— А знаете что? — вдруг воодушевился Андрюша. — Я мог бы составить небольшую программку для вычисления преступника. Заложу в нее известные нам факты, она выстроит потенциальных подозреваемых по степени вероятности совершения кражи…
— И сколько времени это займет? — спросила я с подозрением.
— Не больше недели, — заверил меня Андрюша.
— Нетушки, спасибо! Обойдусь без твоей программки. Я своего сыночка вытащу раньше, могу поспорить на свои леопардовые тапочки!
Андрюша хмыкнул:
— А мне что поставить на кон?
— Это должно быть нечто не менее ценное, чем мои таптуськи. — Я горделиво покрутила своей очаровательной ножкой, обутой в пятнистую домашнюю «завлекушку».
Андрюша достал из заднего кармана плоский, широкий и гладкий, как морская галька, смартфон:
— Последняя модель айфона. В нем — вся моя душа. Я без него и секунды не проживу. Годится для ставки?
Я кивнула:
— Значит, поспорили. Не позже, чем через неделю, Степочка вернется домой, иначе прощай мои тапочки! Верно?
— Вы сказали — раньше, чем через неделю, Любовь Васильевна, — влез въедливый юрист Павлик.
— Ну хорошо, хорошо, — сварливо сказала я. — Значит, через шесть дней, в следующий вторник, увидитесь со своим другом в домашней обстановке. Так?
— По рукам! — жизнерадостно подтвердил Андрюша. — Мне ради Степки и с айфоном расстаться не жалко!
— Как же вы планируете вытащить Степу из «Крестов»? — поинтересовался Павлик. — Будете следить за каждым свидетелем из нашего списка? Опросите их родных и знакомых? На это уйдет несколько месяцев, даже с нашей помощью… И я уже не говорю о том, что ни одного из нас просто нет полномочий, какими обладает тот же полковник Орлов…
— Материнское сердце — лучший проводник, оно подскажет, с чего начать, — не слишком уверенно отозвалась я. — А вместо полномочий у меня хорошо подвешенный язык, я кого хочешь уговорю пропустить меня куда хочешь…
— И что подсказывает вам сердце? — не без некоторого скепсиса спросил Павлик. — С кого из свидетелей начнете?
Я промычала что-то невразумительное, прислушиваясь к голосу сердца. Оно, как назло, молчало. Точнее, выстукивало на ребрах единственную фразу: «Слишком много кофе, слишком много кофе».
— Позвольте, Любовь Васильевна, я выскажу вам свои соображения, — предложил Павлик, снимая очки и в сотый за сегодня раз протирая их тряпочкой. — Во-первых, каждый из отмеченных нами свидетелей хотя бы один раз за вечер выходил в туалет — а значит, имел отличную возможность похитить пресловутую книгу. Во-вторых, книга хранилась в кабинете повара. Следовательно, у него была не просто отличная, и идеальная возможность ее украсть и списать все на неких мифических преступников.
— Зачем ему красть книгу, если она и так была у него в сейфе? — не поняла я.
— Возможно, книга являлась собственностью директора ресторана, а шеф-повар желал получить ее в личное распоряжение… Да мало ли какие цели преследовал господин Петухов. Вы посмотрите в нашу таблицу — Порфирий скомпрометирован целиком и полностью!
— А как же он подсунул медальон Степочке? — Я все еще сомневалась. — И зачем?
— Зачем — понятно, чтобы отвести от себя подозрения. А вот как — еще нужно выяснить, — кивнул Павлик. — Серьезно, уж больно подозрительной мне кажется фигура шеф-повара… Начинать нужно с него. Что говорит в данном случае ваше сердце?
— Поддерживает, — твердо сказала я, хотя на самом деле сердце по-прежнему не хотело участвовать в нашей беседе. — Завтра же отправлюсь к Порфирию.
— Помощь нужна, тетя Люба? — Андрюша был переполнен тревогой, и это приятно грело душу. Павлик водрузил на переносицу очки — его глаза, слегка увеличенные диоптриями, глядели на меня печально.
— Да ладно, мальчишечки мои, не трусьте! — подбодрила я. — Люба Суматошкина нигде не пропадет!
Затем я отправила сонных ребятишек по домам, а сама взяла в руки тряпку и чистящее средство: полночь там или не полночь, а продезинфицировать квартиру после нашествия варваров-оперативников я обязана!
Глава 8
Уж не знаю, что за мать воспитала Порфирия Петухова, но хорошим манерам она его точно забыла обучить. Шеф-повар «Туфельки Екатерины» стоял передо мной с ужасно кислым видом и всячески давал мне понять, что мое присутствие на его кухне совершенно неуместно.
И нет ему никакого дела до того, что, несмотря на долгую уборку, я сегодня вскочила с рассветом — а четвертого июня, доложу я вам, петербургское солнце встает не позже четырех утра. Я едва дотерпела до открытия метро и сразу стремглав бросилась сюда, к ресторану.
Ну уж и настоялась я под серой дверью с латунной табличкой! Ленивцы открыли свое заведение только в десять часов. К тому моменту, как к «Туфельке Екатерины» неторопливо подошла давешняя блондиночка-администратор, ноги у меня горели, словно в мои черные ортопедические туфли на толстой подошве от души насыпали красного острого перца.
Девица меня узнала: «А, вы мамочка супергероя в наручниках!». Выяснилось, что шеф-повар уже здесь (и как он только сумел мимо меня проскользнуть?), но пообщаться с ним никак нельзя, он очень занят. Слезные мольбы не помогали — блондинка вежливо улыбалась и стояла насмерть. Тогда пришлось применить мое секретное оружие: пирожки с яблоками и лимоном.
А вы думали, я с четырех до шести утра просто так по квартире слонялась? Конечно же, пекла пирожки! Раскатывание теста — лучшее успокоительное на свете. Валерьянка и корвалол не сравнятся с этим монотонным и в то же время приятным занятием. Я глубоко уверена, что работу со скалкой нужно включить в какие-нибудь курсы антистрессовой терапии. Пожалуй, посвящу рассуждениям на эту тему вторую главу своей будущей «Энциклопедии мудрости».
Я достала ароматный сверток из сиреневой, с зеленой каймой сумочки, и худенькое личико администраторши сразу просветлело. Серые глаза засверкали голодным блеском. В обмен на два пирожка мне разрешили «на одну секундочку» отвлечь великого и прекрасного Порфирия от его дурацких дел.
Кстати говоря, гражданину Петухову моя «Энциклопедия мудрости» была просто необходима. Не мешало бы ему узнать, что приличные молодые люди гелем волосы не мажут и шелковые косыночки на лоб не повязывают, даже если косыночка подчеркивает небесный оттенок глаз.
Правда, сейчас голубые глаза гражданина Петухова покраснели, а под ними темнели круги.
— Дамочка, ну куда вы лезете? Неужели так сложно понять, что человек не спал уже двое суток? — застонал он, бросая блестящий, профессионального вида венчик в кругую миску, где он взбивал оливковое масло с уксусом и какими-то травами. — Некогда мне тут с вами болты болтать! Сначала меня бьют по голове, потом крадут жизненно важную книгу, потом всю ночь терзают допросом, потом не дают выходной, а потом еще заставляют к утру сочинить новое меню, словно я какая-то кулинарная Золушка! А теперь у меня осталось буквально несколько часов, чтобы откатать новые блюда до совершенства, иначе злая мачеха в лице директора меня вышвырнет отсюда на улицу, и мы с Люськой будем плакать и голодать, голодать и плакать!
Он устало вытер лоб рукавом розовой поварской куртки. Похоже, шеф действительно самоотверженно работал последние тридцать шесть часов — и это объясняет, почему я не заметила, как он заходил в ресторан. Он просто из него не выходил.
— А зачем вам новое меню? — полюбопытствовала я, хотя волновали меня совершенно другие вопросы. — Люди небось жалуются? Цены хотите снизить?
— Господь с вами, дамочка! — сморщился Порфирий, схватил венчик и вновь принялся ожесточенно взбивать соус. — Мы ресторан премиум-класса, о понижении цен не может быть и речи.
Я огляделась по сторонам. В отличие от полутемного зала, кухня «Туфельки Екатерины» была залита ослепительным, хирургическим светом. Повсюду сверкали стальные поверхности и мигали разноцветными лампочками непонятные аппараты, похожие на космические капсулы. Подозреваю, что часть из них была предназначена для мытья посуды, а некоторые служили печками — но свою янтарную брошь в виде бабочки я бы на это не поставила.
Нет, моя кухня — с красными шкафчиками и белой эмалированной плитой, старой подругой, которую я категорически отказалась выбрасывать при замене кухонной мебели; с ярко-желтыми шторами и голубым мягким уголком; с геранью на подоконнике и детской фотографией Степочки над столом, — моя милая кухонька, конечно, была намного лучше этой обезличенной, равнодушной операционной.
Блестящие сковородки и кастрюли, словно маленькие солдатики, выстроились на полках, готовясь к жестокой битве с голодом, которая начнется здесь через пару часов. Но пока на кухне никого не было, кроме нас с Порфирием.
— Зачем тогда вам новое меню, если дело не в ценах? — пристала я к шеф-повару.
— Затем, что после пропажи нашей кулинарной книги репутация «Туфельки Екатерины» оказалась под угрозой! — Порфирий снова швырнул венчик в миску, да так, что жирные брызги полетели во все стороны. — Мы потеряли свою главную фишку, понимаете вы это или нет? Народ шел сюда, желая отведать блюда прославленной кухни императрицы. А теперь «Книги Пряностей» нет, и нужно срочно придумать новую фишку! Вот, делаю новое меню, чтобы завлечь посетителей. Назову его «Черноморский отпуск Екатерины» — введу блюда кавказской кухни. Гриль все любят. К мясу я сочинил легкие салаты — а вы мне, дамочка, мешаете экспериментировать с заправкой!
— Вы бы лучше майонеза в свои салаты добавили, — посоветовала я.
— Какой майонез, дамочка? Господь с вами! — Порфирий закатил глаза. — У нас здесь кухня екатерининских времен!
— Ну и что? — не поняла я.
— А то, что Екатерина скончалась за два года до изобретения майонеза!
Шеф-повар оттолкнул миску с соусом, схватил пучок крапивы, обжегся, заорал, выронил крапиву на стол и зло посмотрел на меня.
— Еще ваших советов мне тут не хватало! Все мои страдания — вообще-то из-за вашего драгоценного сыночка! На что ему сдалась наша «Книга Пряностей»? Он что, повар? Может, он из «Флёра»?