Ситуация вырисовывалась нервная и непредсказуемая. Несмотря на молодость, Иван обладал «чуйкой» от природы, что свойственно всем смоленским.
Мужчины, родившиеся на Смоленщине, отличались спокойным нравом, мощным духом и интуицией основанных на военном опыте всех поколений Смоленска. Издревле, пограничная крепость Смоленск являлась форпостом Земли Русской. Веками мужчины, рожденные здесь, защищали не только свои семьи. Они были западными гарантами спокойной жизни и продолжения рода всех россиян.
В сорок втором году, на последнем курсе военного училища, Баринов рвался в Сталинград. «Ты последний в роду, учись, придет время – поедешь служить на Дальний Восток» – охладил пыл старший брат Давыд. В тот период он был уже боевым генералом. Послушание лейтенанта было вызвано не только шестнадцатилетней разницей в возрасте. Вся семья давно содержалась и управлялась генералом. Иван окончил училище. Умудренный опытом брат, используя свои возможности, отправил молодого лейтенанта на резервный Приморский фронт. Генерал был прав: похоронок с Дальневосточного региона действительно приходило на порядок меньше. Но, каких нервов и здоровья стоили титанические усилия, всех бойцов на восточных рубежах родины – знают только те, кто присутствовал там.
Главная миссия: сохранить мир и обезопасить Советский Союз от войны на два фронта. Это была информационная война, противостояние, основанное на интригах разведок, диверсиях и мелких, но частых приграничных конфликтов. Поэтому в сорок пятом году наши воины гнали японцев из Маньчжурии с азартом, застоявшихся скакунов.
Война закалила и сформировала лейтенанта. Двадцатипятилетний Иван стал не по годам опытным боевым офицером.
Обдумав ситуацию, Баринов пересел в «додж» Степана. До въезда в Сидоровку он принял окончательное решение. Прокопчук полностью разделял сомнения лейтенанта
по поводу формирующейся лидерской группы взвода в лице братьев Ельцовых и Федора. Сибиряков роднил их свободолюбивый нрав и природная мощь.
Все это могло привести к разброду и шатанию в головах солдат взвода. Оба командира
были уверены в близнецах в военной обстановке: разделение свой – чужой мобилизует русских лучше любого политрука. Но в обозримом будущем взвод ждала сытая, мирная жизнь, обещавшая женские заботу и ласку. Будущий комендант Сидоровки понимал, что командиры отделений должны беспрекословно ему подчиняться и быть монолитом, удерживающим дисциплину и власть на территории.
На границе села дорогу колонне лихо преградил командирский «виллис».
«Петюня, найди Ельцовых, передай колонне стоп, братьев срочно ко мне» – отдал приказ ординарцу Баринов и кивнул старшине, приглашая пройтись.
В ту же минуту грянул тревожный колокольный набат, собирающий народ к церкви.
Степан улыбнулся лейтенанту: «сбор населения для ознакомительной встречи идет полным ходом». Так и беседовали четыре командира под колокольный звон, что придавало привкус пафоса, зато гарантировало отсутствие «лишних ушей».
Прокопчук в красках поведал близнецам о найденном Федором золоте. Вот такая «картина маслом» – закончил старшина рассказ.
Ельцовы поняли все сразу и правильно. С доисторических времен, задолго до войн великого Александра Македонского сложилось неписаное правило: лучшие трофеи солдаты несли командирам. Федор, в данной ситуации, повел себя как «крыса». В военной обстановке за такое могли похоронить. Если Баринов и Прокопчук рассчитывали сдать золото государству, получив законные 25 %, то мысли Ельцовых о присвоении золота, не совпадая глобально, не отменяли тяжкой вины Федора. Мы все прекрасно знаем, как русские умеют дружить против кого-либо. Все вернулось на круги своя, понял комвзвода. Судьбу золота и Федора решили обсудить позже.
Глава IV.
«Трогай!»– дал команду лейтенант и махнул рукой в сторону Сидоровки. Колонна неспешно вползала в село, которое уже кипело эмоциями, как котелок на костре.
Все сопровождалось невиданным звуковым рядом на основе все того же колокольного набата. Какой упертый звонарь! – отметил Егор Ельцов. Он неосознанно посмотрел на колокольню в окуляр снайперской винтовки – чем вызвал усиление женского воя и детского плача. В какофонии, в стиле Шнитке, кроме этого, были слышны: разноголосый старательный лай сторожевых собак, мычание, блеяние, ржание, при этом куры соревновались с петухами в силе голоса. Сидоровка встретила комендантский взвод с африканским темпераментом и испанской страстью.
Надо отметить, что мужики, делегировав полномочия священнику: встречать чужаков, тихо растворились, скорее всего в тайге.
М-да, почесал затылок старшина: непростое поселение досталось нам.
Из дверей церкви вышли батюшка с «хлебом-солью» в руках и шустрый звонарь со штофом и лафетными рюмками на подносе.
Комвзвода опешил. «Идем, пригубим по рюмочке» – потянул его за рукав Степан.
«Надо настраивать отношения с местным населением» – шепотом продолжили близнецы.
Четверка командиров, во главе с лейтенантом, по офицерски чеканным шагом, красиво подошла к священнослужителям. Военные достойно выполнили русский ритуал встречи.
Тем самым, сразу же расположили к себе женскую часть общины села, в независимости от национальности. Уловив момент, Баринов срочно изобразил открытую улыбку на симпатичном русском лице. Женщины синхронно, тихо и восхищенно вздохнули.
В женском вздохе присутствует мистика: легкий и невесомый, как пух, он успокаивает сразу и надолго: как детей, так и мужчин. Казалось, что марево напряжения, висевшее над селом, исчезло. Лейтенант воспользовался тишиной и произнес краткую, эмоционально выверенную речь о целях и мирных намерениях прибывшего взвода.
Речь комвзвода успокоила сельчанок окончательно, они заулыбались. Женщины уже мысленно выбирали, стреляя глазками по строю солдат, кого они возьмут на постой.
Иван не знал, что он тоже выбран, правда, не на постой, а в мужья.
Да, да, только так и никак иначе! – решала свою судьбу, стоявшая в толпе Люба Ванюшина.
Лейтенант почувствовал пристальный взгляд и начал искать его источник. Сделал он это быстро и обомлел. Никогда прежде он не видел таких красавиц. Словарный запас офицера, скупой на эпитеты, не мог выразить всех эмоций, прочувствованных в доли секунды Бариновым.
В результате в голове лейтенанта пульсировала лишь одна мысль: «Эта женщина должна быть моей». Люба обладала природной, необузданной красотой сибирских казачек, над которой веками трудились представители многих наций. Шарм добавляли независимая стать и отсутствие страха, как такового. Она выросла защищенная и опекаемая мощным отцом и четырьмя братьями.
Офицер, в свою очередь, поразил ее своей неместной внешностью и шикарным обличием. Девушка видела такую форму только на фотографиях своего отца, сохранившихся со времен первой мировой войны.
Стряхнув с себя оторопь, комвзвода занялся размещением взвода в селе.
Братья снайперы, с нарисованным тут же мандатом, ринулись экспроприировать часть трактира под комендатуру, согласно законам военного времени. Бедный владелец, местный китаец Саса ничего не подозревая, в лес не ушел. Он находился в рядом стоящей лавке, торгующей всем и вся, и проводил ревизию, ругая на смешном русском своих приказчиков. Он был так увлечен процессом вскрытия воровских схем своих продавцов, что не обратил внимание на шумиху вокруг. Лицо Сасы по-европейски побледнело, когда через окно он увидел двух вооруженных амбалов в военной форме, поднимающихся на крыльцо, находящегося напротив, его любимого трактира.
Тем временем, как истинный дипломат, старшина Прокопчук вел тайные переговоры с батюшкой. Сидя в его доме за столом с самоваром, он от души нахваливал пирожки и ватрушки разрумянившейся матушки, расположив к себе священника окончательно. Тайны «Сидоровского двора» открывались постепенно, как пасьянс пожилой дворянки. Информация была такова, что стоила той неспешности, с которой Степан умело получал сведения о ситуации в селе и характеристики на основных авторитетов Сидоровки. Священник бледнел, краснел, но не смел врать, согласно сану. Кроме того, Степан расположил его теософическими знаниями и батюшке ох как не хотелось терять столь приятного собеседника. К концу разговора, батюшка не заметил, как был завербован старшиной окончательно.
Насыщенная событиями жизнь забурлила в Сидоровке разом и надолго, подобно только что вскрытой артезианской скважине. Село заснуло под утро.
Глава V.
Солнце с трудом пробивалось сквозь гроздья пацаньих голов с приплюснутыми к стеклам окон носами, в отвоеванное у Сасы помещение комендатуры.
Ординарец Петюня не смог разогнать мальчишек. Не в силу небольшой разницы в возрасте, а из солидарности. Он помнил, как притягателен вид мужчин в военной форме, для стремящихся быстрее повзрослеть подростков. Петюня сбежал на войну в сорок первом из Одесского детского дома, подвигнув на это пару друзей. Им было по тринадцать лет. Пацанов через неделю выловили под Москвой и отправили в тыл вместе с эвакуированным московским детдомом. В Нижнем Тагиле Петюня искренно трудился, делая снаряды для танков, что не мешало ему строить планы по прорыву на фронт. В сорок третьем он смог добраться аж до Перми. Будущий ординарец на бегу уткнулся в шинель Баринова, когда удирал между эшелонами от военного патруля.
«Дяденька, спасите» – упал на колени Петюня, и лейтенант не смог отказать. Иван быстро закинул пацана в ворота вагона прямо в руки Прокопчуку. Баринов только что принял командование над вновь сформированным взводом, отбывающим на Дальний Восток: согласно предписанию в одну из частей резервного Приморского фронта. Позже, все трое смеялись над полудетективной историей оформления Петюни на довольствие. А тогда было не до смеха. Молодой офицер чуть не лишился звания, но с честью отстоял право юноши, будто бы найденного в тайге, быть в составе взвода. Ординарец безмерно ценил это и был предан Ивану до донышка. Старшину же держал за вечно ворчащего деда, но уважал, зная каким авторитетом Степан является для Баринова.