Человек с палкой взял Джейка за плечо.
— У меня машина.
Джейк хохотал. Адреналин и амфетамин, амфетамин и адреналин — когда они смешиваются, сердце спит.
— Залезай.
Открылась дверь машины. Джейк упал на переднее пассажирское сиденье. Когда открылась дверь водителя, первой появилась палка — ее бросили на приборную доску, она слегка проехала в сторону и остановилась прямо перед носом Джейка. Старомодная дубинка полицейского. С одной стороны — гравировка, вырезанная на токарном станке, с другой — блестящая черная кровь.
Джейк повернул голову. Человек за рулем тяжело дышал, но при этом довольно улыбался.
— Джейк Пауэл? А я тебя везде ищу.
— Меня? — Джейк помотал головой, он сам не знал, почему.
Мужчина выглядел вполне прилично: ухоженный, с правильными чертами лица и открытой улыбкой. На вид лет двадцать пять.
— Кевин Доннелли тебе про меня не говорил?
Джейк никак не мог перевести дух. Что-то там такое говорил Доннелли?
— Он сказал, что ты можешь переписать для меня кассеты. Я собирался встретиться с тобой еще вчера, но полиция тебя перехватила.
Машина уже ехала по мостовой. Человек не оглядываясь протянул руку к заднему сиденью, нащупал там пластиковый пакет и протащил его между спинками передних кресел.
— Вот они.
Джейк взял пакет, внутри было три кассеты «бета-макс» без коробок.
— А, да, это я смогу переписать.
В конце улицы машина свернула. Из своего окна Джейк увидел на дороге тела трех мальчиков.
— Спасибо за вон то, — кивнул он в их сторону.
— Без проблем. — Человек приветливо улыбнулся. — Тебе повезло, что я как раз выходил из паба Бенни.
Джейк, наверное, выглядел озадаченным.
— Бенни Сильвера. Леди-Добрый-День.
Джейк сжал в руках пакет с кассетами.
— А, да, видео. Он мне говорил.
Глава тринадцатая
Раньше табличка над дверью гласила, что лицензия на содержание паба принадлежит Бенни Сильверу — Бенни, а не Бенджамину. Джейк всегда недоумевал, зачем Доброму-Дню понадобилось писать на вывеске уменьшительную форму имени, которым он никогда не пользовался. Наверняка за этим скрывалась какая-то история. Но с тех пор прошло пятнадцать лет и теперь над дверью висело другое имя. Никакого плана действий у Джейка не было, поэтому он просто вошел внутрь — по крайней мере посмотрит, сильно ли тут все изменилось. За дверью оказалась просторная квадратная комната, заполненная больше чем наполовину. Местечко было довольно тухлое, и музыка по-прежнему орала чересчур громко. В целом все осталось как прежде. Несколько престарелых голубых сбились в одном углу, пытаясь создать атмосферу веселого вечера. Они радостно шумели и время от времени принимались то петь, то танцевать. Тяжелой поступью направляясь к бару, Джейк посмотрел в их сторону и увидел, как несколько человек оглянулись. Он мог и ошибаться, но один из мужчин показался ему знакомым. Впрочем, Джейк не успел его как следует разглядеть.
Джейк, виляя бедрами, двинулся в туалет. У писсуаров стоял только один парень, он приветственно кивнул Джейку. Джейк подошел и, выдержав паузу, сказал:
— Тут почти ничего не изменилось.
— С каких пор, дорогуша?
— С восемьдесят первого.
— Да, как тогда было, так все и осталось.
Джейк еще раз взглянул на парня. В потемках он сразу и не разглядел, что тот не так уж и молод. Стоит порасспросить его о Леди-Добрый-День.
А парень тем временем разговорился:
— …В семьдесят восьмом, когда все вдруг разом подсели на дискотеки, у нас тут провели грандиозный ремонт, все переделали… кажется, в восемьдесят пятом постелили новый ковер, большое было событие. Потом, году, наверное, в девяносто третьем, с окон поснимали ставни — распоряжение нового руководства. Видно, хотели пролить немного света на то, что тут происходит, но были офигительно не правы. Большинству из нас, чтобы подчеркнуть свою красоту, необходимо освещение в тридцать ватт и ниже. Конечно, к тебе это не относится, солнышко.
Последние слова парень произнес с улыбкой. Джейк нашел в себе силы улыбнуться в ответ. Он еще не дошел до той степени опьянения, когда уже не получается одновременно улыбаться и застегивать ширинку. Прежде чем отойти к умывальнику, он спросил, как можно более небрежно:
— Добрый-День, значит, паб кому-то продал?
— Ага, продал за миллион. Везунчик хренов.
В туалет вошел еще один человек, такой круглый, что ему пришлось слегка потолкаться локтями, чтобы уместиться перед писсуаром. Он говорил в нос, извиняясь за свою толкотню.
— Извини, дорогуша, — и, устроившись, добавил: — Добрый-День? Кто тут спрашивал про этого засранца?
— Он правда срубил миллион? — спросил Джейк.
— О, как ми-ни-мум, — ответил вновь пришедший. — Уж можешь мне поверить.
— И что с ним потом стало? Переехал на Багамы или вроде того?
— Добрый-День переехал? Не смеши меня. Кому он там нужен?
— Кто его полюбит так, как любим мы? — подхватил первый парень.
— Старая задница.
— Ха-ха.
— Он что же, здесь бывает? — спросил Джейк.
— Он тут напивается, дорогуша. Исключительно шампанским.
Джейк вышел из туалета и направился в сторону тех немолодых геев, что облюбовали себе дальний угол. Вдруг прямо перед ним поднялся со стула щеголевато одетый лысый мужчина, который не очень уверенно держался на своих старых кривых ногах. Он пошел, шатаясь, к задней двери, и на черепе у него обнаружилась тоненькая полоска аккуратно подстриженных седых волос — над шеей и над ушами. Вот почему Джейк не сразу его узнал. Если Добрый-День когда и показывался на людях без парика, то волосы его были причесаны под Бобби Чарльтона. К тому же парень сильно постарел. За пятнадцать — шестнадцать лет мужчина в полном расцвете может превратиться в настоящего старика. Именно это и произошло с Леди-Добрый-День.
Догнать его ничего не стоило. Они вышли в задний коридор, Добрый-День поднялся было до середины лестницы, но Джейк схватил его за руку.
Добрый-День сидел в своем кресле, повернув голову к окну с тюлевой занавеской, и смотрел на улицу. От Джейка его отделял дорогой стол орехового дерева, в центре которого была расстелена кружевная салфеточка. Джейк вертел в руках стакан виски, разглядывая его отчетливое отражение в глубокой полировке древесины.
— Ты тут живешь? — спросил он.
— В этой одной комнате. Я ее снимаю, но мебель принадлежит мне.
— Если тебе интересно услышать мое мнение, то как раз с мебелью тут что-то не так.
Ее было слишком много, вот что было не так. Кроме кровати и стола с четырьмя обеденными стульями Добрый-День разжился буфетом, диванчиком и здоровенной старинной радиолой.
Добрый-День пожал плечами.
— Да я знаю. Но когда у меня умерла мать, захотелось сохранить несколько ее вещей. Наверное, я слишком обезумел от горя, чтобы проявлять здравомыслие…
— Мог бы снять себе что-нибудь побольше. Говорят, ты выручил за паб миллион.
— Ага, десять! Нет, ну не задаром отдал, конечно.
— Нельзя сказать, чтобы в пабе навели порядок.
— Да кому это теперь надо! Вокруг пооткрывалось столько новых мест, все молодые мальчики бегут туда, а к нам стекаются одни только грустные старики — потосковать.
— А ты чего отсюда не свалишь?
— Это мой дом. Даже лучше, чем дом: гостиница. Мне застилают постель, готовят завтрак. Ем я в одном из этих новых ресторанов или хожу в Чайнатаун. А бар доверяю новому менеджеру. Может, он проявит хоть немного воображения, если позволить ему всем тут управлять.
Старик (Джейку проще было называть его про себя Бенни Сильвером, до того незнакомым казался ему этот человек) грустно пожал плечами.
— Я теперь на пенсии. Пускай Деревней управляют международные гомосексуальные корпорации. Для разнообразия, а? Как ты думаешь?
Джейк по-прежнему не был уверен, что старик его узнает. Он назвал свое имя раньше — когда схватил его за руку. Бенни Сильвер тогда только кивнул и пригласил Джейка пройти к нему в комнату. Комната сильно удивила Джейка: вся эта громоздкая мебель в стиле ар деко, будто бы специально созданная для темных пригородов Манчестера — более мрачные и неуклюжие предметы смастерить было просто невозможно.
— Когда умерла твоя мать? — спросил Джейк.
— Месяца четыре назад или пять.
— Ее дом выглядел вот так?
Бенни Сильвер огляделся по сторонам.
— Очень похоже — по крайней мере, гостиная. Мрачнуха, да?
Джейк кивнул. Настоящее старушечье жилище — во всем, начиная от мебели и заканчивая запахом отсыревшей пудры для лица. Просто невозможно пить виски в комнате с таким запахом.
— Ей было девяносто два, — сказал Бенни. — На прошлой неделе должно было исполниться девяносто три.
— Много.
— Да уж… Так что мне, может, тоже тут еще лет тридцать околачиваться. Надо бы найти энергию для чего-нибудь. Начать сначала.
На салфеточке расположился еврейский канделябр, тоже в стиле ар деко — массивный, угловатый и сделанный из серебра. Бенни предоставил Джейку созерцать канделябр в одиночестве, а сам возился с древней автоматической чаеваркой. Он совсем запыхался, пока вернулся к столу, но не из-за какой-нибудь болезни, а просто потому, что был таким толстым.
— Ты ведь меня помнишь? — решил развеять сомнения Джейк.
— Конечно. Ты Джейк — друг Джонни.
— Джонни убили пятнадцать лет назад.
Говорить это не было нужды. По тому, как задрожал в руках Бенни заварочный чайник, было ясно, что он знал и так.
— А что с Кевином Доннелли?
— Он тоже умер, — ответил Бенни, не поднимая глаз.
— Нет, я хотел спросить: ты его знал?
— Да, знал.
В таком случае оставался всего один вопрос.
— Кто его убил?
— Гэри Холлидей.
И как раз его-то полиция держит под присмотром в безопасной тюремной камере. Джейк вылил виски из бокала себе в чай и отхлебнул.
— Ты ведь всегда знал про Гэри Холлидея?
Старик кивнул. Джейк отхлебнул еще раз. Даже виски не помогало: все равно вкус у чая был такой, как будто его дня два заваривала в молоке с пенкой какая-нибудь старушка. Он швырнул чашку в безжизненное пространство комнаты. Казалось, долетев до верхней точки описанной ею дуги, чашка на мгновенье зависла в воздухе — прямо под абажуром — и только потом с разгону влетела в радиолу. Чашка разбилась вдребезги, чай мигом испарился на бакелитовой панели.