Ронни ослеп от слёз, когда он проковылял мимо Ганнибала и Лектера к своему дому. Он даже не заметил, как Ганнибал подпрыгнул с намерением оторвать ему руку.
– Так дальше продолжаться не может, – сказал я Мими, когда она пришла домой. – Вам надо поговорить друг с другом, лучше всего в присутствии консультанта по вопросам брака.
– Что прошло, то прошло, – только и ответила Мими. – Нечего тратить деньги на консультанта. Чем раньше Ронни поймёт, что всё кончено, тем быстрее он начнёт осматриваться в поисках другой женщины. Которая подарит ему детей и будет радоваться, когда его мамочка преподнесёт ей к рождеству паровой утюг.
– Я думала, устройство для сваривания фольги.
– Это было год назад, – сказала Мими. – А перед этом был настольный пылесос, мой личный фаворит. Мы с Ронни смеялись до упаду, пытаясь приспособить этот агрегат самыми разными способами. – Она коротко хохотнула при этом воспоминании.
Я только покачала головой. Неужели все мои подруги ненормальные? Сначала Труди с её гимнастикой на вытяжке, а теперь Мими со своим пылесосом??? Но Мими пояснила, что они попытались использовать пылесос для удаления тли с розовых кустов. Упс, у меня, наверное, развивается извращённая фантазия.
Позднее, когда мы сидели за пуншем в саду, Мими сказала:
– Для Ронни определённо найдётся женщина, которая будет это всё уважать и ценить. Даже носки с монограммой, которые мои невестки дарят к рождеству. Мир семьи Ронни снова придёт в порядок, когда я исчезну, а другая женщина займёт моё место. Я уверена, что сестра Ронни с радостью будет продолжать работу над настенным занавесом с собственноручно вышитым семейным древом, где каждый член семьи изображён в виде сидящей на дереве птицы. Очень красиво и со вниманием к деталям. Только пустое гнездо Мими и Ронни было всегда пятном позора.
– Можно нам с Кевином сделать молочный коктейль? – спросила Нелли.
– Конечно, – ответила я. – Если вы потом вымоете миксер. И если вы сделаете коктейль Юлиусу и Ясперу.
– Не пойдёт, – сказала Нелли. – На всех не хватит мороженого.
– Ерунда, – ответила я. – У нас есть ещё двухлитровая упаковка ванильного мороженого.
– Я и говорю, что недостаточно, – пожаловалась Нелли. Она снова вступила в новую фазу роста, на сей раз не в высоту, а в ширину. Любой другой впал бы в панику, но Нелли была вне себя от восторга. Можно было практически видеть, как её грудь из нулевого размера превращается в первый. Я подозрительно наблюдала за её бёдрами, но несмотря на огромный аппетит, они оставались стройными и узкими, как и раньше.
Молочного коктейля, который Кевин и Нелли соорудили из двух литров мороженого, двух литров молока и пяти манго, едва хватило и на Юлиуса, Яспера, Мими и меня. Мы и Кевин получили каждый по стакану, а Нелли выпила остальное.
– Вы продвинулись с вашим рефератом? – спросила я.
– Не-е, – ответила Нелли. – У Кевина нет настроения для равноправия. У него дома неприятности.
– Что же ты устроил?
– Я ничего, – ответил Кевин. – Но мои младшие братья занимаются ерундой. У Юстина одни двойки в аттестате, у нас на пороге постоянно стоят соседи и жалуются, у моей матери кончаются нервы, потому что она всё время цапается с отцом из-за его бизнеса, а у моего деда сердечная печаль, потому что старушку, в которую он влюблён, заперли в дом престарелых, у Саманты ветрянка, а моя старшая сестра ревёт, потому что она уже год не была на дискотеке, а Лестеру отстрелили ухо среди бела дня, и когда моя мать об этом узнает, её окончательно перемкнёт, потому что у неё и так достаточно забот, а я считаю, что тот, кто стреляет по собакам, может выстрелить и в ребёнка.
– Ох, – сочувственно сказала я. – Звучит действительно не очень хорошо.
– Что это за люди, которые бегают по саду с ружьём? – спросила Мими. – Могу поспорить, если Анна об этом услышит, она сразу скажет, что это случай для мафии матерей.
– Не знаю, – ответил Кевин. – Анна не будет хорошо говорить о собаках. А что это за мафия матерей?
– Это строго секретная организация, о которой никто не должен знать, – ответила Нелли и глупо ухмыльнулась. – Моя мать – её босс, а это – штаб-квартира. Но это всё строго секретно.
– А, это похоже на тех типов в чёрных солнечных очках, для которых мой отец ремонтирует автомобили, – заметил Кевин. – Моя мать не хочет, чтобы отец имел с ними дело, но если бы нам пришлось жить с её заработка в доме престарелых, нам бы понадобилось запрашивать социальную помощь, говорит отец. И тогда получится, что в конце концов окажутся правы наши соседи, окрестившие нас тунеядцами и чирьями на государственной казне.
– Ваши соседи ещё гаже, чем наши, – заметила я.
– Мне больше всего жалко дедушку, – сказала Нелли. – Это была большая любовь, говорит Кевин, в восемьдесят лет большая любовь! Он вдевал цветок в петлицу и танцевал на улице танго. А сейчас они его возлюбленную просто заперли в дом престарелых. Разве это не трагично?
– Трагично, – ответила я.
– Большой любви не существует, – сказала Мими.
– Тебе должно быть стыдно, – сказала я ей. – Если кто и знает, что такое большая любовь, так это ты.
Поскольку суббота приближалась, я решила сходить в парикмахерскую. Ничего экспериментального, только немного короче и шикарнее, чтобы я могла вынести испытывающие взгляды Антоновой матери. А раз уже я там оказалась, я решила подкрасить себе ресницы. Они были от природы длинными и пушистыми, но светлыми, как у свиньи. Но это был один из моих строго охраняемых секретов. Я отсутствовала только полтора часа, Нелли должна была присмотреть за Юлиусом.
Но когда я вернулась из парикмахерской, дети исчезли. На обеденном столе лежала записка: «Мы у Кевина. Вернёмся самое позднее в семь. Н+Ю».
У меня сразу же застучало сердце. У Кевина? Дома у Ганнибала Лектера? Там, где живёт тарантул? Нелли что, с ума сошла? Как она могла потащить туда Юлиуса?
На холодильнике я лихорадочно начала искать список телефонов и адресов Неллиного класса. Под рецептом лимонного пирога я нашла. Кевин Клозе, Стрекозиный проезд, 14. Это было недалеко. Я выудила из стойки для зонтов баллончик с газом, побежала в гараж и взгромоздилась на велосипед. Только спокойствие, может быть, я ещё не опоздала. Может быть, Ганнибал с Лектером бегают по посёлку, и у них нет времени кушать моих детей. А что касается тарантула, то в клинике, наверное, найдётся противоядие. Итак, без паники.
По посёлку «Насекомые» я мчалась, как Ян Ульрих.
«Автомастерская Клозе» значилось на въезде в дом 14 по Стрекозиному проезду. Прямо напротив был кабинет дантиста. Через открытые окна доносился звук бормашины.
Ворота в автомастерскую были приоткрыты. Я вытащила газовый баллончик и протиснулась в ворота. Двор в послеполуденном солнце словно вымер. Здесь была припаркована парочка лимузинов и стояло несколько старых машин без колёс. На багажнике одной из них спал кот. Ганнибала и Лектера нигде не было видно.
Я пересекла двор, взобралась по лестнице и позвонила в дверь, которая была увешана разного рода табличками.
«Здесь живут мама и папа с Джессикой, Кевином, Мелоди, Юстином, Юлианом, Самантой и дедушкой» (глина).
«Кто хочет купить или подарить ихрушки, пожалуйста, позвоните три раза и спросите Юстина или Мелоди» (картонка с цветным карандашом).
«Пасхальным зайцам добро пожаловать» (вышивка крестиком на джуте).
«Почту относить в мастерскую» (компьютерный шрифт).
«Осторожно, немного собачки» (хаха, действительно смешно). «Дедушка Клозе самый лучший» (на дощечке для завтрака). «Вытирайте ноги» (металлическая табличка). К сожалению, и после второго звонка никто не открыл. Я попробовала позвонить три раза подряд, хотя я, разумеется, не собиралась покупать или дарить «ихрушки». Но всё было тихо. Сценарий фильма ужасов перед моим умственным взором исчезать уже не хотел. Может быть, все уже по дороге в больницу. Немного собачки может вполне откусить руку четырёхлетнему ребёнку. Но если это так, я собственноручно вырву Ганнибалу и Лектеру язык и воткну в глотку Кевину.
Из гаража доносился шум, металл об металл. Ага, там всё-таки кто-то был. Я сбежала по лестнице и забарабанила газовым баллончиком в дверь.
– Алло! Алло! Здесь есть кто-нибудь?
Внутри гаража как раз завели мотор, поэтому моего стука никто не услышал. Я нажала на ручку и открыла дверь.
Шум мотора прекратился.
Внутри всё выглядело как в самой обыкновенной автомастерской. На полках вдоль стен громоздились запасные части, на эстакаде стоял ягуар без номеров, а под ним лежал мужчина в синей рабочей форме. Слева и справа от эстакады – и это было нетипично для типичной автомастерской – стояли двое высоких, широкоплечих мужчин в чёрных костюмах (от Армани, я научилась распознавать это за долю секунды) и в чёрных очках, задвинутых на аккуратно подстриженные волосы. Они стояли симметрично и так прямо и неподвижно, что я вначале приняла их за скульптуры. Но когда послеполуденное солнце осветило гараж через открытую дверь, они удивлённо заморгали глазами. Оба синхронно полезли во внутренние карманы своих пиджаков.
Позже мне стало ясно, что я представляла собой несколько странное зрелище – с газовым баллончиком в поднятой руке.
Мужчина в синем вылез из-под ягуара и сел.
– Послушайте, я же вам сказал по телефону, что я работаю, – произнёс он. – Если вы обязательно хотите с кем-то поговорить об отметках Юстина, вы должны подождать, пока домой не придёт моя жена.
– Да, нет, но я совсем не хочу говорить об отметках Юстина, – стала запинаться я. Мой сбитый с толку взгляд был по-прежнему устремлён на мужчин в Армани. Они опустили солнечные очки с волос на нос, и я больше не видела их глаз. – Я… я, собственно говоря, ищу моих детей.
– Ах вот оно что, я думала, что вы учительница Юстина, – сказал мужчина в синем. – Она непременно хотела возложить на нас вину за его оценки. При этом я всегда говорю, что это чисто задача учителя. Посмотрите на нашего Кевина, у него почти сплошные пятёрки, а у него те же самые родители, верно?