Тимофей вытряхнул из сумки документы. Паспорт оказался необычного цвета, с фото смотрела знакомая девичья мордаха, тут рыжая уж совсем кукольной выглядела.
– Португальская ксива?! – ахнул Земляков. – Да ладно, быть не может! Ну-ка…
Контрразведчики бросились на лестницу, Тимофей на ходу запихивал в карман шинели дурацкую сумочку.
Грузовик уже тарахтел. Полковник и пришедший в себя адъютант сидели в кузове под стволами автоматов. Девки, понятно, не было.
Земляков подскочил к кабине, шепотом завопил:
– Красотка где?!
– Только что отпустили, – недоуменно пояснил Нерода. – Как дунула по улице, аж туфли скинула, в руки подхватила. Наши в кузове ржали. Вон она, на углу…
Земляков и Тимофей разом бросились к смутной фигурке, удирающей по тротуару, но тут произошла довольно внезапная неприятность: с кузова сиганул полковник, довольно ловко сшиб «оберштурмфюрера», да еще пытался достать подножкой Тимофея. Сержант Лавренко увернулся, добавил хода. Девки уже не было видно – свернула, шалава португальская, или кто она там на самом деле…
Тимофей не оглядывался, но слышал, что следом кто-то бежит. Наверное, Сречко, он поживее…
За углом ждала фига. В смысле, на перекрестке метрах в семидесяти ковырялись окапывающиеся фрицы, а беглянки не было. Дворов и дверей рядом в избытке, юркнула, поскольку не дура.
Бойцы попятились за угол.
– По крайней мере, бошей звать она не кинулась, – прохрипел Сречко.
Тимофей кивнул. Видать, тревога со стрельбой и самой рыжей дряни не особо была нужна. Умыла СМЕРШ – и исчезла.
Земляков все понял издали, сплюнул и продолжил тереть ушибленный локоть. Остальные молчали, поскольку команды говорить по-русски не было, да и что тут скажешь, кроме того самого, уже упоминавшегося. У полковника Ноймана добавилась ссадина на подбородке, но улыбался, гадюка. Тимофею захотелось задеть гада прикладом, хотя бы по копчику, но то желание выглядело откровенно непродуктивным.
– Ладно, упустили, черт с ней, – прошептал Нерода сгрудившимся контрразведчикам. – Уходим живенько, пока немцы не пожаловали.
– Она немцев не приведет, они ей и самой не очень нужны. Но девка вернется. Может, засаду оставим, а, товарищи командиры? – предложил Тимофей.
– С какой радости ей возвращаться? – удивился Земляков. – Говорят же, улепетывала так, что туфли теряла.
– Так куда ей бежать? Этот… опекун у нас, документы она в квартире оставила. Денег и другой квартиры у нее здесь нет, я же карманы щупал. Чемодан-то ее наверху был. Это тот, что побольше и духами пахнет.
– Когда ты успел чемодан обнюхать? – изумился Сречко.
– Да чего там нюхать? Он просто пахнет и женственный, – объяснил Тимофей. – Вот только доходит до меня долго.
– Не-не, думаешь ты живо, это мы тупим, – пробормотал Нерода и взглянул на расстроенного фальшивого оберштурмфюрера. – Делимся? Я с парнями остаюсь, ты с Торчком захваченных конвоируешь?
– Да что ж опять я сматываюсь? – возмутился Земляков. – Это вообще…
– Это целесообразно, – пресек дискуссию Нерода.
– Так, может, девица нам вообще не нужна, что с нее взять-то, кроме экстерьера, – продолжал упрямиться оберштурмфюрер. – Сомнительная, да, и как хороший рычаг давления на полкана подходит, но это же только навскидку. Если еще доводы есть…
– Есть, товарищ старший лейтенант, только объяснять долго. Но интуиция диктует, – попытался объяснить Тимофей.
Нужно признать, Земляков хотя и был штабным, соображать-доверять умел. Хотя и не особо восторженно. Скрипнул зубами:
– Ладно, верю. Герр штабс-капитан, выгружайте задержанных для подготовки!
– Отож я опять в тыл? – обозлился Торчок, сгребая за шиворот полковника. – До коих пор?!
– Молчать, рюсский живодерец! – немедля вошел в эсэсовское состояние Земляков. – Забылся, старый хрыч?!
– Виноват, ваше благородие.
Торчок в сердцах попытался уронить пленного на мостовую, но того внизу поймали и мигом уложили мордой на тротуар. Занимался экзекуцией Нерода. Пленник забился в его суровых руках, но был мигом прижат и утихомирен. Тимофей не очень понимал, что с полковником собираются делать, он же и так в наручниках, да еще с заткнутой пастью. Но тут в руках Нероды оказался небольшой шприц, с виду совсем как игрушечный. Игла прямо сквозь галифе ткнула немца в задницу; надо думать, игла была настоящей – пленник содрогнулся и замычал.
– Ничего, на месте подуем, «бо-бо» мигом пройдет, – пообещал Нерода, принимая второго фрица. У несчастного лейтенантика глаза от ужаса под кепи закатились. Земляков ему что-то успокаивающе сказал и перевел:
– Говорю, что всего лишь снотворное. Для расслабления.
Действительно, полковник Нойман уже обмяк и ровно дышал в старинный камень мостовой.
Бесчувственных немцев закинули обратно в кузов.
– Сейчас вернусь, – пообещал Нерода, запрыгивая за руль. – Сгиньте пока.
«Опель» зафырчал. Павло Захарович успел спустить саквояж с излишками гранат и иных боеприпасов, прощаясь, вскинул руку.
– Скрылись, товарищи! – приказал Тимофей, временно принявший на себя обязанности командира. Бойцы немедля заскочили в дверь парадной.
– Так, а как они поедут вообще без прикрытия? – обрел дар речи Шелехов.
– Они коридор знают, – сказал Тимофей, пытаясь тактично обойти подробности и детали, коих и сам не знал.
– Подземный ход? – в один голос изумились Сречко и радист.
– Слушайте, мне-то откуда знать? Да и что за вопросы? Наша задача какая? Устроить хорошую засаду. Вот и давайте думать, – призвал товарищей сержант Лавренко.
Нерода отсутствовал буквально пять минут. Скользнул в дверь распаленный, но бесшумный.
– Отвез, машину во двор загнал. Может, еще пригодится. Так, славяне, план есть?
Во, отвез он. Видимо, прямо до штаба фронта. И грузовик этот проклятый никак не исчезнет. Ладно, не до того сейчас. План уже имелся – пока приблизительный, но все необходимое для его воплощения в распоряжении опергруппы есть, остальное во время работ приложится.
12. Октябрь. Прорыв
Сидели не так и долго, но стало зябко. По нетопленому первому этажу прогуливались сквозняки; кресло, накрытое пыльным чехлом, тыльную часть тела еще прикрывало, но в целом неуютно. И время подпирает. Похоже, ничего не высидит опергруппа. Успели наскоро перекусить трофейным эрзац-медом и хлебом. Как обычно в сытости и скуке ожидания, зашел разговор о женщинах (сначала о тех, которые откровенного бабского толка) и об их коварстве.
Старший лейтенант поведал о забавном случае, когда Земляков и одна опытная смершевская сержантка «пытали» эсэсовца при помощи консервированных помидоров и иных театральных эффектов. Получилось у них ловко, но для такого воздействия уж определенно артистический талант нужен. Потом Сречко рассказал о двух пулеметчицах, что были у них в партизанском отряде – те вообще страха не знали…
Тихий шепот югослава, сидевшего у окна, выходящего во двор, легко проходил сквозь череду полупустых комнат, призрачным эхом отзывался в распахнутом зеве печи, смешивался со вздохами ветра и гулом артиллерии. Наши танки пробивались к центру города – старлей намекал, что это еще не полное взятие, займут только опорный плацдарм, потом уж остальные силы и партизаны подтянутся, зачистят фрицев под ноль. Правильное слово – «зачистка». Окончательная чистка и уборка как раз на долю контрразведки и придется. Тут, наверное, сами югославы будут дочищать, советский СМЕРШ дальше пойдет…
Тимофей понял, что нервничает все сильнее. Рыжая уже должна прийти. По не очень обоснованному представлению сержанта Лавренко, беглянка должна была проследить, когда машина с гостями и захваченными фрицами отъедет, и сразу в дом сунуться. Ну, не сразу, а осмотревшись и принюхавшись. Оттого и засела группа на первом этаже: углядеть снаружи невозможно, пусть хитрая рыжая свободно наверх проходит, там она себя выдаст. Но нет же ее. А казалось, наверняка вот так действовать и будет.
– Все же храбрость у женщин не самое нужное качество, – шептал Нерода. – У меня как-то очень бесстрашная знакомая имелась. Пожениться собирались. Но вот только как-то возвращаюсь домой, а замок сменен. Стою как дурак с ключом. Позвонил по телефону – говорит: «Ты сам виноват, опять в командировке, а я одиночества не выношу. Встретила человека, он и преданный, и постоянный. Прощай, сумку с вещами я твоим сослуживцам выслала курьером».
– Вот же… храбрая, – подивился Шелехов. – А что соседи? Так ничего ей и не сказали?
– Соседи? А, понял. Не было соседей. Мы в такой квартирке маленькой жили, в отдельной. Частный сектор, можно сказать, – пояснил Нерода.
– Дура, – констатировал Тимофей, думая о другой дуре – рыжей.
– Ну, видимо, я тоже не особо-то гигант мысли, раз связался, – пробормотал Нерода и глянул на светящуюся стрелку часов. – Через пятнадцать минут уходим, товарищи бойцы. Не придет эта лиса. В данном случае дала сбой твоя интуиция, Тима.
– Да кто ж ее поймет. Интуиция – она молчаливая, обещаний и расписок не выдает, – вздохнул Тимофей.
– Тоже женского полу деводжка, – отметил Сречко, осторожно меняя позу у окна. – Откуда у тебя вообще уверенность? Эта црвенокоса – балована, курва, да еще не нашей крови. Мне вообще португалок видеть не приходилось. Они же совсем другачие, как их умом понять?
– Сдается, не очень она португалка, это она удобный паспорт выцыганила. А так на наши паршивые нашивки глаз метнула – сдается, знает, что за корпус. И еще всякое… – Тимофей смешался. – Да тут трудно объяснить.
Громыхнуло где-то вблизи, застучали малокалиберные зенитки, в вышине над крышами проревели двигатели.
– Наши штурмовики уже работают, – сказал Нерода. – Надо уходить. Жилец-то запропал. Непонятно, машина за ним должна прийти или сам он куда-то с лейтенантом подойти обязан, но начнут беспокоиться. Полковник все же, а не ефрейтор. Возможно, рыжая и ждет, когда фрицы заявятся.
Да, с этим было непонятно. Прошло достаточно времени, хотела бы девица немцев привести, сразу бы за ними кинулась. Но тишина. А почему? Может, рыжая на партизан работала, просто нестыковка случилась, и нет у начальства об этом информации? Нет, маловероятно, полковник Нойман к ней нежные чувства питает, вон как с машины кинулся, не жалея собственной арийской хари.