Старичок довольно потер ручки:
— Прекрасно, прекрасно, Любовь Васильевна… Я чувствую, вы принесете мне исключительную удачу. — Он деловито пригладил бородку, взглянул на гаснущие свечи и провозгласил: — Поприветствуйте новую Кобру, рыцари Ордена! Рахе! Да свершится месть!
— Рахе! — стройным хором отозвались рыцари. — Да свершится месть!
— Да свершится месть, — повторила я вслед за ними, думая о своем возмездии. Планы купчинской Немезиды сильно отличались от целей и задач остальных рыцарей Ордена.
Свечи потухли, одна за другой. В темноте я слышала лишь невнятное шуршание. Кобры расползались по домам.
Я почувствовала, как большая мужская рука взяла меня под локоть, и услышала голос Черного Пса:
— Пойдем, Кобра. Заседание окончено.
Словно во сне, мы шли и шли куда-то в полной темноте. Мне казалось, что я ослепла. Все, что я ощущала — тяжелое пивное дыхание моего проводника, его руку, направляющую меня в нужную сторону, и кошмарную боль в районе левой груди. В какой-то момент на меня повеяло сквозняком, и я поняла, что мы миновали тоннель, ведущий к Эрмитажу. Скрипнули двери, и спустя несколько мгновений я врезалась бедром в какой-то твердый угол. Тут же раздался страшный звон и грохот.
— Аккуратнее, все кастрюли уронила! — с досадой сказал Черный Пес. Ага, значит, мы были уже на кухне. Вдалеке я приметила тлеющие в камине угли.
Еще одна дверь, и чернота слегка рассеялась. Мы оказались в серой зоне. «Флёр» опустел. Исчезли, растворились без остатка развеселые танцовщицы, лакированные посетители и мыши-официанты, будто их никогда и не было. Столики опустели. Расправленные шторы полностью закрывали окна, дабы любопытные уличные фонари не смели без спроса заглядывать внутрь.
Черный Пес открыл ключом входную дверь. Мы поднялись по ступенькам и вышли на Гороховую.
Июньская ночь всего на пару часов окутала Петербург. Летний город, отдыхавший от туристической суеты, был прекрасен.
Мои золотые часики показывали три часа тридцать две минуты.
Я пробыла под землей совсем недолго.
Но мне казалось, пролетела целая вечность.
— Так, дружочек. — Я встряхнула головой. — Метро еще не работает — что же мне домой, пешком тащиться? Денег на такси у меня нет.
Вранье чистой воды, без денег я из дома не выхожу. Но вдруг рыцарям Ордена положена компенсация месячного проездного, или бесплатное такси, или еще какие-нибудь льготы? Зря я, что ли, страдала под уколами тату-машинки?
— Окей, мамзелька, доставлю тебя в лучшем виде, — покорился Черный Пес. — Называй адрес.
— Улица Купчинская, дом один, первая парадная, — оттарабанила я, задаваясь вопросом, а где же его машина.
И тут я ее увидела.
Точнее, его. Байк. Припаркованный у кованого фонарного столба. Вот сколько раз нашу «Ниву» утаскивали на штрафстоянку! А здоровенный мотоцикл, небрежно брошенный в центре города, мешающий пешеходам и автомобилистам, стоит себе часами и никому до него и дела нет! Где эти доблестные гаишники, когда они так нужны?
— Ты меня, дружочек, на этом повезешь?! — Я едва не грохнулась на асфальт. После всего пережитого — еще и на мотоцикле лихачить!
— Так ты же, если мне не изменяет память, безумно хотела вступить в наш клуб «Невские Отморозки»! А, мамзелька? — Черный Пес скрестил руки на кожаной груди. — А на байке рассекать боишься?
Мда, кажется, он меня подловил.
Но я не была бы Любой Суматошкиной, если бы моментально не выкрутилась, да еще и с блеском.
— Вот еще! — фыркнула я. — Просто я имела в виду, что твой «японец» слишком хлипкий, не выдержит двоих, не то что советская «Ява».
Это было единственное название мотоцикла, которое я смогла сейчас вспомнить.
Черный Пес сказал неприличное слово. А затем забросал меня техническими терминами вперемешку с байкерскими жаргонизмами, из которых следовало, что его «джап» можно сравнить с космическим кораблем, в то время как названную мной «Яву» — разве что с ручной косой, и что владельцы названной мной «Явы» недостойны даже пыль глотать из-под колес его великолепного мотоцикла.
После этой тирады мне был вручен шлем, я неловко забралась на узкое сиденье позади Черного Пса (мои брюки были правильным решением), обхватила его руками и зажмурилась.
Потом в ушах свистел ветер, меня трясло, качало из стороны в сторону, и когда я уже совсем поверила в то, что никогда больше не увижу Степочку, мы остановились.
Я осторожно открыла глаза. Мы стояли у моей парадной.
Еле-еле спустившись с проклятого седла на твердую землю, я трясущимися руками отдала Черному Псу шлем.
— А-аревуар, — пропищала я.
— Не прощаюсь, мамзелька, — хмыкнул он, взглянув на мои дрожащие коленки, — встретимся через несколько часов на форуме. Рахе!
Колеса закрутились с адским визгом, из выхлопной трубы вырвалось пламя, и черный мотоцикл скрылся за поворотом, спасаясь от лучей просыпающегося солнца.
Глава 19
Как вы думаете, с какими мыслями я проснулась на следующее утро?
Выпить кофе, да покрепче?
Побежать к майору Уточке, чтобы рассказать ему о своих вчерашних приключениях?
Накромсать оливьешку к Степиному возвращению?
Нет, нет и — да. Но больше всего мне хотелось отправиться на рынок, найти тетку, продавшую мне тушь для ресниц «Стреляю наповал», и закатить ей хорошенький скандальчик — с применением таких парламентских выражений, как «ах ты, курица!» и «повыдергивать бы тебе твои жидкие волосенки!».
Дело в том, что перед сном я забыла смыть макияж. Едва доползла до кровати, рухнула прямо на бордовое с золотым шитьем покрывало и отключилась. Поэтому воскресенье, седьмое июня, началось для меня просто отвратительно.
Я не могла разлепить глаза. Я пыталась их открыть, но проклятые ресницы за ночь превратились в одну густую плотную массу наподобие пластилина.
Постанывая и покряхтывая, будто древняя старуха, я кое-как сползла с кровати, утянув за собой скользкое атласное покрывало. Наощупь, ударившись многострадальным правым бедром о свою арабскую тумбочку, я доковыляла до ванной, где принялась ожесточенно тереть веки мыльной мочалкой. Неохотно, микрон за микроном, злодейская тушь наконец отстала от ресниц, и я смогла взглянуть на себя в зеркало.
Батюшки-светы! Я была похожа на клоуна, сбежавшего с циркового выступления в преисподней. Красные, с прожилками, глаза, окруженные грязно-серыми разводами. Расплывшееся вокруг рта цикламеновое пятно. В невесть откуда взявшихся морщинах скопились остатки румян и тонального крема. Про прическу я и вовсе не говорю — меня смело можно было выставлять на огород, ворон пугать до предынфарктного состояния.
Степочкин пластмассовый кораблик, лишившись чувств, с глухим стуком упал на дно ванны.
Понятно, без тяжелой уральской артиллерии тут не обойтись.
Из холодильника на кухне я достала фермерскую сметану — настолько жирную, что ее можно было принять за масло — и щедрыми горстями нашлепала полбанки себе на физиономию. Пока очищающая маска впитывалась, я посмотрела ранние утренние новости. Длинноносая телеведущая, фальшиво грустя, сообщила, что сегодняшний камерный концерт в честь участников международного экономического форума, похоже, состоится под проливным дождем: по прогнозу, сразу после торжественного обеда погода испортится.
— Как бы ты, милочка, подпрыгнула в своей студии, если бы узнала, что до концерта дело может вообще не дойти! Теперь все зависит только от меня, — сказала я телевизору и отправилась обратно в ванную.
Горячий душ немного остудил мой гнев по отношению к рыночной тетке, навязавшей мне проклятую тушь, и заметно улучшил общее состояние. В том числе и внешнее. Лицо приобрело свой нормальный оттенок, морщины разгладились.
Чтобы я еще хоть что-то купила по знакомству! — зареклась я, завязывая на талии пояс тигрового халата.
А потом, даже не позавтракав, лишь только схватив телефон с бесценной записью, побежала вниз и начала трезвонить в дверь к майору Уточке. Косметика по знакомству — это одно, а свой человек в полиции — совсем другое. Наверное.
— Люба, семь утра же! Воскресенье! Ради всего святого! Я же просил меня не трогать хотя бы в выходные!
Настроение у Володи было хуже некуда. Лохматые брови сошлись в одну, а темные глаза так и кидают в меня молнии.
На мгновение я почувствовала себя жалкой птичкой с новой картины, которая появилась в Володиной прихожей рядом с портретом скотчтерьера. Если верить прилепленной снизу бумажке, сия репродукция называлась «Охота на вальдшнепа», и, в полном соответствии с подписью, толстенький длинноклювый вальдшнеп безвольно болтался головой вниз в руках у подвыпившего матерого дядьки с ружьем.
Но смутить меня, как вам известно, не так-то просто.
— Доброе утро, Володенька! — прощебетала я как ни в чем не бывало. — Сейчас ты моментально проснешься. У меня для тебя ранний новогодний подарок!
— Что еще? — грубо отозвался он.
— Не желаешь ли ты, милый майор Уточка, предотвратить крупнейшее преступление в истории Санкт-Петербурга и вообще всего мира?
— Не желаю. — Володя был мрачнее тучи.
Я не сдавалась.
— Я вчера узнала такое… Такое… Ты не поверишь! Одна древняя секта — помнишь, я тебе рассказывала про Орден Королевской Кобры? — в общем, они, Володенька, готовят полное и окончательное истребление всех президентов и премьер-министров, которые съехались к нам на форум! А? Как тебе?
— Да никак.
— Что? Ты вообще меня слышал? Я говорю, всех випов сегодня отравят на торжественном обеде в Константиновском! — Я как будто кричала в вату.
— Спасибо за информацию, Люба, — сухо сказал майор, почесывая под майкой живот. — Мы внимательно рассмотрим предоставленные вами факты.
— Володь, что происходит? — Я обессиленно прислонилась к косяку его двери. — Почему ты не бежишь немедленно звонить во все колокола — или хотя бы полковнику Орлову? Ты понимаешь, что через несколько часов в Константиновском дворце произойдет непоправимое — погибнут лидеры крупнейших государств?