Гребли всю ночь и пред самым рассветом на правом, высоком берегу – теперь хорошо охраняемая территория аука – показались хижины, едва различимые во мраке, несмотря на то, что в небе сиял растущий месяц, освещая все вокруг призрачным, неверным светом и кое-где в хижинах горел огонь. Проплыли мимо, стараясь изо всех сил не издавать ни звука. Затем прошли перед небольшим, одиноко стоящим постом, располагавшимся рядом с тем местом, где впадала неширокая речушка, обозначающая границу между Эквадором и Перу. Напо была здесь полноводная и спокойная, русло реки широкое и спускаться по течению не представляло большого труда, пока с левой стороны не появилось устье Агуарико, чьи бурные воды несли с собой стволы вырванных деревьев и сучья. Пришлось отчаянно маневрировать, чтобы избежать столкновения легкой пироги со всем этим мусором и не повредить лодку.
Но после нескольких минут напряжения и страха пришло понимание того, что этот поток, все-таки, больше помогал им, ускорив их продвижение вниз по реке и унося прочь от границы.
И теперь их уже беспокоила не встреча с эквадорской армией, а мысль, что они снова попали в огромную амазонскую тюрьму, из которой почти что выскользнули, и вернулись туда с одной лишь целью: добраться до самого ее сердца – до Манауса.
И подтверждение тому, что они опять находятся внутри этой зеленой тюрьмы, получили, когда проходили одну из речных стремнин – два выстрела прозвучало со стороны прибрежных скал. Но река пронесла их мимо с такой скоростью, что стрелявший не смог прицелиться как следует. Они обернулись на звук выстрелов и успели разглядеть хижину и трех человек у ее порога. Расположение этой хижины, наличие там энергично жестикулирующих людей и стрелка среди камней указывало на то, что это был один из сторожевых постов на подступах к каучуковым плантациям. Исходя из увиденного, Говард сделал логичное предположение, что охранники были готовы перехватить любого, кто осмелился бы подняться вверх по реке через стремнины, но тот факт, что они двигались в противоположном направлении, спускались вниз по течению, застал их врасплох. Все тюрьмы устроены таким образом, чтобы лишить тех, кто находится внутри, любой возможности убежать, но эти меры не очень-то мешают тем, кто решился проникнуть снаружи внутрь.
Спустя три дня, проснувшись, они увидели сидящего перед ними грязного старика. Он сидел на стволе дерева, задумчиво разглядывал их и курил почерневшую трубку.
Говард сразу же вскочил на ноги и направил на незнакомца револьвер, но тот даже не пошевелился.
– Кто ты такой? – спросил Говард.
– Себастьян. А ты?
– Какой еще Себастьян?
Человек очень удивился подобному вопросу и черенком трубки задумчиво поскреб голову, словно пытался вспомнить что-то.
– Да никакой… Просто Себастьян, – повторил он. – Себастьян – «Тот, кто с трубкой».
Говард вначале занервничал, но видя, что старик не представляет никакой опасности, все же спрятал револьвер.
– Ну, хорошо, пусть будет так – старик с трубкой. Что ты здесь делаешь? Почему шпионишь?
– Ничего я не шпионю, – обиженно пробормотал старик. – Подчищал свои деревья, как это делаю каждое утро, и вас увидел. Вам бы следовало выставить часового, нашел бы вас кто-нибудь другой – порубил бы на куски, – и указал на длинное мачете, каким пользуются сборщики каучука, что лежало на земле рядом с ним.
– И на кого ты работаешь?
– Что за вопрос!? Конечно же на Аранью. Здесь весь мир работает на братьев Аранья. Им здесь принадлежит все: каучук, золото, бразильские орехи, индейцы, белые, лодки и фактории…
– Ты раб?
– Естественно, что раб, – ответил старик с таким видом, словно заданный вопрос был совершенно идиотским. – Стал бы я здесь гнить, если бы был свободен?
Аркимедес слушал все это и заодно начал раскладывать костер, чтобы приготовить завтрак. Прежде чем зажечь огонь, обернулся к старику и спросил:
– Могу я развести огонь, не привлекая внимания?
– Можешь, можешь… Подумают, что я копчу смолу. Кто вы такие? Вот ты, как я вижу, бразилец. А этот иностранец… Здесь места неподходящие для того, чтобы вот так разгуливать и скакать вокруг. Если кто-нибудь из банды Аранья поймает вас, то отправят собирать смолу, а девчонку определят в публичный дом в Икитос.
Тогда они описали все обстоятельства их путешествия. Себастьян «с трубкой» внимательно выслушал и задумался. Приняв из рук Клаудии кружку с кофе, печально закачал головой.
– Жаль, конечно, – сказал он, – но вы попали в настоящую передрягу. Я-то уже старик и давно свыкся с мыслью, что помру в этих джунглях, но вы – другое дело, у вас большая часть жизни еще впереди. И это несправедливо – вот так растрачивать свою жизнь, добывая каучук для Араньи.
– А мы и не собираемся это делать, старик, – заметил Аркимедес. – Мы прекрасно знаем, что это такое.
– У Араньи почти тысяча человек отсюда и до границы с Бразилией. Никогда не сможете пройти. Нужно будет не менее сотни человек, чтобы пробиться через все посты вдоль реки и попасть в Манаус.
– Сколько работников сейчас на фактории? – спросил Аркимедес.
– Около тридцати.
– И охранников?
– Шесть, но все хорошо вооружены и способны на все.
– А сколько на следующей фактории вниз по реке?
– Та больше будет. Там, наверное, человек пятьдесят или чуть больше.
– А охранников?
– Не меньше дюжины, может быть пятнадцать.
– Сколько рабочих пойдут с нами, если мы освободим их и раздадим оружие?
Ответ последовал незамедлительно, словно старик давно уже прикидывал и оценивал подобную возможность.
– Вполне возможно, что половина. Если перебьете охранников, то многие осмелеют и сделают все возможное, чтобы выбраться отсюда.
Аркимедес обернулся к Говарду.
– Вот такое решение нашей проблемы. До сих пор мы пытались убежать в одиночестве, но, может, стоит подыскать себе компанию. Не убегать и прятаться, как слабаки, а укрепить наши силы и идти вперед.
– Хочешь поднять восстание? – спросил Говард. – Ты, вообще, отдаешь себе отчет, насколько это сложно и что из всего этого может получиться?
– Ничуть не труднее, чем то, что мы сделали до сих пор.
И, повернувшись к старику, спросил:
– Ты проведешь нас на факторию?
– Могу прямо сейчас, – ответил «Тот, кто с трубкой», – и по секретной тропе. Пара охранников имеет обыкновение вечером, ближе к ночи, уходить к реке ловить сомов в омуте – это будет подходящая возможность напасть на остальных.
– Поможешь покончить с остальными?
Старик, не задумываясь, утвердительно кивнул головой. Аркимедес повернулся лицом к американцу, словно спрашивал его совета, тот тоже утвердительно кивнул. Наконец с немым вопросом он обратился к Клаудии – та в ответ лишь пожала плечами.
Сумерки опустились на факторию и здешний надсмотрщик, весьма странный тип – метис с неопределенным цветом кожи, которого все звали «Черно-белый», задумчиво смотрел, как солнце садится за верхушки деревьев, растущих на противоположном берегу реки.
Он ждал возвращения сборщиков каучука, который нужно было вначале прокоптить, чтобы смола свернулась в большие шары, а затем эти шары спрятать до прихода баржи, что отвезет весь груз в Икитос.
Старый Себастьян, «Тот, кто с трубкой», выскочил из зарослей, запыхавшись, и своими криками вывел его из задумчивого состояния.
– «Черно-белый», пошли быстрей со мной. Только что в лесу я нашел едва живую женщину. Белую…
Надсмотрщик некоторое время молча смотрел на него, не совсем понимая о чем идет речь.
– Белую?.. Белую женщину?.. – повторил он недоверчиво.
– Белую, белую… – подтвердил старик. – Она молода и красива.
«Черно-белый» одним прыжком поднялся на ноги и крикнул в сторону хижины:
– Леандро! Неси мой револьвер и пошли со мной.
Из хижины вылез Леандро, очень похожий на великана-огра со злым лицом. Оба последовали за «Тем, кто с трубкой», а он, не дожидаясь их, направился к лесу. Минут десять они шли, точнее сказать почти бежали за стариком и когда уже начали задыхаться и проклинать его, Себастьян остановился и, отойдя в сторону, указал на тело, лежащее на тропе.
Клаудия прекрасно справилась с ролью женщины, заблудившейся в лесу, прикинувшись обессиленной, измученной и голодной, позволила взять себя на руки и трое мужчин, чуть ли не бегом, отнесли ее в лагерь, прямиком в хижину «Черно-белого», чему тот был несказанно рад, но радость его длилась недолго – переступив порог хижины, первое, что он увидел – это два ружейных ствола, нацеленных ему прямо в оба глаза.
Несколько мгновений он пытался сообразить, что тут происходит, а потому не издал ни звука. А еще он не кричал, потому что почувствовал, как кто-то, стоящий у него за спиной, прижал к его горлу острое лезвие.
Говард и Аркимедес, спрятавшись в кустах на краю леса, терпеливо дождались пока надсмотрщик и Леандро не последовали за Себастьяном и без особенных проблем пробрались внутрь хижины. Два охранника, в самом деле, ушли на рыбалку, два других охранника в это время находились в сарае, где подготавливали емкости для собранной смолы и носили дрова для печи.
Надсмотрщика и его великана-помощника заставили сесть на пол, и Аркимедес, обращаясь к метису, приказал:
– Зови тех, что в сарае.
«Черно-белый» отрицательно мотнул головой и сразу же почувствовал, как мачете врезалось в горло чуть глубже, тонкая струйка крови скользнула из раны и потекла по безволосой груди, упала на живот и замерла там, словно размышляла – а стоит ли спускаться ниже. Разрез на шее сделался шире и надсмотрщик, не колеблясь более ни секунды, заорал во все горло:
– Санчо, «Одноглазый»! Подойдите на минуту!
– Что нужно? – ответил чей-то голос вдалеке. – Мы заняты.
– Подойдите, я вам сказал! – заорал опять метис.
Послышались недовольные голоса и приближающиеся тяжелые шаги. Леандро попытался было предупредить их и уже открыл рот, чтобы крикнуть, но Клаудия, внимательно следившая за ним, оказалась быстрее – одним ударом ножа она перерезала верзиле горло. Увидев это, «Черно-белы