Она никак не хотела поверить в происшедшее, но видение это всплывало в сознании раз за разом, вгрызаясь в ее мозг. Она убила совершенно невинного человека. Человека, который связывал ее с прошлым, ребенка, восхищавшегося ей, как богиней.
Она перерезала горло Марио Буэндиа пару ночей назад, а вспомнила об этом только сейчас. Что еще произошло в течение этих сорока восьми часов? И где было ее сознание все это время? Как так получилось, что это было стерто из ее памяти?
Ее охватил ужас от понимания, что она сама толком ничего не знает. Эти два дня куда-то провалились, исчезли бесследно. Как это было тогда, когда они шли через сельву, пробирались через болота, прорубались сквозь лианы, тонули в грязи, переходили через многочисленные речушки, час за часом, а потом наступала ночь, и следом, почти сразу же, рассвет, словно и дня не было, и изматывающего перехода не было также.
Будто бы и не было тех мертвецов: негра Жоао, Буэндиа и многих других, которых она и вспомнить не могла, но кто теперь в виде окровавленных призраков проходил через ее воспоминания.
Клаудия сошла с ума, и она знала это. Ее довели до такого состояния мужчины и сельва, все то насилие, которое выпало на ее долю, страдания и голод. Она вдруг почувствовала безграничную усталость, непереносимое желание лечь спать и заснуть навсегда, чтобы избавиться от страха перед никогда не прекращающимся насилием вокруг нее, пред бесчисленными смертями, чтобы не было больше бегства через джунгли, чтобы не было мужчин, чтобы не было голода.
А со смертью Марио Буэндиа она разрушила последнее, что у нее оставалось самого ценного – воспоминания о доме и о своих счастливых годах, и тут она выпрямилась, взобралась на перила и, не колеблясь ни секунды, кинулась в мутные воды великой Амазонки.
Ни Говард, ни Аркимедес так и не смогли выяснить, как так получилось, что в джунглях она проявляла невероятную твердость характера, но когда все должно было закончится – случилось самое худшее.
Клаудия, не боявшаяся ни сельвы, ни хищных животных, однако испугалась своего собственного безумия.
Аркимедес собрал своих «капитанов»: Говарда, Мехиас, Себастьяна, Сантос и даже «Мартинико».
– Что думаете о том, как нам выбраться из сложившегося положения? – спросил он.
– Все, как и прежде, – буркнул Говард. – Нас опять загнали в угол. С той лишь разницей, что вначале нас преследовали люди Сьерры, потом банда Араньи, а сейчас вся бразильская армия… Безо всяких сомнений мы растем и развиваемся.
– Сейчас не до шуток.
– Знаю… Но… что ты хочешь услышать? Лично мне в голову ничего не приходит.
– Сколько времени у нас есть до того, как столкнемся с крейсерами? – поинтересовался Мехиас – самый практичный из всех собравшихся.
– Даже не представляю… Все зависит от того, как они спешат на эту встречу. Полагаю, день или два…
– Можем спрятать пароход в какой-нибудь заводи?
– Это не решит ничего… Нас все равно найдут, рано или поздно. Пеоны с плантаций разыщут нас, а эти черти знают эти места гораздо лучше нас…
– Тогда остается два пути: дать им бой или кинуться в реку с камнем на шее. Как такой вариант?!
– Есть еще один путь… Сан Антонио…
Все переглянулись. Аркимедес выдержал паузу. Даже невозмутимый Говард, повидавший всякого на своем веку, взглянул на него удивленно.
– Сан Антонио!
– Сан Антонио?
– Сан Антонио…
– Господь всемогущий… Сан Антонио… Да ты рехнулся?!
Собственно говоря, и было от чего решить, что их командир сошел с ума. Двадцать тысяч человек умерло там, в Сан Антонио, и еще многие тысяч умрут, когда эта авантюра с постройкой железной дороги закончится.
Сан Антонио! Позже это будет называться Порто Велхо, но тогда это все еще носило название Сан Антонио, место, где было похоронено неизвестно сколько людей, ставших жертвой желтой лихорадки и малярии, убитых дикими племенами людоедов.
Это было там, на границе с Боливией, в самом труднодоступном регионе планеты: место обитания самых диких племен. Конец света, край земли! – и может именно поэтому самая богатая каучуконосами область Амазонии.
Рио Мадейра, протекавшая до того спокойно и величаво, вдруг срывалась и яростно неслась к девятнадцати огромным водопадам, что стали самым непроходимым для человека барьером, какой мать-природа смогла воздвигнуть на его пути.
Сложно было даже представить себе, чтобы кто-то смог преодолеть их, но там, за ними, в глубине лесов был каучук, целый лес нетронутых каучуковых гевей, миллионы деревьев! И каждое такое дерево источало золото и серебро денно и нощно!
Те леса могли обогатить сотни… нет, тысячи людей, но были обречены оставаться там, в дикой глуши, вечно. С одной стороны поднимались неприступные Анды, с другой – водопады Мадейры и дикие племена людоедов и некрофагов-трупоедов.
Все, кто попытался проникнуть туда, все погибли, а каучук оставался на том же месте, смеясь над несчастными серингейрос.
Один боливиец умудрился спуститься по горным склонам, но выбраться не сумел. Те же караваны, что шли вверх по горным тропам, были уничтожены дикими и враждебно настроенными племенами, и только каждый двадцатый из посланных туда караванов добирался до побережья Тихого океана с десятой частью своего первоначального груза.
Там было настоящее сокровище, и никто не мог дотянуться до него.
Но амбициям белого человека нет предела, и в один прекрасный день в 1854 году кому-то пришла в голову идея провести туда железную дорогу, чтобы соединить леса гевеи бразильской с судоходным участком реки Мадейра.
То была мечта чокнутых. Абсолютно невыполнимый проект! Но нет ничего недостижимого для тех, кто решил разбогатеть.
Одна английская компания начала работы по прокладке железнодорожных путей по маршруту «Мадейра-Маморе», но скоро тысячи умерших рабочих заставили отказаться от предприятия. Спустя несколько лет американская компания из Филадельфии решила продолжить строительство того, что назвали «железная дорога смерти» и обрушила на джунгли всю мощь техники и денег, но вскоре владельцы компании осознали, что на строительство всего лишь пяти километров было потрачено тридцать тонн чистого золота.
Там погиб каждый третий рабочий, и на каждом километре было свое большое кладбище.
Индейцы появлялись из глубины леса и развлекались, стреляя отравленными стрелами по рабочим, а по ночам они выбирались на пути и уносили то рельс, то шпалы. Ядовитые змеи были настоящим бедствием, а желтая лихорадка и малярия довершали остальное. Вначале хозяева предлагали сказочные зарплаты и нанимали рабочих в Европе и даже на Дальнем Востоке. Но потом зловещая слава «железной дороги смерти» распространилась настолько, что никто уже, ни за какие деньги не хотел ехать туда работать, а те, кто попадал на строительство, убегали в леса.
Из семисот немцев, приехавших по контракту, выжило всего пятьдесят, да и те, в конце концов, решили сбежать из того ада через сельву, и вначале за ними гнались охранники с дороги, а потом их постоянно атаковали индейцы. Только шесть человек – больных, голодных, почти обезумевших – сумели добраться до берегов Амазонки, а оттуда до Манауса.
Тысячи и тысячи трупов, и предприятие опять разорилось.
Но каучук продолжал оставаться все там же.
Да и амбиций не убавилось.
Тогда другая компания из штата Мэн, решилась взяться за дело. Но перед этим были проведены самые тщательные расчеты, в результате которых установлено, что каждый километр будет стоить приблизительно пятьдесят человеческих жизней, иными словами, покойник через каждые двадцать метров. Но те люди готовы были заплатить такую цену.
Оставалось лишь найти других людей – готовых умереть таким образом.
Решение проблемы, как всегда, лежало в применении рабской силы. Оставалось лишь завезти туда рабов или превратить в рабов тех, кто, родившись под несчастливой звездой, оказался рядом с Сан Антонио.
Участок железной дороги Мадейра-Маморе был закончен в 1912 году, но стоимость в человеческих жизнях одного километра оказалась значительно выше первоначальных расчетов. Даже сегодня еще можно видеть ряды надгробий, тянущиеся вдоль всего этого участка, и на крестах нет имен, а лишь скромная и короткая надпись – «убит индейцами», независимо от того в действительности так было или человек умер от желтой лихорадки или малярии.
И было еще что-то трагикомичное во всем этом предприятии. После пятидесяти лет каторжного труда, после того невероятного количества погибших там рабочих, после всех страданий, в год, когда с большой помпой открыли движение по дороге – в 1913 – английские каучуковые плантации в Малайзии заработали на полную мощь и амазонский каучук перестал быть нужен, и соответственно цена на него рухнула, и железнодорожная ветка Мадейра-Маморе перестала быть нужной.
Рабочие с разорившихся плантаций, полные суеверного страха, решили, что именно эта «дорога смерти» принесла им это несчастье и решили уничтожить ее, разломав и растащив по джунглям рельсы, и только вмешательство армии помогло сохранить эту ненужную с самого первого момента дорогу.
Но все это произойдет позже, а в те дни одно лишь упоминание о Сан Антонии воспринималось, как обращение к самому сатане.
– Это все равно, что влезть в пасть волка, – заметил Мехиас. – Стоит нам появиться в тех местах, как немедленно заставят долбить камни, валить деревья и таскать рельсы.
– Это еще хуже, чем каучуковые плантации!
– Лично я предпочитаю встретиться лицом к лицу со всеми крейсерами и всей бразильской армией…
«Северянин» попросил тишины, и это стоило ему труда, потому что никто и слышать не хотел про Сан Антонио, когда же ему удалось успокоить собравшихся, продолжил:
– Все так, как вы говорите, – сказал он. – Вы совершенно правы – нас заставят работать, пока там не сдохнем. Но так будет, если мы появимся там поодиночке. Но нас пятьдесят человек и мы хорошо вооружены. Договоримся с управление дороги, что если они дадут нам пройти, то не будет проблем, и мы уйдем через сельву в Боливию. Но если попытаются схватить нас, то мы подымем всех рабочих и покончим со всем этим дерьмом.