Аркимедес ничего не ответил. Сидел, задумчиво смотрел, на ряды кресел внизу. «Чолита» слушала все это, но ничего не понимала. Мехиас и Сантос застыли в ожидании распоряжений.
Заиграла музыка. «Северянин» продолжал хранить молчание, словно эти новости его совершенно не касались. О чем-то думал. Взгляд его упал на ложу, на противоположной стороне, где Сьерра в компании все той же блондинки что-то обсуждал с двумя другими типами, энергично жестикулируя при этом. Было заметно, что «Аргентинца» что-то сильно обеспокоило.
Занавес начал подниматься, и Аркимедес жестом показал своим товарищам, чтобы те заняли свои места и не нервничали. А из ложи Сьерры два типа куда-то вышли, оставив его наедине с блондинкой.
Какая-то женщина вышла на сцену и начала кричать во все горло что-то неразборчивое, крики эти сопровождались оглушительной оркестровой музыкой. «Северянин» смотрел на нее, словно та была пришельцем из других миров.
Минут десять он никак не реагировал, потом, обратившись к Сантос, прошептал:
– Найди остальных, и отправляйтесь в порт, подыщите там пирогу и будьте наготове. Мы придем туда минут через тридцать.
Сантос кивнул, встал и постарался покинуть ложу незаметно.
Аркимедес продолжил смотреть представление. Теперь по сцене ходило множество людей, все они одновременно кричали и энергично жестикулировали. Несколько секунд он смотрел на происходящее с интересом, но вскоре его любопытство иссякло, поскольку решил для себя, что все равно ничего не понимает из происходящего внизу, на сцене.
Взгляд его заскользил по залу, задержался на затылке Юсуфаки, тучной фигуре Салданьи, на ложе губернатора, что была больше всех, и опять вернулся к Сьерре, нервно ерзавшего в своем кресле.
Так он сидел, смотрел на «Аргентинца», пока Мехиас жестом не показал, что время поджимает. Аркимедес опустил руку в карман пиджака, достал пригоршню золотых монет и высыпал их на колени «Клаудиньи».
– Возьми это! – сказал он. – А нам надо идти…
– Куда?
– Этого я тебе не могу сказать… Но обязательно вернусь… Вернусь, чтобы найти тебя, обещаю…
Он встал и направился к выходу, Мехиас последовал за ним. «Чолита» задержала его на несколько секунд, поймав за руку.
– Возвращайся ради меня! – попросила она. – Мне все равно, что ты сделала, но, пожалуйста… Вернись!
Аркимедес улыбнулся, и было видно, что девушка успокоилась. Он вышел из ложи.
Коридоры были пустынны. Молча они спустились этажом ниже и в тишине безлюдных переходов подошли к двери ложи Сьерры.
– Скажи ему, чтобы вышел. Что полиция хочет переговорить с ним по поводу похищенного парохода. Скажи, что это важно…
Мехиас исчез за занавесью, скрывающей дверь, а Аркимедес еще раз удостоверился, что в коридорах не было ни одной живой души. Когда «Аргентинец» появился в сопровождении Мехиас, «Северянин» стоял к ним спиной. Сьерра вышел, недовольно ворча:
– Какого черта? Что происходит? Я уже рассказал все что… Он запнулся, удивленно уставившись на Аркимедеса, повернувшегося к нему лицом и поднявшего зажатый в руке нож под самые его глаза.
«Аргентинец» попытался было позвать на помощь, но Мехиас закрыл ему рот рукой и крепко держал сзади, так что тот не мог ни высвободиться, ни пошевелиться.
«Северянин» несколько мгновений смотрел на него улыбаясь и, все также продолжая улыбаться, нанес пять ударов ножом в живот, быстро, один за другим. Мехиас продолжал зажимать ему рот, а когда отпустил, Сьерра медленно сполз на пол и корчился в агонии, будучи уже не в силах издать ни звука, а лишь глухо хрипел.
Аркимедес в последний раз вонзил в него нож, и, развернувшись, они пошли быстрым шагом по направлению к выходу.
Задержавшись на пороге, рядом с вооруженной охраной, он прокомментировал вслух:
– Это надо сильно постараться, чтобы выдержать эту оперу!
Потом они спустились на площадь и исчезли в ночи.
В порту царило необыкновенное возбуждение. Перуанский крейсер готовился поднять якоря и отплыть на поиски все того же «Острова Марао», который, как они предполагали, находился где-то недалеко, и на его палубу поднимался отряд бразильской пехоты, чтобы усилить экипаж крейсера.
Полиция опрашивала обитателей плавучего города и рыбаков, знают ли они что-нибудь про пароход, и начали отправлять разведчиков на лодках по ближайшим рекам и озерам.
Кто-то уверял, что видел судно на Великой Реке, но не мог точно указать место. Из всего, что там говорили, трудно было понять то ли пароход видели, где впадает Рио Негро, то ли он проследовал к Белем де Пара, а может его спрятали сейчас в устье какого-нибудь притока.
Аркимедес и Мехиас быстрым шагом прошли через толпу, занятую обсуждением происшествия, где одновременно рождались самые невероятные слухи, и направились к пироге, в которой их уже с нетерпение дожидались Сантос и остальные из их группы. Было очевидно, что с наступлением нового дня любой из разведчиков, посланных на их поиски, мог наткнуться на спрятанный «Остров Марао».
Они гребли без передышки часов шесть и с приближением рассвета подошли к притоку и заводи, где был спрятан пароход.
Едва Аркимедес вступил на палубу, как отдал приказ, чтобы немедленно начали разводить пары в машинах, и через пару часов, когда давление в котлах еще оставалось на минимуме, «Остров Марао» покинул свою тайную заводь и вышел на простор великой Амазонки.
Не прошли они шести километров, как два человека, шедших на пироге вдоль берега вниз по течению, перестали грести, некоторое время смотрели на них с интересом, а затем, развернув лодку, начли грести изо всех сил, но уже в обратном направлении, к Манаусу.
«Северянин» издалека наблюдал за ними и, обернувшись к Говарду, сказал:
– Эти понеслись «стучать»… Через несколько часов крейсера начнут преследовать нас.
Он сошел с палубы и направился прямиком к каюте Клаудии.
Девушка, сжавшись в комок, сидела в глубоком кресле, невидящим взглядом смотрела на большое окно, на скользящую вдалеке нескончаемую цепочку верхушек деревьев.
Он сел на край кровати, напротив нее. Сидел молча, пока Клаудия не посмотрела на него, хотя, как ему показалось, она не видела его.
– Сьерра мертв, – сказал он. – Вчера я убил его.
В ответ ни звука, никакого жеста, словно его слова прошли мимо ушей Клаудии. Он подождал.
– Думал, что это может тебя заинтересовать, – продолжил он. – Теперь тебе нечего опасаться… Он заплатил сполна.
Девушка лишь грустно улыбнулась.
– Ты так думаешь? – спросила она.
Помолчала, потом продолжила:
– Думаешь, новость, что он мертв, порадует меня – так ты ошибаешься. Мне все равно жив ли он или мертв. Я так устала… Просто невероятно устала, и хочу покончить со всем этим раз и навсегда…
– Скоро ты будешь в Каракасе…
– Я не хочу возвращаться в Каракас.
Аркимедес удивился не столько ее словам, сколько силе, с которой она произнесла их.
– Почему? – поинтересовался он. – Что тебя заставило изменить решение…
Она неопределенно пожала плечами.
– Сама не знаю… Единственно, что знаю наверняка – то уже не мой мир… Не хочу появиться внезапно, словно воскресшая и сразу же превратиться в главную причину всех кривотолков и сплетен… Мои родители уверены, что я умерла давным-давно… Со временем их боль утихла, и теперь я для них не больше, чем воспоминание о веселой девчонке, которую они видели, когда та уходила из дома много, много лет назад… Зачем причинять им новые страдания, когда я вернусь? Я уже не та, что была раньше: им будет стоить большого труда узнать меня… увидеть во мне ту их любимую Клаудию… И я всегда буду оставаться для них чужой, какой-то тенью, что отдаленно похожа на прежнюю Клаудию…
– Но это, просто, глупость! Ничто не может сравниться с радостью, когда они узнают, что ты жива, с возможностью видеть тебя снова.
– Что я жива? Думаешь, они бы не предпочли, чтобы их дочь умерла, тому, что со мной сотворили?.. Мой отец, такой ревностный блюститель чести… А моя мать… с ее стальным пониманием морали и нравственности… Думаешь, они стали бы сомневаться в том, что лучше: чтобы я умерла или чтобы осталась живой после того, как выставили на потеху сотне серингейрос?
– Но это какое-то варварство, чудовищное варварство…
– В твоем мире – да… В том мире, в каком живет моя семья – нет. И как ты представляешь себе это – я вхожу и говорю: здравствуйте, я Клаудия? Я, убившая вот этими руками, пять… или больше… человек и переспавшая с сотней грязных мужиков…
– Но то была не твоя вина…
– И кто знает про это? Даже я не уверена в том, где начинается моя вина и заканчивается других… Как бы сложилась моя жизнь, если бы я отдалась полностью Сьерре, он бы поиграл со мной какое-то время, а когда устал, то я бы ушла? Зачем мне нужно было провоцировать все это, когда я переспала с Говардом?.. Я хотела отомстить Сьерре, и теперь посмотри куда завела меня эта месть…
– И что тебе остается, кроме как вернуться домой? Ты же еще молода… У тебя вся жизнь впереди. Через несколько лет все это забудется, и ты сможешь начать жизнь сначала.
Клаудия ничего не ответила и в очередной раз погрузилась в свое молчание. Аркимедес понял, что все споры и убеждения сейчас были бесполезны, а неотложные проблемы и заботы требовали его присутствия в другом месте, поэтому он отложил обстоятельный разговор с Клаудией на другой раз, о чем потом раскаивался до конца дней своих.
Этой ночью, когда «Остров Марао» на всех парах шел вниз по течению, Клаудия поднялась на палубу и долго смотрела на темную воду без берегов, растворившихся во мраке. Слабый ветерок нес с собой запах джунглей, а от влажного воздуха стекла в игровом салоне запотели, где четверо мужчин собрались за карточным столом, но в этот раз среди них не было Марио Буэндиа.
Она подумала о нем, и ее удивил тот факт, что за весь день он ни разу не появился, чтобы поприветствовать ее. Затем, вдруг, пред ее внутренним взором прошла сцена, когда она перерезала ему горло, а потом подтащила к окну и голого вбросила в реку. Какое-то время она стояла, не шевелясь, застыв от охватившего ее ужаса, ухватившись обеими руками за поручень, и изо всех сил старалась, чтобы это ужасное зрелище исчезло из ее памяти.