— И правильно, Любовь Васильевна, правильно, — успокоился сосед. — Зачем вам становиться соучастником крупнейшего преступления со времен китайской императрицы Цыси?
Ренуар у него на коленях сладко потянулся и перевернулся на другой бок.
— Кого? — переспросила я. — Какой еще Кисы?
— Цыси, — поправил меня Яков Матвеевич. — Достойная продолжательница традиций «аптекаря сатаны» Борджиа, а также жестоких римских властителей Калигулы и Нерона. Эта малосимпатичная компания все свои проблемы решала при помощи ядов. Нерон подавал своим врагам к столу отравленную воду и натирал им нёбо смертельно опасными растениями, Калигула завел огромный сундук, набитый пакетиками с ядами, при этом собственноручно подписывал каждый пакетик именем отравленного этим ядом недоброжелателя… Про Папу Римского Александра Шестого Борджиа и говорить нечего — добавлял яд в фрукты и даже церковные просфоры… Вот и Цыси, родившаяся в 1861-м, начинала как скромная наложница китайского правителя. А затем, благодаря отравленным бульонам и печеньям, ухитрилась стать безграничной государыней всей Поднебесной.
— Батюшки-светы! — подивилась я, доедая последний трюфель и потихоньку облизывая с пальцев налипшую на них шоколадную пыль. — Вот нахалка!
— А что вы, Любовь Васильевна, тогда скажете по поводу французской королевы Екатерины Медичи? — Яков Матвеевич, увлекшись историческим экскурсом, выпрямился в кресле, глаза его горели, рука крепко обхватила поручень. — Она дарила своим приближенным отравленную косметику, отравленные духи, отравленные веера — даже отравленные перчатки!
В ажитации сосед схватил меня за руку — немного липкую после трюфелей и последующего облизывания, — но, кажется, он этого даже не заметил.
— Представьте, Любовь Васильевна, вы надеваете перчатку, подаренную вам королевой — и ваша кожа краснеет, покрывается сыпью, начинает зудеть, чесаться, потом вы чувствуете, что вам не хватает воздуха…
— Легко! — воскликнула я. — У меня такое было. Купила прошлой зимой на рынке кожаные перчатки, а они были пропитаны какой-то дрянью, для прочности и долговечности — неделю потом отмачивала руки в отваре ромашки!
Яков Матвеевич улыбнулся:
— Вот-вот — только в случае с подарком королевы ромашка бы не помогла; как не помогли никакие противоядия Жанне д’Альбре, королеве Наваррской, получившей от Екатерины Медичи пару таких вот перчаток…
Тут я поняла, что мы до сих пор держимся за руки. Ладонь у него была прохладная и приятная.
Яков Матвеевич замолчал. Мы смотрели друг другу в глаза. В воздухе сгустилось напряжение.
Видимо, его почувствовал и Ренуар. А может, ему приснилось, что я на него снова плюхнулась, не знаю. Так или иначе, но котяра, мирно спавший до сих пор на коленях хозяина, ни с того ни с сего вдруг дернулся, заорал дурным голосом и спрыгнул на пол, полоснув задними лапами Якова Матвеевича.
Тот ойкнул и выпустил мою руку.
Ренуар, нагло ухмыльнувшись и задрав трубой рыжий хвост, проследовал к своей миске и уселся возле нее, всем своим видом демонстрируя, что если я претендую на его сухой корм, то зря — ничего-то мне не достанется, ни крошечки, ни полкрошечки.
— Что ж, Яков Матвеевич, — я встала, — спасибо за трюфели и интересные факты, но мне уже пора — неприлично заставлять марокканских принцесс ждать. Аревуар, соседушка!
Глава 22
Лет пять назад Степочка научил меня играть в покер.
Пока Петенька был на работе, в автосервисе, мы со Степой приглашали Павлика, Андрюшу, еще пару мальчишечек; я накрывала кухонной стол зеленым сукном, готовила закуски (никаких чипсов! только полезные пирожки и сырные палочки), разливала по бокалам домашний яблочный сок (по цвету он очень похож на виски, но при этом все остаются трезвыми); и битва лучших умов Купчина начиналась.
Сигары в своем доме я курить не разрешала, разумеется.
В общем, если хотите знать мое личное мнение, покер — игра бессовестных врунишек. Мой Степочка, открытая душа, всегда оставался в дурачках. Так же как и Андрюша. Самая захватывающая борьба обычно разворачивалась между мной и Павликом, в то время — студентом юридического факультета, нахватавшимся от своих преподавателей умения крутиться, как уж на сковородке, и искусно лгать, не меняя бесстрастного выражения лица.
Что бы ни говорил вам Павлик, не верьте — выигрывала всегда я! Я отлично блефую. Я могла бы открыть курсы по обучению блестящему, восхитительному, безупречному блефу.
Думаю, милые мои, вы убедились в моих способностях, когда мне удалось заверить Якова Матвеевича, что я не собираюсь идти ни на какой форум, а собираюсь наподобие сардельки валяться на кровати и смотреть сериал. Уж вы-то знаете, что я не способна отсиживаться в укрытии, пока судьба моего сыночка не решена!
Конечно, Яков Матвеевич обещал поговорить с Володей — но я знала, что от этого ничего не изменится. Стену лени и безразличия, которую выстроил вокруг себя майор Уточка, было не пробить даже уважаемому доктору наук.
Получается вот что. Если я не поеду сегодня вечером в Константиновский — Кобры свершат задуманное, мировой порядок рухнет, а мой Степочка так и останется в «Крестах» — очаровательных снаружи и уродливых изнутри. Никогда и никому не удастся доказать его невиновность. Он просто погибнет в водовороте исторических событий.
Если же я рискну собой, встану на пути рыцарей Ордена, да еще и сумею собрать доказательства их преступного замысла — вот тогда полиция так просто от меня не отделается! И мой малыш наконец-то окажется на свободе, в тепленькой чистенькой постельке, с чашкой горячего сладкого чая и его любимыми горячими бутербродами с вареной колбасой, тягучим сыром, шампиньонами и тонкими ломтиками помидоров. Да, в качестве исключения я разрешу моему зайчонку перекусить прямо в кровати.
Так, теперь — доказательства.
Мне нужны будут бесспорные, железобетонные улики. Надежнее татуировки.
Лучшим доказательством была бы «Книга Пряностей» — но в случае неудачи Кобры сожгут ее раньше, чем я успею сказать «болиголов», да еще и покончат с собой, лишь бы только не попасть в руки правосудия, вот и останусь я, как полная дурочка, без свидетелей.
В задумчивости я отправилась в ванную, намочила тряпку и принялась мыть пол в прихожей; наследила, когда вернулась вся мокрая из Колпина. «Как обидно, что я потерпела такое фиаско с диктофоном! — думала я, возя тряпкой туда-сюда по бежевому линолеуму „под французский камень“. — Аудио-, а лучше — видеозапись убила бы не только Володю, но и полковника Орлова наповал. Шикарная была бы улика… Да, нужно снять кухню Константиновского, где сегодня будут твориться страшные делишки, на телефон… На себя надежды нет, хватит уже и одного провала… К кому же обратиться? Кого взять себе в помощники по высоким технологиям? Жаль, Стив Джобс не работает в моей школе — я бы его сейчас моментально привлекла… Павлика с Андрюшей жалко, маленькие они еще, да и не пустят их на форум без пропуска… Вот бы кого из участников подговорить — молодого, прогрессивного, верящего в Степину невиновность… Да где ж такого найдешь, никто из участников ни меня, ни Степочку, скромного автослесаря, не знает, а значит, рассмеются мне прямо в лицо…»
Тут я охнула и села прямо на влажный пол.
Батюшки-светы, погодите-погодите! А ведь один из участников пафосного форума — точнее, камерного концерта, приуроченного к сегодняшнему торжественному обеду — прекрасно знает и меня, и, что важнее, моего сыночка! Молодость — да; прогрессивность — да, и даже чересчур; уверенность в Степиной невиновности — о да! Подходит по всем пунктам!
Есть только одна загвоздка — я этого участника, вернее, участницу, терпеть не могу.
Однако во имя Степиной свободы придется стиснуть зубы и переступить через себя.
Итак, Пантера.
Без дурацкой рокерши мне не обойтись. Уж не знаю, кто пригласил эту девицу выступать на таком важнейшем мероприятии (опозорит только наш изысканный город своей пещерной недомузыкой), но ее аккредитация мне сейчас ой как на руку.
Дверь она открыла не сразу, и я вдруг испугалась, что она уже уехала в Константиновский на репетицию. Но нет — Пантера была дома. Час дня на дворе — а она вся заспанная, помятая, как суслик после долгой уральской зимы. Суслик-хедлайнер фестиваля «Лес, наркотики и рок-н-ролл» — потому что разве бывают у обычных грызунов сине-черные дреды и сережка-гвоздик в носу?
— У тебя же, Катерина, концерт через несколько часов, — не поздоровавшись, сказала я с упреком. — А вы посмотрите, люди добрые, на кого она похожа!
Никаких добрых людей вокруг не было, одни мы стояли на лестничной площадке, но театральность у меня в крови.
— Чего вам, тетя Люба? — зевая во весь рот, спросила Пантера. — Поорать не на кого? Пришли душу на мне отвести?
— Во-первых, не тетя Люба, а Любовь Васильевна, — поставила я зарвавшуюся девицу на место. — Во-вторых, вот тебе твоя байкерская одежонка. И в качестве подарка — «Руководство усердной хозяйки» издания одна тысяча девятьсот пятьдесят первого года.
Худенькие руки Пантеры едва удержали увесистый томик в комплекте со стопкой ее барахла, выстиранного и выглаженного.
— Где вы взяли эту рухлядь? — ошеломленно спросила девица, имея в виду мое «Руководство». Хорошо бы ей, конечно, подарить «Энциклопедию мудрости», но я все никак не могла ее начать.
— Где-где, — сварливо отозвалась я. — Допустим, купила.
— Бросьте заливать, — снова зевнула Пантера. — Вы бы ни копейки на книжку не потратили.
— Ну ладно. Ладно! Из школы взяла, когда еще там работала, — созналась я без ложного стыда.
— То есть украли, — удовлетворенно подытожила Пантера.
— А вот и нет! — не согласилась я. — Книжка-то казенная, значит, ничья!
— Ах вот как. Вы ее хоть раз-то читали? — насмешливо спросила девица.
— А зачем? Я про домашнее хозяйство получше автора все знаю. А вот тебе, милочка, очень даже не помешает ее изучить.
— Ясно, — сказала Пантера.