Мамы-мафия: противоположности разъезжаются — страница 13 из 38

Буммм! – орех ударился о стол, и я в испуге вскочила. Луна в окне сдвинулась немного вправо, но смотрела на меня по-прежнему озабоченно.

– Худшее уже позади, – сказала я. – Ещё завтрак, и они уедут. И, собственно, сегодня они были очень милы. То есть не со мной, а с детьми: лего для Юлиуса и зубной набор принцессы Лилифи для Нелли.

Юлиус очень обрадовался и одарил бабушку и дедушку благодарными поцелуями.

Нелли выглядела так, как будто её сейчас вырвет в зубной стаканчик.

– О, класс, спасибо! Я всегда хотела пластиковый стаканчик с принцессой. Мои маленькие подружки будут страшно мне завидовать, когда они это увидят!

– Сначала я хотела купить ещё и подходящую коробочку для завтраков, – сказала моя мать. – Но скоро рождество.

– Да, я уже предвкушаю! – Нелли бросила на меня возмущённо-весёлый взгляд и прошипела: – Мне не четыре, а четырнадцать!

– Я знаю, – прошипела я в ответ.

– У них ещё был красивый альбом для рисования с принцессой Лилифи, – сказала мать. – И такая красивая сумочка. И даже наручные часы!

– Как мило, – ответила Нелли. – А бюстгальтер от принцессы Ллилифи имеется? Мне бы пригодился новый лифчик!

Моя мать с упрёком посмотрела на меня.

– Почему она употребляет такие плохие слова?

– Плохое влияние большого города, мама.

Моя мать покачала головой. Нелли тоже, правда, она при этом улыбалась. Я шепнула ей, что родители, конечно, в некоторой степени в ответе за то, какими получились их дети, но дети ничего не могут поделать с тем, что у них ненормальные родители.

– Хорошо, я запомню, – сказала Нелли. Минуту спустя она снова наклонилась ко мне и прошептала: – Но я уверена, что такой ненормальной ты никогда не будешь.

Меня это очень тронуло.

Если бы мои родители знали, что Нелли встречается с парнем типа Кевина Клозе, они бы точно умерли на месте. Но до противостояния с Кевином и его пирсингом и татуировками дело не дошло, потому что Кевину снова надо было присматривать за Самантой и младшими детьми.

– Он спросил, могу ли я прийти и помочь ему сыграть пьесу в кукольном театре, – сообщила Нелли.

О Боже, это было так мило.

Но Нелли постучала себя пальцем по лбу.

– Он сказал, что я могу сыграть крокодила. Разве кому-нибудь об этом расскажешь? Я лучше останусь дома с моими ненормальными бабушкой и дедушкой и с моей ненормальной матерью и ничего не скажу про обувной магазин и людей, которых зовут Антон.

– Спасибо большое, – сказала я. – Ты мне большое подспорье.

– Да, и мы сможем вместе посмотреть «Доктор Хаус», – ответила Нелли.

Моим родителям дом очень понравился.

– Лоренц большой молодец, – сказал мой отец. – Он прекрасно о вас позаботился.

– Он тут не ударил палец о палец, – ответила я, но мои родители не захотели этого слышать. Огромный сад им тоже очень понравился.

– Наконец у мальцов будет свежий воздух, – сказал отец. – Лоренц тут хорошо всё придумал.

– А какая у вас тут хорошая песочница, – сказала мать Нелли. – Это лучше, чем балкон в городской квартире.

– О да, ответила Нелли. – Я сижу тут каждый день и пеку кулички, украшая их маргаритками.

Отец одобрительно стукнул по толстым балкам.

– Лоренц хорошо это сделал.

Тут Юлиус сказал:

– Это сделал не папа, это Ан…

Я в отчаянии распахнула глаза.

Юлиус хлопнул себя ладошкой по рту и поглядел на меня большими глазами.

– Теперь я не получу лавовой лампы?

Я уже хотела рассказать родителям историю о моей подружке Антье, которая строит песочницы, но потом заметила, что родители не обратили на оговорку Юлиуса никакого внимания. Они прошли к домику на дереве и стали щедро расхваливать строительный талант Лоренца. Никто из нас не подумал поправить их и рассказать, кто на самом деле строил домик.

И Антон больше не упоминался. Возник ещё один деликатный момент, когда родители увидели в моей комнате двуспальную кровать.

– Такая широкая кровать для одного – это опасно, – сказала моя мать и прищёлкнула языком. – Подумай о тёте Герти.

Тётя Герти, которая осталась старой девой не в последнюю очередь благодаря истории с водопроводчиком, купила себе в молодые годы двуспальную кровать. И сейчас она была такой толстой, что отлично заполняла всю кровать и без мужчины.

Мой отец ущипнул меня за талию.

– Но она нисколечко не поправилась от печалей, – провозгласил он.

– Ну, это потому, что у меня нет печалей, – ответила я. – Без Лоренца я очень, очень счастлива.

– Нет, не счастлива, – сказала моя мать.

– Счастлива. – Глупо думать, что разведённые женщины только и способны на траур и печаль. Большинство из них, могу поспорить на что угодно, живут счастливее, чем в браке.

Моя мать бросила на меня соболезнующий взгляд.

– Хорошо, что ты примирилась с тем, что ты одна. Всё равно ты не найдёшь дурака, который возьмёт тебя в твоём возрасте и с детьми.

Мне очень хотелось крикнуть им, что я уже нашла себе такого дурака, который намного лучше Лоренца. Но я не стала этого делать. Лучше пускай мои родители считают меня жалкой родственной душой тёти Герти, чем они узнают правду и попытаются довести Антона до бегства.

– Иногда мне кажется, что жизнь без мужчины не так уж плоха, – добавила мать, многозначительно глядя на отца. – Когда нибудь, рано или поздно, человек всё равно останется один. На твоём месте я бы просто представила себе, что Лоренц умер.

– Да, я так и сделаю, – ответила я. – И каждые две недели приходит дух Лоренца и забирает детей на выходные.

– Когда один из нас умрёт, я больше не женюсь, – сказал отец матери.

– Почему ты думаешь, что ты больше проживёшь, чем я? – спросила мать. – С твоим высоким давлением!

– Я этого не думаю. Я только сказал, что когда один из нас умрёт, я больше не женюсь.

– Да и как бы ты смог жениться, если ты умрёшь!

– Я думаю, что брак в целом – переоценённая вещь, – сказала я, но мои родители меня не слышали. Они продолжали спорить о том, кто из них раньше умрёт.

Когда они в семь часов отправились спать, я глубоко вдохнула и отправилась звонить Антону. Я спросила его, как прошла балетная премьера. Антон ответил, что усики сидели крепко, а Эмили была самой красивой пчёлкой.

– Я скучаю по тебе, – сказал он затем. – Я уже предвкушаю завтрашний вечер.

– Знаешь, трубка сейчас сядет, – сказала я. И постучала по микрофону телефона. – И я должна тебе сказать, что птрббуфбуфмт родители сегомпц прхли уже блабумбп ничего, верно? Чттттт я мгла пделть?

– Я плохо тебя слышу, – сказал Антон.

– Потому что трубка счссядт, но пттти мти к сжлению нтпрсуф Шварцвальд знчит длних очмного. Жаль, крунди – больше, чем ты?

– Что? Я очень плохо тебя понимаю, Констанца.

– Главное, ты хадратутси другой раз крамдивумм в вино, но не грусти, птмтчто чтделать, согласен? Или легдарливорне песочница. Ой, трубка садится!

– Завтра поговорим, хорошо? – вскричал Антон. – С твоим телефоном что-то не так.

– Кломорфи они рутитути, к сожалению. Сиден ягяг. Я тебя люблю. Маг ди ззаэтво сердишься?

– Радуюсь нашей завтрашней встрече, – крикнул в трубку Антон.

– Я крам дигельдигель, – прошептала я и быстро положила трубку. Теперь Антон уже не сможет сказать, что я ничего ему не рассказала об изменившихся планах моих родителей. Сказала. Крам дигельдигель.

В эту ночь Зенда и Бергер в какой-то момент прекратили катать по полу орех, луна ушла от моего окна, и я действительно заснула.


*

Когда мои родители встали в полдевятого, я уже купила свежих булочек, накрыла на стол и заварила чай.

Кроме того, я выпила четыре чашки кофе и уже готовила пятую, когда Юлиус сказал:

– Мама, ты так странно смотришь.

– Как странно?

– Как Губка Боб, – ответил Юлиус.

– Это от кофеина, – ответила я. Лучше бы я добавила в кофе виски, тогда бы я была и бодрой, и расслабленной. Так или иначе – скоро всё кончится.

Мой отец из ванной наверху крикнул:

– Куда ты дела мои жубы, Ульрика?

В это время в дверь позвонили.

– Юлиус, открой, пожалуйста, это наверняка Яспер, – сказала я. – Скажи ему, чтобы он пришёл через час. – Мои родители уже будут, надеюсь, на пути в Шварцвальд, и дом снова будет наш.

– Открой шлюзы, Олаф, – крикнула наверху моя мать. – Никому твои зубы не нужны.

– Мама! – крикнул Юлиус у двери.

Глоточек виски мне всё же не помешает. Я сняла бутылку с полки. Когда я повернулась, передо мной стоял Антон.

У меня перехватило дыхание.

– Юлиус не хотел меня впускать, – смеясь, сказал Антон. Он был в спортивном костюме и с пропотевшими волосами. – При этом я аккуратно вытер ноги! Не могу тебя обнять, я весь вспотел. Но я не мог не забежать и не пожелать тебе доброго утра.

Я знала, что я сейчас выгляжу точно, как Губка Боб. Я чувствовала, как горят мои глаза. Моё сердце определённо не билось уже пять секунд.

– Если я теперь не получу лавовую лампу, то это будет несправедливо, – сказал Юлиус.

– Ты… здесь, – прошептала я, и меня охватила огромная злость на судьбу. Почему хотя бы раз в жизни всё не может идти, как я запланировала?

Антон поцеловал меня и посмотрел на свои часы.

– Мне пора! Эмили смотрит «Рони, дочь разбойника», и ровно через четырнадцать минут будет сцена смерти с Лысым Пером, поэтому мне надо сидеть рядом с ней и держать её за руку. – Он поцеловал меня ещё раз и повернулся, чтобы уйти. – До вечера. И не думай, что я не видел бутылку виски. От меня ничего не скроешь! – Он снова засмеялся.

У меня снова возникла надежда. Очевидно, он не заметил машины моих родителей на той стороне улицы. И если он сейчас уйдёт, прежде чем…

– Ой! – он почти столкнулся с моей матерью.

– Ой! – вырвалось у неё.

Ну вот.

Я открыла бутылку виски и сделала большой глоток.

Моя мать широко открыла глаза и оглядела Антона с ног до головы.

– Доброе утро, мама, – сказала я.