— Пойдем, верблюжонок мой, в чинаровый сад. Когда ты уехал, я посадила там чинару над самым обрывом. Я загадала: если поднимутся побеги, расцветет чинара, то сыну моему будут сопутствовать удача и слава. И решила я в своем сердце не глядеть на чинару до тех пор, пока ты не вернешься в отчий дом.
Мать и сын вошли в чинаровый сад, направились к реке и уже издали увидели исполинский ствол, выросший над самым обрывом: чинара матери была выше всех деревьев! Алтынай заплакала и засмеялась, и лицо ее стало похоже на летний день, когда выпадает благодатный дождь. Она сказала, не вытирая слез:
— Теперь иди к своему отцу, пусть он возгордится тобой.
Азиз-хану исполнилось к тому времени семьдесят шесть лет, но его старческое тело было крепким, а душа подвижной. Он посадил Алмамбета рядом с собой, погладил его золотую косу и ласково спросил:
— Успешно ли учился наш сын у Главного Чародея? Велики ли знания нашего сына?
— Знания мои невелики, — отвечал Алмамбет, — если не считать того, что я научился превращать весну в осень, лето — в зиму, день — в ночь, вёдро — в ненастье.
— Неужели ты добыл от дракона Многоглава волшебный камень джай? — изумился Азиз-хан.
— Вот он, — сказал Алмамбет и вынул из кожаной сумки маленький серый круглый камешек.
Тогда Азиз-хан воскликнул:
— Три года назад, отдавая тебя в школу, я сказал надменному Эсену и хитрому Алооке, что ты опередишь их сыновей. Я был уверен в тебе. Ты не имеешь себе равных в Китае! Ты утешил мою старость, ты позволил мне возгордиться тобой. Требуй от меня, чего пожелает твоя душа!
Алмамбет ответил:
— Благородная Алтынай, моя мать, посадила в честь меня чинару: лучшего подарка не могла она мне подарить. Мой воспитатель Маджик, которого, к слову сказать, вы вновь превратили в раба, подарил мне гнедого красавца скакуна: лучшего подарка не мог мне сделать бедный киргиз-табунщик. Если на то будет ваша воля, мой хан-отец, отдайте мне хотя бы на шесть лет в управление ваше ханство: это будет для меня лучшим подарком!
Слова Алмамбета ошеломили престарелого хана. Его сын был с виду рослым джигитом, но все же ему было только шесть лет, а где это видано, чтобы шестилетний мальчик был ханом, да еще в таком большом и богатом ханстве, как Таш-Копре, в одной из сорока держав Китая? Азиз-хан взглянул в глаза своего сына и увидел в них такой сияющий разум и такую твердую волю, что пришлось ему потупить свои глаза, как это делает слабый, когда на него смотрит сильный. И подумал Азиз-хан: «Не передать ли мне в самом деле поводья власти в руки Алмамбета, чтобы самому наслаждаться охотой да придворными играми? К тому же Алмамбет говорит, что добыл он волшебный камень джай. Такой камень увеличивает силу и крепость рук правителя». Так подумав, Азиз-хан молвил:
— Покажи-ка мне, Алмамбет, на что способен камень, добытый тобой от дракона Многоглава.
— Какого превращения жаждет хан-отец? — спросил Алмамбет.
— Преврати лето в зиму, — сказал Азиз-хан.
Алмамбет снова достал из кожаной сумки волшебный камень и, глядя на него, произнес заклинание, закончив его такими словами:
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Трав цветенье прекрати,
Лето в зиму преврати!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Едва замолк последний звук заклинания, как подула буря, выпал снег, деревья оделись в иней, замерзла река в ханском саду, и обезумевшие и дрожащие от холода люди, ничего не понимая, выбежали из дворца. Какой-то камень, залетев в окно, упал к ногам Азиз-хана, и то была окоченевшая птица. У самого Азиз-хана желтое лицо посинело, кожа сделалась гусиной. Он взмолился, стуча старыми зубами:
— Во имя самого Будды, верни скорей лето!
Алмамбет произнес заклинание, и сразу расцвели деревья, реки шумно освободились от ледяных оков, камень, упавший к ногам Азиз-хана, вспорхнул легкой птицей и улетел в открытое окно. Люди, все еще не понимая, что случилось, вернулись во дворец, а хан Азиз, с трудом придя в себя, сказал:
— Бери, Алмамбет, поводья власти в свои руки, избавь меня от забот, но, во имя Будды, прошу тебя: спрячь подальше этот проклятый камень!
Алмамбет упал к ногам Азиз-хана, и тот успокоился, повеселел, поднял сына и ласково молвил:
— Пойдемте, хан Алмамбет, в чинаровый сад.
Отец и сын вступили в сад, прошли мимо материнской чинары, выросшей над обрывом, спустились к реке, перебрались через нее по яшмовому[5] мосту и увидели железные ворота, охраняемые стражей. За воротами оказались двери из нефрита[6], усыпанные жемчугами. Двери раскрылись, и взорам предстал другой сад, еще более прекрасный. Посреди сада соединили прохладные листья восемь чинар, образовав шатер, а внизу, между стволами, ослепительно сияли кусочки золота, и Алмамбет решил, что это солнце, просеянное сквозь решето листвы. Но когда Алмамбет вступил в этот древесный шатер, он понял, что сияло не солнце, а настоящее золото: на златотканом ковре стоял золотой престол. Таинственные узоры, подобные буквенной вязи, покрывали престол: реки, леса, горные вершины были начертаны на его спинке, павлиньи хвосты переливались всеми цветами на его подлокотниках, яхонты[7], выложенные в виде плодов, горели на сиденье.
— Садись на престол своих отцов, мой Алмамбет, — сказал Азиз-хан, и голос его был подобен волне, разбившейся о скалу. — Садись, а мне пора на покой.
И вот шестилетний Алмамбет стал ханом одной из сорока держав Китая. Прежде всего повелел он собрать всех пленных и снять с них одежду рабов. Затем повелел он разделить ханское поле на столько частей, сколько жителей было в ханстве. Затем повелел он раскрыть лицо земли и щедро посеять семена. Затем повелел он всю воду из ханских водоемов отвести на засеянные поля, прорыв для этого каналы. И когда семена взошли обильно и хлеба родилось так много, что люди уставали на молотьбе, тогда народ благословил имя Алмамбета:
— Под крылом Алмамбета каждый будничный день превратился в праздник!
Алмамбет утвердил в стране законы строгие, но справедливые. И люди радовались, ибо самые строгие законы лучше беззакония. Главным блюстителем законов и управителем своих земель Алмамбет назначил Маджика. Киргиз-табунщик был умен и деятелен. Он, оказывается, знал дело земли, и земля неустанно рождала хлеб.
Однажды Маджик пришел к Алмамбету и сказал:
— Позволь мне опять сделаться табунщиком. У меня не хватает ума, чтоб управлять землями целого ханства и блюсти законы.
Просьба Маджика удивила Алмамбета. Он заставил управителя излить горечь своего сердца, и вот что поведал ему Маджик:
— Пришли ко мне два владельца земли: один из племени солонов, другой из племени шибе. Солон говорит мне: «Этот шибе завладел садом, который принадлежит мне. Прочти, господин управитель земель, эту бумагу, и ты увидишь, что я прав». А шибе говорит: «Проклятый солон лжет: сад принадлежит мне. Вот в этой бумаге написана правда!» И оба суют мне свои бумаги, а я гляжу на буквы и ничего не могу им сказать: нельзя же мне им признаться, что я не разумею китайской грамоты!
— Покажи мне эти бумаги, — сказал Алмамбет.
Маджик развернул два свитка, по которым сверху вниз пятью рядами сбегали буквы. И на одной и на другой бумаге Алмамбет узнавал одинаковые изображения деревьев, оград, холмов, плодов. Долго всматривался он в бумаги и наконец сказал:
— В этих бумагах нет никакой нужды. Рассуди спорящих по разуму своего сердца.
Маджик повеселел и поспешил к солону и шибе, ожидавшим решения, а Алмамбет, тяжело вздохнув, направился к покоям своего отца.
То был день, когда Азиз-хан вернулся после счастливой охоты. Довольный и улыбающийся, сидел он на шкурах кабанов и лисиц. Алмамбет вошел к нему и сказал:
— Я в обиде на вас, хан-отец. Вы отдали меня в школу Главного Чародея, а не позаботились о том, чтобы обучить меня грамоте.
Азиз-хан, которого первые слова Алмамбета смутили, засмеялся, узнав о его желании обучиться грамоте.
— Сейчас я напишу письмо Эсену, и он пришлет учителя. Ты прав, сын мой: хан должен понимать знаки.
Азиз-хан приказал подать себе волосяную кисть, бутылочку черной туши и лист гладкой бумаги и, взяв кисть и намочив ее острие, написал Эсену в Железную Столицу такое письмо:
«Сын Неба, повелитель китайцев, манджу, тыргаутов, шангоев, солонов, шибе, повелитель сорока держав! Мой, ничтожного Азиз-хана, ничтожный сын Алмамбет достиг возраста, когда овладевают знаками письма. Пришлите же мне, о хан ханов, учителя, и пусть это будет не кто иной, как Хозяин Знаков, ибо мой сын, владеющий волшебным камнем, заслуживает такого учителя. Пусть время, которое проведет Хозяин Знаков у меня, будет не больше года, ибо, как всем известно, о Сын Неба, мой Алмамбет умом быстрее многих».
Видимо, волшебный камень джай придавал большую силу Алмамбету. Не прошло и месяца, как прибыл в Таш-Копре в Двухколесной повозке, запряженной людьми, старый дворцовый учитель, по имени Хозяин Знаков, посланный ханом ханов Эсеном.
Алмамбет приступил к ученью и в короткое время узнал восемьдесят восемь тысяч знаков и пятьсот пятьдесят ключей к их разгадке. Наступил час, когда удивленный учитель сказал:
— Теперь ученик знает почти столько, сколько знаю я, Хозяин Знаков. А если он сумеет прочесть предсказание, начертанное в «Книге Смен», то его знание сравняется с моим!
Услышав эти слова, Азиз-хан обрадовался и возгордился, а Алмамбет спросил:
— Привез ли ты, Хозяин Знаков, эту «Книгу Смен»? Я прочту ее.
Хозяин Знаков отвечал:
— «Книга Смен» в золотом переплете с алмазными застежками спрятана в тайном книгохранилище Сына Неба. Но предсказание, переписанное семикратно, роздано семи мудрецам Китая, чтобы они его разгадали, и одна из этих семи рукописей находится у меня. Вот она.