Мамусик против Ордена Королевской кобры — страница 44 из 48

Ну, что я вам должна сказать? Так я и не поняла, как этот Элтон Джон, в потешной полосатой кепке и круглых очках, стал мировой знаменитостью. Недалеко он ушел от Пантеры с ее непонятной и даже, на мой взгляд, вредной музыкой. Мой кавалер в исступлении, что есть мочи подпевал британцу: «A rocket man, a rocket man! And I think it’s gonna be a long, long time…», а я видела, как на него из первого ряда с ужасом и осуждением обернулась партийная активистка в строгом платье и с гладкой прической, и мне стало нестерпимо стыдно.

— Пойдем отсюда! — потребовала я, дернув кавалера за рукав, как только песня кончилась. — Хватит позориться!

— Что? — Он уставился на меня невидящим взглядом.

— Я говорю, пойдем отсюда! Ведешь себя как чуждый, антисоветский элемент!

В глазах моего кавалера бушевала гроза. Он не знал, что выбрать: эпохальный концерт или мою благосклонность. Я видела, как его душа рвется на части.

Думаю, вы уже догадались, чем все закончилось. Кавалер опустил голову и покорно, как собачка, поплелся за мной. Мы покинули БКЗ на середине слишком занудной, на мой взгляд, песни «Candle in the wind».

Кстати, через несколько дней я бросила этого ухажера. Зачем мне связывать свою жизнь с проводником буржуазной идеологии? Тем более, что я познакомилась с симпатичным начинающим автослесарем Петей Суматошкиным, сразу покорившим меня своей робкой улыбкой и золотыми руками…

Почему я все это вам рассказываю? А потому что сейчас, устроившись в бельведере Константиновского дворца с чашечкой крепкого кофе, я вновь почувствовала себя восемнадцатилетней красоткой — за мое внимание соревновались сразу трое видных мужчин. Да, друзья мои, трое! Я не обсчиталась! Главный Магистр, немного оклемавшийся после всех перипетий, Яков Матвеевич, вернувший галстук на место, и, как ни странно, ироничный полковник Орлов собственной персоной.

В бельведере было тихо и уютно. Стены, пол, потолок — повсюду деревянные панели благородного оттенка темной черешни. Мы словно оказались на старинном паруснике. Тут и там декораторы расставили морские акценты: золоченая статуэтка в виде штурвала; уменьшенная копия гальюнной фигуры — растрепанная русалка с трезубцем; «роза ветров» на полу из наборного паркета; плетеные канаты, комоды-рундуки… Степочке здесь очень понравилось бы…

Когда мы поднялись сюда, под самую крышу, на лифте (вы только представьте! лифт во дворце! новодел, конечно; это пусть всякие великие князья тренируются, бегая вверх-вниз по лестницам, а президенту негоже ножки трудить), полковник бросился усаживать меня в полосатое кресло, спрашивая:

— Все окей, Любовь Васильевна? В обморок пока падать не собираетесь? А то столько вы пережили за последние дни…

— Все шикарно, товарищ полковник, — кокетливо отвечала я. — Давление у меня всегда одинаковое, космическое — сто двадцать на восемьдесят.

— Поразительно… — Полковник прищурился, поглаживая родинку на щеке. — Смотрите-ка, а тут и коньячок рядом с кофеваркой есть! Плеснуть вам, Любовь Васильевна, капельку в кофеек?

— А почему бы и нет, товарищ полковник? Плесните, отчего же! Можно и не капельку!

— Окей. Вам эспрессо или американо?

Полковник включил кофеварку; модель была эксклюзивная, под старину, тускло блестела античной бронзой — вот только громадный многоцветный дисплей с сенсорными кнопками немного выбивался из стиля.

— Экспрессо, будьте любезны, милый товарищ полковник, — улыбнулась я игриво, сделав вид, что не заметила его ошибки.

— Несравненная Любовь Васильевна любит кофе покрепче, господин Орлов, я хорошо знаю ее привычки, — опередил меня Яков Матвеевич, небрежным жестом смахивая пылинки с рукава белого пиджака. — А уж какой кофе она варит сама — м-м-м! Мы с ней частенько встречаем рассвет за чашечкой божественного напитка ее собственного приготовления.

Полковник прервал свои манипуляции и через плечо взглянул на меня, подняв брови. Я смущенно откашлялась и уточнила:

— Мы с Яковом Матвеевичем просто соседи. — Я сделала упор на последнее слово.

— Пока просто соседи! — Яков Матвеевич сделал упор на первое. Что-то он сегодня разошелся. Наверное, понравилось меня спасать.

— Ну-ну, — хмыкнул полковник и возобновил свою ворожбу с дисплеем.

Рядом с кофеваркой обнаружилось блюдо с маленькими квадратными шоколадками, на которые я после пережитого набросилась, как ненормальная. Яков Матвеевич, зная мою страсть к шоколаду, галантно от него отказался. Полковник, решивший было восполнить запас калорий, потраченный во время интенсивной готовки, ревниво посмотрел на соперника и тут же положил блестящий квадратик обратно.

Пантера на шоколадки и вовсе не претендовала — из своего драного рюкзака цвета земли она вытащила пачку чипсов и захрумкала ими, запивая химическую гадость еще более вредным энергетическим напитком.

Главного Магистра и Черного Пса также усадили в кресла и даже предложили им кофе — без коньяка. Байкер не удостоил полковника ответом. Он хмуро глядел в пол. Старичок же несмело продребезжал:

— Благодарю, я бы не отказался…

Спецназовцы за спиной арестованных рыцарей стояли как истуканы. Им бодрящих напитков никто не давал. Коммандос никак нельзя было отвлекаться от своих прямых обязанностей — слишком высоки были ставки.

— Оказываются, кобры любят кофе, кто бы мог подумать, — хмыкнул полковник, вновь пикая сенсорными кнопками. — Нужно занести этот удивительный факт в Википедию.

Ароматная жидкость наполняла чашку. Звуки напоминали плеск волн о борт корабля. Когда же я прибуду к месту назначения? Когда наконец закончится мое путешествие по коварным волнам старого Петербурга?

Я перехватила тоскливый взгляд Якова Матвеевича.

— Посмотрите, какая чудесная витая лесенка, Любовь Васильевна, — тихо сказал он. Я обернулась. За моей спиной закрутились сказочной спиралью черешневые ступеньки, ведущие в крошечную башенку с панорамными окнами. — Наверное, в солнечную погоду кажется, что ты поднимаешься прямо в рай. Жаль, что сейчас ливень… — Он крепко обхватил поручни своего инвалидного кресла. Костяшки побелели от напряжения. — А еще жаль, что я никогда не смогу там побывать. Если бы я только не был прикован к этой проклятой колымаге! — Столько боли звучало в его голосе — неужели только из-за дурацкой лесенки?

Тем временем, Главный Магистр с наслаждением отхлебнул пенку, поглядывая на меня из-за чашки.

— Жаль, чертовски жаль, что не все идет так, как нам бы хотелось… — эхом подхватил он речитатив Якова Матвеевича. — Знаете, из вас получилась бы идеальная первая леди, дорогая Любовь… — тихо сказал он. — Вы так элегантны…

Яков Матвеевич безнадежно опустил голову.

Я промычала Магистру «мерси», но не уверена, что меня хоть кто-нибудь понял: рот у меня был забит до отказа. Я напихала за щеки едва ли не полкило шоколада.

— Что ж, приятель, пока некоторые тут пьют кофе и сожалеют о том, что потеряли такую потрясающую женщину, — вкрадчиво обратился полковник к Черному Псу, — я имею в виду твоего начальника и никого больше… Не желаешь ли в чем-нибудь признаться? В краже «Книги Пряностей»? В нанесении травмы средней степени тяжести шеф-повару ресторана «Туфелька Екатерины»? В подбрасывании улики? В подготовке террористического акта?

Байкер упорно молчал.

— Ты же понимаешь, что благодаря вышеупомянутой потрясающей женщине, — Орлов указал на меня, — у нас есть аудиозапись заседания Ордена? На котором все твои заслуги обсуждались подробно и во всех красках. Я тебе, приятель, сейчас помогаю. Чистосердечное признание, как известно, облегчает наказание.

Байкер молчал.

— Пантера, быть может, подключишься к нашему разговору? — Полковник Орлов вопросительно посмотрел на певичку.

— Песик, будь умняхой. — Пантера стряхнула с джинсов рыжие крошки, присела на корточки перед бывшим парнем и заглянула ему в глаза. — Не усложняй себе жизнь.

Он дернулся, заскрипел зубами, потом рявкнул:

— Я тебе больше не Песик, к чертям собачьим Песика! И в советах твоих не нуждаюсь… — Он потряс в воздухе руками в наручниках. — Дважды меня предала! Дважды!.. Но я не такой, как ты. Я не изменник. Если я поклялся хранить верность миссии Ордена — я сдержу слово, несмотря на все ваши чертовы уловки!

— А что за миссия-то у вашего Ордена? Я что-то подзабыл… — Полковник слегка прищурился.

— Рахе! Месть! — воскликнул Черный Пес, ударив кулаком по кожаному колену.

— Ну и очень зря, — ненавязчиво заметил полковник, перебирая шуршащие фантики, которые я в шоколадном азарте разбросала по всему круглому столу. Казалось, он весь погрузился в этот процесс — словно не было для него сейчас ничего важнее, чем сложить из оберток невесомую, хрупкую пирамидку.

— Что зря? — не понял Черный Пес.

— Зря вы так зациклились на своей мести, — лениво сказал полковник, пристраивая последний фантик на верхушку своей блестящей кучки. — Ваш так называемый Великий Магистр вообще от нее отказался перед смертью.

— А? — раскрыл рот Черный Пес.

Лицо же Главного Магистра внезапно скривилось так, словно вместо превосходного кофе ему подсунули чистейший лимонный сок без сахара. Морщины его собрались в некое подобие карты гористой местности, испещренной реками и источниками.

— Вот тебе и «а». — Полковник вдруг посмотрел прямо на байкера — под этим тяжелым взглядом допрашиваемый даже ссутулился. — Я только что из Германии. Нашел там следы вашего Великого Магистра. Вы вообще в курсе, что он после смерти Екатерины Второй вернулся на родину?

— Он… он исчез… перешел в высшие сферы, как король Артур, и обещал вернуться, как только мы будем готовы… — жалко забормотал Черный Пес.

Полковник дал ему высказаться, помолчал, потом продолжил:

— Ну, в какой-то мере он и правда оказался в высшей сфере — в сфере высшего образования, если точнее. В конце жизни он принял-таки приглашение Кёльнского университета — стал там профессором, преподавал, разработал невероятно эффективные лекарства, которые немецкие фармацевтические компании выпускают до сих пор, между прочим…