«Турок» тоже услышал звуки барабана и завопил истеричным голосом:
– Шевелись! Шевелись! Быстрей, быстрей! Гоните этих свиней. Кнутами гоните их вперед!
Его людям не нужно было приказывать дважды, кнуты взвились в воздух и с щелканьем опустились на спины индейцев, а те в своем желании не перечить похитителям, кинулись одновременно вперед и, как результат, начали спотыкаться друг о друга, путаться в веревках и валиться на землю.
Какой-то мальчишка лет трех, не больше, споткнулся, упал и, судя по всему, повредил себе что-то, а потому остался лежать распростертым на дороге. Мать его, увидев что случилась, попыталась было вернуться к нему, но, сделав это, задержала движение тех, кто шел впереди и сзади, и был связан с ней. Идущий рядом охранник ударами кнута попытался было подогнать ее, но она не обращала на боль внимание и все тянулась к своему сыну. Поняв, что таким образом остановить ее не получается, охранник вскинул ружье и выстрелил в мальчишку, от удара пули маленькое тело подскочило в воздухе, и он упал на землю мертвым. Ударами приклада охранник вернул индианку в строй, но та все время продолжала оборачиваться назад и все смотрела на крохотный окровавленный труп, оставшийся лежать на дороге.
После этого происшествия остальные индейцы подхватили своих детей на руки, а Клаудия, отойдя от Юсуфаки, также взяла на руки одного из малышей.
Индейцы были удивлены тем, что белая женщина помогает индейцам.
Аркимедес знаками показал индианке, шедшей рядом, чтобы она посадила ему на спину одного из своих мальчишек, а Рамиро и Говард последовали его примеру.
Прошли они уже, наверное, половину пути, когда «Турок» вдруг замер и жестом приказал остановиться всей колонне, и чтобы ни звука не издавали. Проводник атроари тоже насторожился. Все индейцы, включая Рамиро, внимательно прислушивались к звукам, доносившимся из джунглей, словно пытались услышать нечто, недоступное слуху белого человека. Вдруг вдалеке послышался крик какой-то птицы и смуглые лица, напряженные и испуганные, преобразились.
– Рамиро полагает, что теперь мы не одни, – с многозначительным видом произнес он. – Воины племени окружили нас.
– Они нападут? – быстро спросил Аркимедес.
– Рамиро так не думает, – ответил тот. – Это мирные люди и их боевое оружие сгорело вместе с хижинами. На охоту они взяли только охотничье оружие – несильный «кураре», который не может убить человека.
– И что они собираются предпринять? – поинтересовался «Гринго».
– Рамиро не знает. Их не много. Не больше белых, но у белых есть ружья. Вполне возможно, что у «Турка» не будет проблем.
В чем Юсуфаки лично не был уверен, а потому приказал, чтобы колонна двинулась вперед еще быстрей. Во что бы то ни стало, он хотел выйти к реке, где остались его каноэ, до наступления темноты.
Движение колонны превратилось в дьявольскую, изматывающую пытку, и, когда один из индейцев, будь то старик, женщина или ребенок, падали в изнеможении, не в силах сделать более ни шагу, люди «Турка» оттаскивали его в сторону и добивали ударами мачете.
Таким бесчеловечным образом он подгонял остальных, чтобы продолжали бежать вперед из последних сил. Говард и «Северянин» были уверены, что с ними поступят точно также, вздумай они остановиться по какой-нибудь причине.
Когда они добрались до берегов Жапура, то солнце уже сползало к верхушкам деревьев, но до наступления ночи оставалось еще около часа. Уровень воды в реке сильно понизился, и вдоль берегов на той и на этой стороне обнажились широкие пляжи вокруг мелких заводей. Люди, измотанные сумасшедшей гонкой, попадали в изнеможении на прибрежный песок, некоторые поползли к воде, чтобы утолить жажду.
Юсуфаки, стоя у самой кромки воды, выстрелил в воздух три раза и закричал в направлении противоположного берега:
– Клодоальдо! Альмейда! Это мы. Ведите сюда пироги!
Вскоре маленькая пирога появилась из зарослей и поплыла вниз по реке. Она тихо скользила по воде, течение в этом месте было слабое, и прошла вдоль берега, не причаливая. В ней сидели два человека без голов.
Увидев это, Юсуфаки побледнел.
Он стоял не шевелясь, словно окаменел, и на его бледном, как бумага, лице выделялись пышные черные усы и густые брови.
– Эти сукины дети, – пробормотал он. – Забрали наши пироги… Они взяли Альмейдо и Клодоальдо врасплох, как последних придурков.
От одной лишь мысли, что им предстоит провести ночь на берегу этой реки, люди Юсуфаки почувствовали не просто страх, а самый настоящий ужас и начали поглядывать на пленных индейцев не как на рабов, а как на врагов, от которых в любую минуту можно ожидать какой-нибудь ужасной выходки.
Говард повернулся к Рамиро и спросил:
– А что теперь будет?
– Рамиро думает, что рано или поздно они договорятся. Женщины, дети и старики в обмен на лодки. Это самый подходящий момент, чтобы вмешаться. Рамиро предпочитает общество дикарей, чем людей Юсуфаки.
Говард несколько секунд обдумывал сказанное индейцем, потом взглянул на Аркимедеса, и тот утвердительно кивнул головой. Американец вышел вперед.
– Эй, «Турок»! – крикнул он. – Если хочешь спасти свою шкуру, то лучше тебе подойти сюда.
Юсуфаки с недовольным видом взглянул на него, однако подошел.
– Что тебе теперь надо, кукурузная лепешка. У меня и без тебя предостаточно проблем.
– Тут мой друг Рамиро – кто также большой друг воинов, скрывающихся на той стороне – говорит, что знает, как вернуть твои лодки. И таким образом ты сможешь вернуться обратно в Манаус, опять развлекаться со своими девками. Для этого ты должен освободить этих людей.
– Да нужно мне это сборище никчемных бездельников! – взорвался «Турок». – Старики, женщины, дети… да за них ни гроша не заплатят в Манаусе. Могут оставаться с ними, пусть вернут мои пироги.
– А также ты должен будешь отпустить и нас, – добавил Говард.
– А вот это – нет! – запротестовал Юсуфаки. – За вас мне точно «Аргентинец» заплатит хорошие денежки. Вы остаетесь.
– Не будь идиотом, «Турок»! Ты не в том положении, чтобы выставлять условия. Твоя жизнь и жизнь твоих людей стоят больше, чем те деньги, какие Сьерра приготовил за нас.
– Я сказал – нет! – прорычал в ответ «Турок», развернулся и пошел по берегу.
Говард крикнул ему вслед:
– Подумай хорошенько. Через час наступит ночь и трудно представить, что потом произойдет. Не думаю, что твои люди горят желанием издохнуть здесь, лишь для того, чтобы ты получил пригоршню монет за нас.
«Турок» развернулся на месте, словно его ужалила змея.
– Не впутывай моих людей в это! – завизжал он. – Они делают то, что я прикажу.
– Я знаю, что они действуют по твоим приказам, – продолжил «Гринго», – но взгляни на них – все это им совершенно не нравится. Им совсем не хочется, чтобы в темноте их убили ударом в спину.
Что ты получишь за нас? Четыре куска… да ты истратишь это за одну ночь. И что, это стоит того, чтобы рисковать жизнью?
Юсуфаки выхватил револьвер и навел его на «Гринго».
– Закрой свою пасть или я это сделаю за тебя. Не вздумай здесь агитировать моих людей.
– А он прав, – послышался чей-то голос. – Мы не хотим, чтобы нас прибили здесь из-за каких-то четверых вшивых и никчемных белых.
– Пусть нам вернут пироги, а сами могут убираться к дьяволу, – поддержал его другой.
После этих слов «Турок» даже позеленел.
– Никто мне не нужен, чтобы произвести обмен! Я могу послать этого, – он указал на своего проводника атроари. – Он также сможет объясниться с теми.
– Они не будут с ним разговаривать, – спокойно заметил Говард. – Он ренегат. Он отступник и предатель. И как только пресечет реку, они покончат с ним без единого звука. Нас они видели связанными, и Рамиро сможет убедить их, что мы на их стороне.
– Я сказал – нет! – продолжал упрямиться «Турок».
Среди его людей послышались недовольные голоса, обернувшись к ним, он рявкнул:
– Молчать! Здесь я указываю, что делать, а что нет.
– Похоже на то, что нам придется сделать так, чтобы ты замолчал, – произнес чей-то грубый голос.
«Турок» остолбенел. Он переводил взгляд с одного лица на другое, стараясь понять, кто же мог сказать такое, но потом пришел к выводу, что сделать это мог любой из его банды. На их угрюмых лицах было написано, что они готовы избавиться от него, лишь бы выбраться из этой переделки. Обстоятельства были против него, это он понимал. Повернувшись к индейцу атроари, Юсуфаки сказал:
– Сможешь договориться с ними без того, чтоб тебя убили?
Индеец испуганно отступил назад и затряс головой.
Это и подтолкнуло Юсуфаки к окончательному решению.
– Ладно «Гринго», твоя взяла, – промолвил он. – Делай что хочешь, но чтобы пироги были здесь через полчаса.
Один из его людей развязал всех троих, и Говард с Рамиро кинулись в воду и поплыли через реку.
Дикари, что ожидали их на противоположном берегу, спрятавшись в зарослях, оказались не более чем кучка оборванцев, напуганных даже больше, чем люди Юсуфаки.
У них не было ни времени, ни возможности покрыть себя боевой раскраской, и от этого они не выглядели свирепыми, как подобает воинам, ступившим на тропу войны, они выглядели ровно так, как и должны были при подобных обстоятельствах: группа голодных и несчастных индейцев, озабоченных судьбой своих семей и потерявших по вине белых людей то немногое и скудное имущество, которым владели.
Лишь окровавленные головы Альмейды и Клодоальдо – зловещие трофеи, насаженные на острия копий, указывали на то, что они находятся в состоянии войны и в какой-то степени представляют опасность.
Прежде чем выйти из воды, Рамиро начал говорить на каком-то странном языке, который те, как показалось вначале, не понимали. Но затем смысл слов индейца, все-таки, был ими понят, и они принялись кричать все вместе.
Стоявшие на противоположном берегу стали свидетелями, как шел процесс переговоров, весьма оживленный, где мимики и жестов было несравненно больше, чем слов. Наконец Рамиро, повернувшись к Говарду, сообщил: