже не догнать. А этот, похоже, тоже… того…
На ощупь немец был потный, противный. Ощупывая его шею, Тимофей уж совсем пал духом, но тут фриц отпихнул руку и застонал. Ага, жив!
– О, майн гот! О, майн гот! – хрипло выл немец, держась за голову. Шлем он сбросил, свалявшиеся светлые волосы торчали между вздрагивающих пальцев.
– Тимотей, ты уживой?!
С ограды спрыгнул Сречко. Тут же захрустела калитка – вламывался Павло Захарович.
– Тож жива та гадюка германская?
– Частично. Но болтать пока способен, – заверил Тимофей.
– Берем! Отож аккуратнейше!
– У мертвяка документы нужно забрать.
Тимофей без охоты потянулся к фрицу с размозженным лицом, но тут с улицы засигналил клаксон «доджа», и закричал Сергеев:
– Мужики, там наших офицеров побило! Командир вызывает. Чтоб срочно!
– Сречко, немца приведи. Только целенького!
Тимофей кинулся к калитке.
Старшина Мурзоев был убит наповал, осколки гранаты изрешетили всю левую сторону тела. Старшему лейтенанту Бушуеву повезло чуть больше, в живот осколки поймал, еще дышал. Над ним возился не особо умелый санитар-пехотинец.
– Сюда давай! – Тимофей упал на колени среди осколков стекла и досок, отобрал бинт. – Лампу выше!
Окровавленный и обсыпанный пудрой-пылью болгарин-моряк из баржевых команд поднял керосиновую лампу. В покачивающихся тенях Тимофей срезал клочья гимнастерки и тельника, накладывал тампоны на вздрагивающие петли сизо-алых кишок рассеченного живота, прихватывал витками бинта. Подали еще вскрытый пакет, и еще…
Вокруг стонали раненые, пахло вонью взрывчатки гранат, кровью, матюгались пехотинцы, помогающие пораненным местным матросам.
– Шустрее, Тима, шустрее, – невнятно говорил согнувшийся и зажимающий бок Нерода. – Главное, чтоб все в полости осталось. На месте почистят.
– Тебя бы тоже перевязать…
Краем глаза Тимофей видел, как качает командира. Кроме пулевого ранения у старшего лейтенанта оказалось рассечено лицо, кровь заливала щеку, ворот стал черным.
– Со мной нормально. Выносим, – просипел, сплевывая кровавую густоту, Нерода.