могла сболтнуть лишнее на кухне. И слухи было бы уже не остановить. Кухарка докладывала управляющему усадьбой любую мелочь, случившуюся на вверенной тому территории, не просто из любви к искусству, а лежа в его постели по ночам. Что знал управляющий, знал и Гаврила. Реакции же отца опасалась не только Любовь. Жарко попрощавшись, влюбленные, на цыпочках пройдя дверь в комнату ординарца, расстались у входной двери терема. Не первый раз Люба независимой походкой пошла к колодцу за припрятанным ведром с водой, которое являлось алиби ее утреннего отсутствия в девичьей постели. Иван, по привычке провожал
любимую взглядом из окна спальни, чтобы быть спокойным за свою женщину. Внезапно ежедневный утренний ритуал дал сбой. Лейтенант увидел, как Любаша бросила ведро, что-то подняла с земли и опрометью помчалась к терему. Баринов успел перехватить Любу на входе. Прижал к себе и, закрыв рот любимой поцелуем, стал гладить ее по спине. Девушка успокоилась, но тут заволновался Иван. Люба протягивала ему пистолет, и не абы какой наган времен гражданской войны, а «Вальтер». Картинка в голове сложилась моментально. Лейтенант понял чей это пистолет, и что могло произойти на рассвете, когда его разбудила смоленская «чуйка». Семейство, вернее клан Ванюшиных продолжал удивлять Ивана, на войне повидавшего, казалось все. Проводив любимую во второй раз, комвзвода с «Вальтером» в руках ринулся в спальню уже не таясь. Глядя из окна, как Любаша бежит к флигелю, позабыв про ведро, он решил еще раз осмыслить полуночный рассказ девушки о золоте.
Люба поведала тайну брата Василия, который открылся ей, что по поручению отца является казначеем и распорядителем золотого запаса атамана Семенова. Брат сделал это в надежде на понимание и помощь сестры в подготовке его побега из Сидоровки с любимой Агриппиной и сыном. Василий был настолько откровенным с сестрой впервые.
Теперь Любаша могла понять его терзания, так как сама была влюблена. После разговора с братом, она стала бояться, что отец не позволит состоятся и ее счастью. Поэтому, измучив себя окончательно, Люба предложила любимому бежать из Сидоровки тоже, с золотом, обещанным Василием за помощь.
Совместный побег Иван отмел сразу и резко. Лейтенант любил свою Родину. Он служил не за страх, а за совесть, как и многие поколения Бариновых до него, служили государству российскому не взирая на то, кто сегодня у власти.
При этом он даже не думал осуждать Любашу, родившуюся уже в Маньчжурии и взрослевшую под рассказы о злых комиссарах, поработивших Святую Русь. Иван просто пообещал, что Люба всегда и везде будет с ним и под его защитой, до самой его смерти. В глазах любимой он прочел, что под такие гарантии, та готова следовать за ним, хоть куда, даже в Советы.
А вот с Василием все было сложнее.
Во- первых, как оказалось золота было намного больше, чем один слиток. Где хранится Золотой запас Семенова, брат сестру конечно же не посвятил. Василий пообещал, что передаст ей перед исчезновением, часть драгоценностей на безбедную жизнь до старости.
Во–вторых, лейтенант понимал, что Василий, готовящий побег с любимой женщиной и сыном, вряд ли захочет просто так сообщить коменданту о месте хранения клада. Все же отца он предавать не собирался, даже не смотря на его противодействие женитьбе на Агриппине.
Баринов решил посоветоваться со Степаном и Ельцовыми: что пообещать и как добиться информации от Василия, чтобы забрать запас, пока его не переправят в Японию. Он считал, что русское золото должно помочь стране зализывать раны войны, а не ублажать атамана Семенова в Японии, куда тот, со слов особистов, готовил побег.
Иван решительной походкой пошел будить ординарца.
Отправляя Петюню за командирами, лейтенант в дверях столкнулся с Любашей, несущей
с пекарни пироги. Ординарец, помня выучку Одесского привоза, тут же мастерски стащил румяные, ароматно пахнущие сокровища, по две в каждую руку. Он ел с такой жадностью, что Ванюшина прослезилась. «Петенька, возьми еще на дорожку, я много напекла, в пекарне полный короб стоит. Солдаты корзинку в комендатуру вызвались отнести. Всем хватит» – Люба смахнула слезинку. Баринов вздохнул, глядя на семейную идиллию с пирогами, молча сгреб Петюню и выставил на крыльцо.
«Люба, пойдем в кабинет, то есть в гостиную,» – поправил себя Иван – «расскажи подробнее, как у вас в доме Агриппина появилась, и какая нужда Гавриле запрещать Василию жениться на ней».
Пока Люба, накрывая стол к приезду военных, вела свой рассказ, Иван не шевельнулся в кресле. Он боялся упустить малейшую часть информации, возможно полезную для разговора с Василием о кладе.
«Груня появилась у нас в тридцать первом году, ей было в ту пору четыре года. Саса привез малышку из очередной поездки в Харбин за мануфактурой и другими товарами для своей лавки.
Китаец подобрал девочку уже на обратном пути. Вернее, его лошадь чуть не наехала на Агриппину, сидящую в пыли, посреди дороги. Ребенок был похож на ангела замарашку, даже расчетливое сердце Сасы дрогнуло, не смог он бросить дитя на дороге на произвол судьбы. В пути, осмыслив ситуацию, китаец решил продать ее Ванюшину в прислугу. А если тот не захочет, предложить девчонку маньчжурам, в крайнем случае оставить в услужении в трактире, иль в номерах на верху. При любом раскладе Саса оставался с выгодой. Это подвигло скупердяя в одном из попутных трактиров нанять тетку вымыть и привести ребенка в порядок» …
Глава XIII.
Когда хитрый китаец вернулся в Сидоровку, он повел девочку не к Гавриле, а к Евдокии. Саса знал доброту ее христианского сердца, а также любовь к детям. В ту пору у Ванюшиных их было пятеро. Старшему Василию уже сравнялось семь лет, следом шла шестилетняя любимица Гаврилы Любаша. Миша был ровесник Агриппины. Ну а последыши близнецы Ваня и Коля на год младше. Расчет Сасы оказался верен, дрогнуло материнское сердце Евдокии. Китаец получил две золотые царские монеты из личных запасов жены Ванюшина и ушел довольный, прижимая к груди мечту своей жизни арифмометр «Феликс Дзержинский». Евдокия отдала его с горяча, под напором настойчивых просьб Сасы. Вскоре, остыв, она поняла, что если не Гаврила, то уж управляющий точно, арифмометр начнет искать. Упредив скандал, пошла и упала в ноги мужу. Гаврила жену свою любил, поэтому ругать не стал, лишь пожурил за беспечность:
ей лишний рот подкинули, а она еще за это платить вздумала.
Восстанавливать справедливость пошел Лука и вскоре арифмометр вернулся на свое законное место на столе в кабинете Главного дома.
…Шло время, дети росли быстро. Агриппина была скорее не прислугою, а компаньонкой по детским играм младших Ванюшиных. Она получила тоже образование и воспитание, а в музицировании, пожалуй, была даже лучшая. Её с момента появления взял под покровительство Василий. Для Любы же Груня стала лучшей подругой, которой можно доверить все девчачьи тайны. К пятнадцати годам сирота выросла прелестной белокурой голубоглазой барышней. Вернувшийся из города на очередные каникулы Василий, влюбился в нее с первого взгляда и похоже на всю жизнь.
Любовный роман был украшением того лета для обоих. При чем Евдокия многое замечала, но будучи натурой романтичной, не хотела портить праздник первой любви Васеньке. Она знала, с какой целью Гаврила послал сына в Харбин: «изучать экономию в университете», как выражался Ванюшин старший. При чем, всегда и во всем прижимистый, Гаврила на обучение денег не жалел, понимая, что это вклад в будущее «империи Ванюшиных». Он не сомневался, что светлая голова Васи сможет заложенное отцом крепкое хозяйство сохранить, укрепить и развить. Поэтому невесту сыну искал заранее и далеко за пределами округи, выдвинув три критерия отбора: православная, здоровая, не менее богатая. Пока старший сын добросовестно тянул лямку студента, гонцы Гаврилы вели тщательный отбор претенденток на фамилию Ванюшина.
Второе лето убедило Василия, что это не юношеское увлечение, а взаимное зрелое чувство, к тому же проверенное временем.
Старший сын был человек выверенный, не зря именно его готовил Гаврила в преемники. Поэтому лишь в сорок четвертом, закончив обучение и приняв на себя основную тяжесть управления семейным бизнесом, Василий смело постучался в кабинет отца за благословлением. Гаврила, с помощью управляющего усадьбой, был в курсе настроений Васи. Поэтому удар по семейным капиталам упредил. За мзду малую тайно просватал Груню Архипу, одному из своих казаков – охотников. Сыну же изложил ситуацию в выгодном для себя свете.
Василий открыто перечить отцу не стал, даже побывал в церкви на венчании любимой своей Груни с Архипом. Только вот незадача. Буквально через месяц сгинул Архип в тайге, во время сезонной охоты. А еще через полгода Агриппина родила сына богатыря.
Хотя по срокам, если, конечно, отец Архип, дитя должен был родиться хилым от недоношенности.
Василий больше к отцу за благословлением не ходил. Ходил он в дом вдовы Агриппины. Особо при этом не таился, помогал по хозяйству и опекал Груню и сына. А сельские слухи просто игнорировал.
Василий выжидал удобную ситуацию, чтобы исчезнуть с любимой женщиной из Сидоровки навсегда. Брат Любаши был реалистом и понимал, что здесь жить так, как они хотят им не дадут.
Василий управлял всем бизнесом Ванюшиных, естественно именно он стал казначеем части золотого запаса атамана Семенова, доверенного Гавриле, и распоряжался им в интересах его светлости…
Глава XIV.
Баринов проснулся в сумерки. Вернее, разбудили его ласковые губы и руки любимой женщины. Любаша принесла ужин для лейтенанта, и не устояла перед своими желаниями. Желания оказались настолько взаимными, что молодые не стали ждать полуночного часа.
Люба сервировала стол к ужину, когда в дверь постучали. По характерному покашливанию, лейтенант определил, что пришел Степан.
«Открой, Любушка» – попросил Иван. Впустив старшину, Ванюшина откланялась, пожелав приятного аппетита. Командиры же начали свой «совет мудрецов». Тем временем, по быстро темнеющей тайге споро шел отряд охотников. В стороне, параллельно им пробирался Федор, на ходу додумывая слова, которые убедят атамана Григория Семенова, что Буранову можно доверять. Обратный путь в Сидоровку разведчик не планировал ни при каких обстоятельствах.