Пароход причаливал, загружался дровами, приготовленными заранее, оставлял почту, товары и тех немногих пассажиров, что забрались в эти места по каким-то своим делам.
В общих чертах вся эта процедура не занимала больше часа.
Аркимедес спросил когда придет следующий пароход и откуда, но перуанец в ответ лишь пожал плечами.
– Этого никто не знает, – сказал он. – Те, что выходят из Икитос, обычно снабжены всем необходимым и могут идти по реке, никуда не заходя, вплоть до самого Пебас, а иногда даже до Кабальякоча и Летициа, и это уже Колумбия. Те же суда, что идут вверх по течению, должны останавливаться, но какой пароход придет и когда – никто не знает.
– С каким грузом они обычно ходят?
– Те, что спускаются из Икитос, везут лишь каучук и пассажиров. Те, что идут из Манауса, везут товары, пассажиров и золото, в оплату за каучук.
– Золото? И сколько?
– Точно не знаю, зависит от парохода.
Аркимедес многозначительно взглянул на Говарда.
– Тот пароход, что идет из Икитос, нам не подходит. Каучук нам не нужен, да и надоел порядком. Но тот, что идет вверх по реке, в Икитос, повезет с собой еду, оружие и одежду – все, что нам нужно.
– И еще золото…
– Да. И золото. Но если мы возьмем его, то станем пиратами, как и говорил Себастьян.
– Но ты не сможешь помешать им, если они узнаю про золото. У нас будут проблемы…
– Знаю, – согласился «Северянин», – этот металл всегда приносит с собой проблемы и беды, но сейчас я не представляю, как избежать их. Если золото предназначено, чтобы расплатиться за каучук, другими словами попадет в карманы Араньи, то многие, наверняка, воспримут захват парохода не как преступление, потому что ограбить Аранью в их понимании не воровство вовсе, соответственно и не преступление.
– Вообще-то, меня это совершенно не волнует – воровством оно будет считаться или нет, – объяснил «Гринго». – За свою жизнь я много чего украл, но беспокоит лишь то, что если эта банда дикарей пронюхает про золото и начнет делить его, то… – он многозначительно развел руками.
Аркимедес обратился к перуанцу:
– Если поможешь нам, то мы уйдем с первым же пароходом, идущим вверх по реке. А пока, успокой своих людей и, самое главное, ни слова про то, что на пароходе может быть золото.
Перуанец ответил, что все понял и вышел в сопровождении «Мартинико», который отвел его до сарая, где были заперты его товарищи.
Когда Говард и Аркимедес остались наедине, американец спросил:
– Думаешь, удастся сохранить в секрете, что там будет золото?
– Не знаю.
– В конце концов, эти люди заслужили те деньги больше, чем Аранья. Это поможет начать им новую жизнь и не возвращаться на плантации.
– Придется раздать, но нужно будет дождаться самого крайнего срока, когда это не приведет ни к воровству, ни к убийствам. Многие из тех готовы убить собственного папашу за грош, и ты это знаешь не хуже меня. Не задумываясь, прибьют своего товарища, чтобы забрать то немногое, что у него имелось, и сбегут в джунгли.
Говард встал, потянулся, так что кости захрустели.
– Ладно, – сказал он. – Сейчас, все равно, остается надеяться, чтобы пароход пришел раньше, чем люди Араньи обнаружат, что мы спрятались здесь.
На следующее утро в отдаленном углу лагеря нашли труп. Это был один из тех, кто присоединился к отряду первым, «серингейро», сильный и злой, он отзывался на имя Агирре и его недолюбливали за взрывной характер.
Сразу же сообщили об этом Аркимедесу. Тот пришел в сопровождении Говарда.
Тело лежало лицом вниз, и по следам было видно, что его притащили сюда. Горло было перерезано от уха до уха.
«Северянин» взглянул на своего товарища и оба поняли друг друга без слов.
– Похороните его, – приказал он.
– Вот так? Без всего? – спросил один из пеонов.
– Можешь помолиться за него, если тебе так хочется, – резко ответил Аркимедес. – Что еще?
– Узнать кто убил его.
– Это уже мое дело.
Вместе с Говардом они обошли весь лагерь в поисках Клаудии, и нашли ее на берегу реки. Она сидела в старой, непригодной лодке без днища и с отсутствующим видом смотрел на далекую линию леса на противоположном берегу.
Сели на остатки скамьи прямо перед ней. Если кто-то посмотрел бы на них со стороны, то как они сидели, наверняка, показалось бы ему весьма комичным зрелищем, словно эта троица собралась плыть на развалившейся лодке посуху.
«Северянин» не стал ходить вокруг да около, а перешел сразу к делу:
– Зачем ты это сделала?
Клаудия неопределенно пожала плечами, что могло одновременно означать – она не знала как это произошло или как то, что произошедшее было явлением само собой разумеющимся и неизбежным.
Аркимедес изо всех сил старался казаться невозмутимым и сдерживал свои эмоции.
– Он попытался изнасиловать тебя?
Она утвердительно кивнула головой.
Казалось, что «Северяни» принял объяснение, сидел некоторое время молча, размышлял, потом посмотрел на «Гринго». Тот развел руками с видом фаталиста, хотя и было видно, что проблема эта его волновала мало, а потому старался держаться в стороне.
– Нельзя же убивать каждого, кто начинает приставать к тебе, – заметил Аркимедес. – Они же, в конце концов, мужчины и некоторые не дотрагивались до женщин в течение многих лет.
– Пусть оставят меня в покое.
– Оставить тебя в покое! Легко сказать… В другой раз, может, будет достаточно, чтобы ты закричала. Кто-то всегда находится рядом.
Но Клаудия вернулась к своему отстраненному молчаливому состоянию, давая понять таким образом, что разговор закончен, и Аркимедес с «Гринго» вылезли из дырявой лодки и вернулись в лагерь.
По дороге «Северянин» спросил у своего друга, что он думает по этому поводу.
– Полагаю, она продолжит резать глотки каждому, кто протянет к ней руки. Либо ее оставят в покое, либо она натворит таких дел, которые и людям Араньи в голову не придут.
Когда они подошли к тому месту, где похоронили Агирре, то Аркимедес даже не стал пытаться скрыть правду. Собрав людей, рассказал как все случилось, а в заключение добавил:
– Это что б вы знали, что будет с тем, кто к ней приблизится. И если она не ликвидирует его, то им займусь я. Ясно?
Негр «Мартинико», кивнув головой в сторону свежей могилы, сказал:
– Яснее ясного, командир. Яснее не бывает…
«Остров Марао» появился на горизонте, ниже по течению, спустя два дня. Это было красивое судно с корпусом выкрашенным в красный и белый цвета, с палубными надстройками в три этажа, с высокой трубой, откуда непрерывно валили плотные клубы черного дыма и большим колесом, вращающимся на корме, под которым коричневые и мутные воды Амазонки пенились, и белые хлопья, качаясь на волнах, тянулись следом.
Удивительное впечатление производил этот пароход. Собравшимся на берегу он показался самым красивым судном, какое они когда либо видели в своей жизни.
Пароход медленно приближался. Когда до берега оставалось метров пятьсот, прозвучала сирена и «Мартинико» поднял флаг на площади посреди лагеря. Судно, совершив элегантный маневр, вошло в небольшой залив и причалило к пристани.
Нагрузив на спину и плечи заготовленные дрова, люди «Северянина» начали подниматься на борт. Поскольку похожи они были на грузчиков в других портах, таскавших грузы с берега на борт и обратно на предыдущих рейсах, то никто ничего не заподозрил. Единственное различие заключалось в том, что под рубахами они спрятали револьверы, а среди дров – ружья и винтовки.
«Мартинико» со своими людьми направился в машинное отделение, «Себастьян» со своей группой взял под контроль палубу, а Аркимедес, Говард и Альфонсо Мехиас, по прозвищу «Тигр», направились на капитанский мостик.
Увидев людей с оружием в руках, поднявшихся в капитанскую рубку, второй помощник попытался было схватить ружье, висевшее на стене, но не смог даже дотянуться до него – Говард убил его с первого выстрела.
Капитан же, флегматичный англичанин по имени Ретингем, даже не пошевелился, казалось, он ожидал подобного развития событий уже давно и рассматривал это нападение, как нечто вполне логичное и само собой разумеющееся. И сразу же согласился сотрудничать с нападавшими, лишь бы избежать больших жертв среди команды и пассажиров и повреждений на судне.
Аркимедес в свою очередь пообещал безопасность всем, при условии, что будут вести себя спокойно и мирно, но ничего не гарантировал в отношении груза. На борту парохода было много разных вещей, в которых его люди очень нуждались.
– Вообще-то… пиратство карается повешеньем, – заметил капитан. – А это очевидное пиратство.
– Так оно и происходит в открытом море, – спокойно ответил «Северянин». – Но здесь, на этой реке, законы не действуют. Здесь нет другого закона, кроме нашего. Мой приказ звучит следующим образом: загрузить как можно больше дров, развернуться и идти полным ходом к Бразилии.
– Да… но у меня приказ идти на Икитос.
– Теперь нет. Теперь у вас новый приказ – вывезти нас из Перу, во что бы то ни стало.
– Позвольте, по крайней мере, выгрузить пассажиров. Следующий пароход довезет их до Икитос.
– Только стариков и детей. Остальные останутся в качестве заложников, если обстоятельства осложнятся непредвиденным образом. А сейчас постарайтесь закончить все здесь как можно быстрее и ложимся на обратный курс.
«Мартинико» и Себастьян без особенных проблем взяли под контроль остальную часть судна и собрали всех в основном салоне, начиная от кочегара из глубины машинного отделения и вплоть до обитателей кают первого класса, бледных и напуганных.
Аркимедес вошел, забрался на стоявшее там пианино и произнес краткую речь, описав ситуацию, попросил немедленно докладывать ему о любых случаях воровства, грабежа и злоупотреблений со стороны его людей, чтобы пресечь подобные действия в зародыше и наказать виновных.
Говард перевел его слова присутствующим там иностранцам: англичанам и американцам.