— Она, видите ли, недостаточно бунтарская для него, — с обидой сказала Пантера. — Ему чего-то поядренее хотелось. Чтобы был взрыв мозга и все такое.
— По-моему, у твоих слушателей и так мозг вылетает; куда уж ядренее, — пожала я плечами, любуясь на себя в выпуклой тарелочке. — Что, теперь небось накинешься на меня, раз мне твоя так называемая музыка не по душе?
— Неа. — Против ожидания, Пантера выглядела довольной. — Я жутко рада, что вам не нравится мое творчество. Это зе бест комплимент.
Я была уязвлена.
— Знаешь, милочка, мой вкус вполне можно назвать универсальным. Если мне не нравится — значит, и другим, нормальным людям, не понравится тоже, клянусь своими леопардовыми тапочками!
— Крутяк! — развеселилась Пантера. — А президента нашего вы считаете нормальным человеком? — поинтересовалась она, хитро щурясь со своего матраса.
— Я? Да я за него первая проголосовала! Ждала у избирательного участка с шести утра!
— Тогда вам будет приятно узнать, что его помощник лично пригласил меня выступить на камерном концерте, специально для участников международного экономического форума, — победоносно объявила Пантера. — Суперсейшн в Стрельне, сразу после торжественного обеда.
— Батюшки-светы… Не может быть! — ахнула я.
— Вау, да у вас прямо мозг взорвался, — хмыкнула Пантера. — Я иду четвертым номером, сразу после Шнура, перед Гергиевым. Помощник сказал, в моих песнях «органично сочетаются бунтарство и классика».
— Ну-ну. — Я пришла в себя. Врет она все, наверное!
Пантерины драные джинсы я даже и не мерила. Размер у нас с ней разный, да и мои черные брючки — и в пир и в мир годятся. От предложенных Пантерой кожаных ботинок на шнуровке я тоже отказалась — на ноги никто никогда не смотрит, а удобнее моих ортопедических туфлей ничего быть не может.
Итак, я была готова слиться с толпой любителей мотиков-котиков.
— Послушайте, тетя Люба… Любовь Васильевна. — Пантера остановила меня в коридоре. Из-под маски самоуверенной рокерши вновь выглянул робкий котенок. Она переминалась с ноги на ногу и неловко теребила свои пижамные шорты. Ножки у нее были тоненькие, худенькие. Хищная кошка смотрелась на этой детской щиколотке неуместно. — Хочу навестить Степу в изоляторе… Можно?
Сначала я хотела честно признаться, что даже родную мать к сыночку в «Кресты» не пускают, и вообще, нечего к моему зайчонку лезть, но потом мне в голову пришла другая мысль:
— Вымой сперва пол в коридоре, а потом я подумаю, — строго сказала я и попрощалась: — Аревуар, милочка!
Без десяти девять я вышла из своей парадной в полной боевой экипировке: свежезавитые на пиво волосы задорно топорщатся из-под банданки; грубая кожаная жилетка, надетая поверх отутюженной футболки, украшена шикарной брошью в виде стрекозы, купленной мной на рынке за смешную сумму.
— Хай, чуваки! — крикнула я Павлику с Андрюшей, поджидавшим меня возле «Нивы». — Ну что, готовы набубениться?
Мальчишки замерли, разинув рты.
— Лю-Любовь Ва-Ва-Васильевна, — заикаясь, наконец вымолвил Павлик. — Это… Это что?… Это как?…
— Это байкерский прикид, — красивым жестом указала я на жилетку. — А что?
— Ни-ничего, — промычал Павлик.
— А вы, тетя Люба, как я погляжу, поднаторели за день в байкерском сленге, — заметила Андрюша, галантно подсаживая меня на заднее сиденье «Нивы».
— Да, подучила кое-что, — скромно отозвалась я, поправляя банданку. — Думаю произвести фурор на этом грандзабухаторе!
— О боже, — хором сказали мальчики.
Дорога от моего дома номер один по Купчинской улице до пустыря в конце Бухарестской заняла минут пять.
Уже издалека мы услышали рев двигателей, оглушительный гогот и визг тормозов. В гигантских колонках билась непонятная музыка. Ощущение было таким, словно мы оказались на цирковом шоу в аду — с чертями-артистами и инфернальным пламенем вместо декораций. Филипп Киркоров обзавидовался бы.
— Батюшки-светы! — пролепетала я чуть слышно.
На асфальтированном пустыре — бывшей парковке разорившегося магазина — куролесили байкеры. Наивные солнечные «зайчики» испуганно отскакивали от страшных металлических машин и бесследно тонули в черных косухах.
Павлик остановил нашу белую «Ниву», казавшуюся на фоне этих сверкающих мотоциклов старомодной тележкой, возле поребрика.
— Так, мальчики, — решительно сказала я, посмотрев на строгий костюм Павлика и оранжевую детсадовскую Андрюшину футболку. — Вам туда нельзя. Даже в целях самообучения.
— Но, тетя Люба! Любовь Васильевна! — запротестовали ребята.
— И обсуждать не стану! — отрезала я. — Сидите в «Ниве» и ждите моего возвращения. А чтобы вы не скучали — вот вам сырные палочки, перекусите пока. — Я вытащила несколько палочек из своей объемной сумки «под зебру». — Испекла сегодня днем, еще теплые.
Не слушая возражений, я выбралась из салона, подтянула черные брюки, поправила бандану с ящерицами — и отправилась навстречу приключениям. Терять мне было нечего.
Глава 13
Степочку и Петеньку я всегда стригла сама. Усаживала их по очереди на табуретку в коридоре — и вжик-вжик кухонными ножницами! Ничего сложного. Конечно, в мировом чемпионате по парикмахерскому искусству я бы не рискнула принять участие, но вот в городском, и уж тем более районном соревновании — вполне могла бы выступить. По крайней мере, ни один из двух моих клиентов не жаловался на качество оказываемой им услуги. Оба моих мальчика всегда ходили чистенькими и аккуратненькими.
А вот куда смотрели матери участников мотосходки — я не представляю. Такого количества жирных волос, кудлатых бород и мышиных хвостов я в жизни не видела. Если бы все нуждающиеся в стрижке «Невские Отморозки» выстроились по порядку к моей табуретке, очередь растянулась бы на всю лестничную площадку, спустилась по лестнице, выплеснулась на улицу и завершилась только у трамвайной остановки посреди Купчинской улицы.
Брезгливо морща нос и прижимая к груди свою зебровую сумку, я ввинтилась в толпу зрителей, наблюдавших за байкерскими развлечениями в центре пустыря. Как я поняла из выкриков собравшихся, нынешняя забава называлась «бычина» и состояла в перетягивании ремня, концы которого два здоровых мотоциклиста намотали себе на запястья. Для усложнения процесса оба участника одновременно управляли своими мотиками, катаясь по кругу на малой скорости, как козлы на привязи. Целью игры было сдергивание противника наземь с целью дальнейшего насмехания над ним. Однако силы соревнующихся были примерно равны, и потому забава изрядно затянулась — с каждой минутой ставки в толпе росли и атмосфера накалялась.
Пользуясь тем, что зрители были безмерно поглощены происходящим на арене (хотя на мой взгляд, ничего глупее и придумать было невозможно), я начала искать среди них знакомую физиономию. Протискивалась, проталкивалась, наступала на ноги, бормоча «расставил тут свои ласты» — но никак не могла найти Черного Пса в этом кожано-заклепочном аду. Некоторые участник сходки были в черных очках, называемых, если верить моей распечатке, «консервами» (тоже мне, пионеры экспериментальной авиации); но ни у кого из них не было татуировки-кобры на шее.
Вдруг зрители враз заорали: кто-то огорченно, а кто-то победно. Я будто бы попала в джунгли на слет взбесившихся бабуинов.
Я оглянулась: один из перетягивальщиков валялся на асфальте, грязно ругаясь, а другой торжествующе тряс выигранным ремнем и почему-то тоже при этом грязно ругался — вероятно, от счастья. Никогда раньше не слышала, чтобы одними и теми же словами выражались такие разные эмоции.
Рядом со мной ликующе вопил беззубый байкер с жидким седым хвостиком. Грубое, обветренное лицо венчала изящнейшая бандана бело-голубой расцветки. Эти же оттенки были здесь повсюду: на флагах, на нашивках, на наклейках, украшавших гладкие бока мотоциклетных кофров. «Они же „Невские Отморозки“, — осенило меня. — Нева голубая; мороз же цвета не имеет, но если выбирать, то, наверное, белый. Вот в чем дело».
— Хай, брателла! — крикнула я беззубому, пытаясь привлечь его внимание, устремленное исключительно на арену. — Есть вопрос!
— Чо? — ошарашенно уставился на меня беззубый. — Ты ваще кто, кошелка?
— Я ищу Черного Пса!
— Чо?
— Пса Черного, говорю, ищу! — заорала я изо всех, перекрывая гул толпы. — Вы совсем из-за своего байка оглохли, что ли?
Кажется, я совершенно неожиданно угадала некий байкерский пароль. Вместо того, чтобы обидеться на ничем не прикрытое оскорбление, беззубый расплылся в щербатой улыбке и гордо заявил:
— Ага, мой агрегат самый мощный! И двигало у него ревет громче всех! Четырехсотка, не левак какой-нибудь!
— Поздравляю, — сказала я, не поняв ни слова из сказанного беззубым, но уловив его дружелюбный тон. — Так где я могу найти Черного Пса, чувачок? — перешла я на доступный ему язык.
— Да вон же Псина! В адской маске, — махнул рукой байкер куда-то вбок. — Козлит!
В стороне от толпы молодой байкер бесстрашно катался на заднем колесе мотоцикла, проделывая при этом в воздухе всякие кренделя. Лицо его было закрыто черной банданой наподобие паранджи марокканской принцессы из «Цветка миндаля». Вот только принцессы никогда, никогда, ни при каких обстоятельствах, не будут затягиваться с ног до головы в кожаный комбинезон с миллионом молний. Если бы не беззубый — в жизни бы не этого Черного Пса не узнала.
Ладно, теперь главное — чтобы он и сам меня не узнал. Иначе не смогу втереться к нему в доверие. Вряд ли Черный Пес станет раскрывать свои секреты матери парня, на коленях которого танцевала его девушка, пусть и бывшая, и которого арестовали по его вине.
Я подобралась к Черному Псу поближе и громко зааплодировала его «козлиным» подвигам.
— Браво! Респект, чувачок! — заголосила я с деланным восторгом, напряженно вспоминая подходящие выражения из своей распечатки. — Вы прямо понтомёт!
От неожиданности байкер покачнулся, потерял равновесие — и грузно, как мешок с картошкой, свалился на асфальт вместе со своим мотоциклом.