Неужели ей еще и платили за надругательство над музыкой, которое она устраивала?! — поразилась я. И тут же предъявила девице новую претензию:
— А кстати, объясни-ка мне вот что: зачем ты вилась вокруг своего байкера, словно он бутылка валерьянки, а ты кошка? Смотреть было противно!
— Ёлки, тетя Люба, неужели вы ревнуете? — расхохоталась Пантера. — Ясно же, зачем я к нему лезла. Чтобы не вызывать подозрений. Чтобы не провалить ваш мощный план — который вы сами успешно провалили. Ради Степы вашего старалась!
— Ну, спасибо за старание, — буркнула я сквозь зубы.
— Так, девочки, отставить базарные склоки! — весело скомандовал полковник Орлов. — У нас там в Голубом зале восемнадцать президентов и шесть премьер-министров, в том числе четыре женщины, сидят голодные. Кормить их историями про сорванный теракт нельзя. Випы настроились вкусно поесть и послушать хорошую музыку… Ну, с музыкой у нас, положим, все окей, — он подмигнул Пантере, — а вот что делать с едой, ума не приложу, хоть пиццу из ближайшего кафе заказывай.
— Какую еще пиццу? — патриотично возмутилась я, решив отстоять кулинарную репутацию родины. — Они хотели традиционный русский обед — они его получат! Не от шеф-повара ресторана «Флёр», а от лучшей мамы всего Купчина!.. — Я задумалась. — Вот только президент самолично утверждал меню — а я-то буду готовить свои блюда, неутвержденные…
— Смелее, Любовь Васильевна, — подбодрил меня полковник Орлов, снимая джинсовую куртку. Его мятую серую рубаху нужно было срочно постирать и погладить, а еще лучше — отнести на помойку. — Уверен, президент не обидится, что в его меню внесли изменения — когда узнает причину.
— Что ж, тогда — за дело, мои маленькие поварятки! — объявила я, обращаясь к своей разношерстной команде. — Давайте покажем заморским гостям, что такое русское гостеприимство!
Глава 27
Родственников у меня много, и все они раскиданы по разным уральским городам. Ездить к каждому в гости — жизни не хватит. Поэтому раз в пять лет я собираю всех двоюродных братьев, троюродных сестер, четвероюродных племянников и пятиюродных внуков, а также их законных супругов и детей у себя в Купчине. Семья — это святое! К тому же должна же я похвастаться, какой у меня сыночек чудный растет, на зависть всем.
Если хотите знать точные цифры — в последний раз в мою сорокадевятиметровую квартиру втиснулись аж двадцать три человека. Пришлось одалживать столы у соседей.
Степочка сделал было робкую попытку привести свою тогдашнюю девушку, чтобы познакомить свою избранницу с нашей большой семьей, но я отговорилась аллергией на ее духи, которая в переполненном помещении только усилилась бы. Как вы понимаете, никакой аллергии у меня, конечно, и в помине не было. Просто мне категорически не нравилась эта карьеристка. Вечно она ходила в таком, знаете, деловом костюме, на умопомрачительных шпильках, волосы стянуты в конский хвост; и, главное, постоянно пропадала на работе. Она была маркетологом в какой-то международной компании. Ну скажите на милость, зачем мне такая амбициозная невестка? Кто будет за Степочкой ухаживать, если она только и думает, что о каких-то презентациях? Кто будет детям носы вытирать, пока она участвует в пустых проектах? Кто будет носки стирать и борщи варить, наконец? Словом, не пустила я девицу на свой порог. Не удалось ей попробовать мой фирменный холодец.
К чему я это рассказываю? К тому, что на подготовку нашего семейного мероприятия у меня обычно уходит целая неделя. А здесь, в Константиновском, нужно было справиться меньше чем за час. Если вы хорошо умеете считать, то поймете, что и гостей тут было на одного больше, чем у меня дома. А продуктов — в десятки раз меньше. Потому что основную часть ингредиентов серые повара использовали для создания смертоносных блюд, которым теперь была одна дорога — в лабораторию, а затем в печь, но никак не на высочайший стол.
Полковник Орлов экстренно вербовал новых официантов из офицеров ФСО, в том числе моих знакомцев с проходной, косо на меня поглядывавших (гусара-начальника службы увели в наручниках по моей наводке), — а я размышляла, как бы мне определить ядовитость специй, расставленных повсюду в керамических горшочках. Без соли и перца даже я не смогу приготовить ничего приличного, а шпаргалок с описанием содержимого вазочек на этот раз не было.
Хотя…
Кто разбирается в пряностях лучше Главного Магистра Ордена Королевской Кобры?
Вот непогрешимый индикатор степени ядовитости приправ!
Новоиспеченные официанты скидывали свои неприметные пиджаки и неумело повязывали вокруг талии столь же неприметные серые фартуки, а затем, взяв подносы с аперитивами, направлялись в сторону Голубого зала, где уже начали собираться главы государств, ожидающие превосходного обеда, о котором можно будет рассказывать — нет, не внукам — требовательным журналистам.
Время раздумий кончилось. Наступило время действий.
Я подхватила трехкилограммовой пакет с пшеничной мукой и подошла к Главному Магистру, который сидел в наручниках возле дальней стены в окружении трех парней в бронежилетах и всячески старался сделать вид, что он меня не замечает.
— Товарищ Магистр! — окликнула я. Старичок словно не слышал — с преувеличенным интересом изучал изразцы на противоположной стене. — Эй, товарищ Магистр! — Мой собеседник перевел взгляд на темный фламандский натюрморт с какой-то протухшей рыбиной в окружении подгнивших яблок. Мне эта игра уже порядком надоела. — Прекратите валять дурака и скажите-ка мне вот что: эта мука отравленная или нет?
Старичок упорно молчал, рассматривая остывающего барашка над пеплом олеандра.
— Знаете что, мой милый, — раздраженно сказала я, — я так поняла, что вы очень дорожите своей жизнью — так вот, вы же не хотите, чтобы я заставила вас попробовать каждый продукт, который вызывает у меня сомнения? А эти бравые ребята из спецназа помогут мне вас угостить.
— Не буду я вам помогать, — буркнул Главный Магистр, глядя в сторону. — А насильно заталкивать в меня отраву вы не станете. Это нарушение прав человека.
— А моего сыночка, ни в чем не повинного, держать за решеткой шесть дней — это не нарушение прав человека? — взорвалась я. — Из-за вас Степочка на всю жизнь получил тяжелейшую психологическую травму!
— Степочка? — Главный Магистр изумленно вскинул седые брови и наконец посмотрел прямо на меня. — Степан Суматошкин?.. Вы его мать?.. Ну конечно… Я должен был догадаться… Что случилось с моей головой?!
— Старческий маразм, — предположила я.
— Любовь, любовь затуманила мое сознание… — бормотал Главный Магистр про себя, склонив белую голову. Сквозь редкие волосы горько розовела лысина. — История, ты ничему не учишь! Сколько гениальных планов срывалось из-за страсти к женщине. Сколько мировых лидеров теряли голову — а следом и власть — из-за любви. Король английский Эдуард Восьмой, сын троянского владыки Парис, принц Люксембургский Луи… Теперь я — один из них… Позор, какой позор… Какое бесславное завершение трехвековой миссии великого Ордена… Шекспир, зачем ты умер? — вдруг воскликнул он куда-то в оштукатуренный потолок. — Вот тебе повесть, которой нет печальнее на свете! Вот тебе материал для невиданной доселе трагедии!
— Так, товарищ Магистр, — решительно остановила я эти возлияния. — Как вы совершенно правильно отметили, Шекспир уже давно умер, а вот восемнадцать президентов и шесть премьер-министров, в том числе четыре женщины, несмотря на все ваши старания, — еще нет. Но скоро вполне могут скончаться от голода. Посему быстренько ответьте мне на простой вопрос: эта мука отравлена или нет?
Главный Магистр вновь опустил голову и тупо уставился в пол.
— Что тут у нас, игра «Море волнуется раз»? — К нам бодрой походкой подошел полковник Орлов, на ходу завязывая вокруг талии передник. — Морская фигура замерла и не желает сотрудничать со следствием? Окей, мы сейчас это запишем. И на суде об этом скажем. И я такой морской фигуре — которая обвиняется в подготовке к беспрецедентному террористическому акту, затрагивающему государственные и международные интересы двадцати четырех стран, да еще и скрывает при этом ценную информацию, — завидовать не стал бы. — Он наклонился к старичку. — Приятель, вы бы лучше одумались, пока не поздно.
Главный Магистр дернул бородой, словно его ударили по лицу.
— Не отравлена эта мука, — выдавил он сквозь зубы.
— Может, попробуем ложечку? — предложил полковник Орлов.
— Говорю, не отравлена, — огрызнулся Главный Магистр. — Обычная мука.
Полковник Орлов оценивающе взглянул на старичка:
— Окей, вроде не врет. Но мы его потом все равно заставим попробовать все, что приготовим. Ни одно блюдо не покинет Голландский зал, пока не получит одобрение нашего дегустатора. Понятно, парни?
Коммандос синхронно кивнули, выражая готовность угостить арестованного хоть русской едой, хоть русской пулей, если потребуется.
Полковник повернулся ко мне:
— Командуйте, Любовь Васильевна. Что будет в меню?
— Ну, я считаю, стол без пирожков с мясом — это не стол, — начала я загибать пальцы. — К ним подадим хороший, сытный уральский борщ — я тут где-то бульон видела, если только его еще отравить не успели… Ну и на второе — котлетки с жареной картошечкой.
— Отлично, — утвердил полковник. — Распределяйте обязанности.
Распределились так. За Яковом Матвеевичем закрепили чистку овощей — он с ностальгической улыбкой вспомнил, как в институте, в далекой молодости, ездил на картошку; я прикрыла его чудесный белый костюм чистым серым передником. Володю поставили работать с мясом — как любой уважающий себя охотник, он вытворял с ним чудеса. Полковник лепил пирожки и ровные, как с конвейера, котлетки; сначала я подумала, что столь великолепный глазомер и твердую руку он натренировал, стреляя в преступников, но потом выяснилось, что в свободное время Орлов мастерски играл на бильярде. Главный Магистр нехотя комментировал, в каких плошках — яд, а в каких — обычные специи. Пантера же, которая не умела абсолютно ничего, развлекала нас закулисными историями из своего бурного прошлого, сидя на столе и болтая ногами. Я хотела было отправить надоевшую девицу восвояси, но полковник не позволил — сказал, она может пригодиться при допросе Черного Пса, а до концерта еще полно времени.