Вы спросите, чем занималась я? Парила над всеми. Властвовала. Чувствовала себя повелительницей поварешек, королевой кастрюль, госпожой готовки. Когда еще выпадет шанс руководить командой помощников, состоящей из полковника полиции, майора полиции и доктора наук, да к тому же усиленной Главным Магистром могущественного древнего Ордена!
Через полчаса пирожки румянились в печи, борщ кипел в котелке бордово-красным вулканом, котлеты из тетеревов, собственноручно ощипанных, выпотрошенных и нарубленных Володей, шипели на медной сковороде, а по соседству источала соблазнительные запахи жареная картошечка с лучком, наводя на мысли о деревне и прохладном вечере после душного дня на сенокосе, с песнями про несчастную любовь и хороводами.
Мои поварята обессиленно вытирали мокрые лбы и тяжело отдувались. У Якова Матвеевича сбился на сторону галстук — такого я не видела даже в «черный вторник», когда он в одночасье потерял все свои сбережения, в том числе гранты на проведение научно-исследовательской работы и правительственные премии. Полковник Орлов сам себе массировал шею. Рубашка его, и без того несвежая, взмокла от пота. Володя клонился набок со стула, уронив лохматую голову на скрещенные руки. Моя суперкоманда выложилась по полной на этом кулинарном марафоне. Мы чувствовали себя саперами, чудом преодолевшими заминированное поле.
— Батюшки-светы! — вдруг воскликнула я, когда официанты уже загрузили на подносы тарелки с борщом и пирожками. — А запивать-то чем они будут? Прохладительного-то ничего нет! Про безалкогольные напитки не подумали!
— В той бочке десять литров брусничного морса, — невинным голоском посоветовал Главный Магистр. — Сплошные витамины. Мы еще не успели его отравить.
Я заглянула в бочку. Там действительно плескалась алая жидкость, пахнущая ягодами. При мне туда яд не подмешивали — однако доверять хитрому лесовичку я все-таки не рискнула.
— Очень мило с вашей стороны подсказать выход из ситуации… — задумчиво сказала я Главному Магистру. — Даже слишком мило. Совсем на вас не похоже.
— Просто я надеюсь, что моя посильная помощь вам, Любовь Васильевна, а также искреннее раскаяние зачтутся при вынесении приговора. — Главный Магистр обреченно пожал сутулыми плечами.
— Раскаяние? Помощь? Ну-ну, — сказала я, скептически приподняв брови. После чего зачерпнула поварешкой морс и поднесла ему: — В таком случае — как насчет попробовать? Бояться-то нечего. Вы же еще не успели его отравить, верно?
Старичок отшатнулся от поварешки, словно я пыталась засунуть ему в рот раскаленную кочергу. Несколько капель морса попали ему на бороду.
— Вытрите! Вытрите немедленно! — завизжал он. — Я не могу сейчас умереть! Я еще не готов! Мне еще столько нужно успеть!
— Так морс же вроде не отравлен, приятель, — подошел к нам полковник Орлов. — Сплошные витамины. Наоборот, дольше проживете!
— О дьявол! Это морс из колдовской фиалки, или розового барвинка, — трясясь от страха, признался Главный Магистр. — Настаивался сутки. Если он сейчас попадет мне на кожу — мгновенно начнется паралич нервной системы. Спасите, умоляю!
Полковник Орлов обмотал руку мокрым полотенцем и вытер белую бороду Магистра, по которой уже расплывались неряшливые красные пятна.
— Еще и возись с ним, — вздохнул полковник.
— Если позволите вмешаться, Любовь Васильевна, — послышался сзади суховатый голос Якова Матвеевича, — я хотел бы обратить ваше внимание вот на эти ягоды — похожи на черную смородину. Как вспоминал Михайло Ломоносов, Екатерина Великая часто угощала гостей смородиновой водой…
— Это и правда черная смородина? — накинулась я на Главного Магистра. — А? Или опять какие-нибудь волчьи глаза?
— Нет таких ягод — «волчий глаз», — недовольно отозвался старичок, стряхивая с бороды капли воды. — Есть «вороний глаз» и волчья ягода. Для меня остается загадкой, как вы прошли наши вступительные испытания?! Этот вопрос не дает мне покоя последние полчаса!
— Пусть это останется моим секретом, — кокетливо ответила я. — Не все же вам тайны разводить… Так это ядовитые ягоды или нет?
— Нет, — буркнул Главный Магистр. — А жаль.
— Попробуете парочку? — предложил полковник Орлов, взяв пару смородин на ложку.
— А ложка мытая? — подозрительно уставился на нее старичок. — Мне лишние бактерии в желудке не нужны.
— Боже, как мы кудахчем над своим здоровьем, — снова вздохнул полковник. — Мытая, мытая. Пробуйте, приятель, президенты ждать не будут.
Главный Магистр открыл рот, будто престарелая галка, полковник насыпал туда ягод, старичок прожевал их и проглотил. Мы замерли в ожидании результата. Ничего не происходило. Магистр сидел с кислым видом, но, похоже, чувствовал себя превосходно.
— Итак, команда, — провозгласила я, — приступаем к изготовлению смородиновой воды — я такой поила Степочку, когда он был маленьким… Вот уж не думала, что на старости лет буду угощать этим скромным напитком президентов.
— Вы вовсе не старая, Любовь Васильевна! — хором воскликнули Яков Матвеевич, Главный Магистр и, как я с удивлением отметила, полковник Орлов.
— Но не такая уж и молодая, — из вредности вставила Пантера. И эта девица всерьез рассчитывает, что у нее что-нибудь выйдет с моим сыночком! Клянусь своими леопардовыми тапочками, в жизни ей не получить моего благословения!
Напиток императрицы приготовили за несколько минут. Ягоды настрадались порядочно, прямо как я за последние дни: их залили кипятком, безжалостно намяли с сахаром. После чего жмых выкинули за ненадобностью, а получившийся концентрат разлили по бокалам и разбавили ледяными кубиками.
После того, как Главного Магистра накормили комплексным обедом в целях проверки блюд на ядовитость, наши деликатесы наконец-то покинули Голландский зал и отправились защищать честь русской кухни перед самыми высокопоставленными персонами мира.
— Устал я от этих запахов чертовски! Не видел столько еды со времен последнего развода. — Полковник Орлов потянулся с довольным видом человека, ухватившего за хвост жар-птицу — после долгих, безнадежных, изматывающих поисков, в успешный исход которых никто не верил. — По-моему, мы с вами, дамы и господа, вполне можем совместить полезное с приятным. Нам нужно побеседовать вот с этими двумя кудесниками, — он кивнул в сторону пригорюнившихся руководителей Ордена Королевской Кобры, — а сесть тут толком негде. Того и гляди, угодишь локтем в какую-нибудь ядовитую дрянь. Насколько мне известно, в бельведере наверху есть немецкая кофеварка…
— И мы до сих пор здесь? — воскликнула я. — Срочно кофе, и покрепче! Это именно то, что мне сейчас нужно.
— Да, кофе был бы очень кстати, — робко проклюнулся заскучавший было Володя.
— Нет, приятель, на тебя приглашение не распространяется, — безапелляционно заявил полковник. — Ты остаешься в Голландском зале. Кто-то должен следить за нашими ФСО-шными официантами-любителями. Пользуйся случаем, покомандуй напоследок, пока тебя не уволили.
Глава 28
Когда мне было восемнадцать лет, я была ужасно красивая. Не в смысле ужасная, а в смысле — очень красивая. Поверьте на слово. Если хотите знать, многие меня путали с актрисой Татьяной Догилевой, особенно после выхода фильма «Блондинка за углом».
Шел семьдесят девятый год. Ударными темпами строился БАМ, в Афганистане вот-вот должен был высадиться русский десант, Брежневу присудили Ленинскую премию по литературе, а я заканчивала второй курс швейного техникума. Впрочем, учиться мне было некогда — кавалеры буквально не давали мне прохода. По ночам пели серенады под окнами общежития, с утра караулили у парадной с цветами в руках, по вечерам таскали в кино, на всякие новинки вроде «Осеннего марафона» или «Москва слезам не верит». Мороженого мне покупалось столько, что я вполне могла бы на досуге им торговать с тележки. Помнится, у меня постоянно болело горло из-за немыслимого количества съеденного лакомства.
Как-то раз прибегает ко мне в общагу один из наиболее перспективных кавалеров — сын номенклатурного работника. У папочки его, достойного представителя правящего класса, была еще четырехкомнатная квартира на Суворовском проспекте, а сам ухажер щеголял в настоящих американских, а отнюдь не югославских или там польских, джинсах и презирал авоськи. Вахтерша наша, с уважением относившаяся к кастовой системе Советского Союза, а также к еженедельным подношениям в виде дефицитной колбасы, пропускала его на территорию женского царства почти без ворчания.
В общем, вламывается он ко мне без стука, глаза горят, руки трясутся. Кричит: «Завтра… завтра… ох, я сейчас в обморок грохнусь… Люба, завтра идем на концерт — ты не поверишь! — Элтона Джона!» «Кого?» — равнодушно переспросила я, поскольку меня интересовало творчество исключительно отечественных звезд эстрады. «Элтона! Джона!» — повторил кавалер, пытаясь нащупать у себя пульс. «У тебя нашатырного спирта случайно не найдется?» — прибавил он.
После того, как я привела его в чувство, он сумел более или менее связно рассказать, что каким-то чудом его отцу удалось достать два билета на первую крупную гастроль западного рок-музыканта в Ленинграде. И он приглашает меня посетить исторический концерт в «Октябрьском». Дальше следовали восторженные, сбивчивые подробности: «Мне за эти билеты семьдесят рублей предлагали, я не отдал!.. Элтон приехал в СССР с мамой… Привез с собой одиннадцать тонн оборудования — фантастика!.. Я сегодня весь день дежурил у „Октябрьского“, и разглядел-таки, как Элтон подходит к окнам гримерки! По крайней мере, я почти уверен, что это был его силуэт!..»
Нельзя сказать, что я испытывала похожие эмоции. Однако упустить шанс похвастаться перед подружками я тоже не могла. Кроме того, я всегда считала себя человеком широких взглядов и гордилась своим чутким отношением к современным тенденциям.
Словом, за ночь я сшила себе премиленький облегающий комбинезончик из голубой хлопчатобумажной ткани — с острым воротником, короткими рукавами и широким поясом, — накрутила кудри на пиво и, взяв своего ухажера под ручку, отправилась на концерт всемирно известного англичанина. Настроение было отличное — май выдался теплым, что не могло не радовать после особенно лютой зимы; подружки, которым я уже успела растрезвонить, куда иду, умерли от зависти; и даже письмо от родителей с Урала, в котором сообщалось, что моя сестра Глафира перевелась в Ждановский университет и переезжает в Ленинград, не смогло омрачить мой позитивный настрой.