Прокопчук проверив заслон караульных, забрался в кузов грузовика вздремнуть, теплая кабина была выделена для Агриппины с сыном. Старшина лежал и слушал ночную тишину, где-то вдалеке угадывался легкий хруст. «Ельцовы пристреливаются» – подумал
засыпая, Степан, он мог себе позволить пару часов сна.
Василий вел обоз лошадей только ему понятным путем. Приданные ему Лукой четверо самых опытных охотников удивлялись, как и кто в таком буреломе пробил узкую, но комфортную тропу, о которой в Сидоровке никто не знал. Впереди уже проглядывались склоны Хингана. «К рассвету выйдем на место встречи, все должны быть видны на поляне, таково условие людей атамана. Осторожничают, всего опасаются, все-таки территория под советскими, а для них это заклятые враги, пощады от которых они не ждут». Вразумлял перед дорогой Вася казаков. Спокойствие сына Ванюшина притупило бдительность сопровождающих, чего тот и добивался. Шли молча, небо начало светлеть.
По немногу распевали голоса ранние птахи, солнце нитями первых лучей играло на паутинах, нанизанных на ветки по краям тропы.
Михась ворвался в Сидоровку галопом, конь, спотыкаясь, перешел на рысцу, он был на исходе сил.
Это образумило помощника егеря. На ходу спрыгнув, Михась повел скакуна под уздцы, давая тому остынуть на легком шаге. Галичанин шел по спящему селу, щурясь от восходящего солнца. Он улыбался и репетировал обличительную речь для Гаврилы, считая себя уже победителем.
Егор устроился среди скал предгорья Хингана, напротив, в ста метрах, в кроне могучего кедра свил свое гнездо Григорий. Братья хорошо видели друг друга и общались жестами.
Обе тропы и поляна были изучены и пристреляны вдоль и поперек. Синхронно закурили
по последней. Спустя пару минут замерли и слились с тайгой, встречая рассвет.
Вдалеке, со стороны хребта затрещала сорока, сообщая всему живущему в округе – идут гости. Минут через десять на поляну вышли трое, под уздцы ведя уставших лошадей.
Двое мужчин с повадками диверсантов нырнули в лес по разные стороны поляны.
«Прочесывать пошли мастерски» – подумал Егор, разглядывая то одного, то другого в окуляр винтовки. Похоже лазутчиков обстановка вокруг поляны устраивала, а вверх поднять головы они не догадывались, да и не ждали посыльные подвоха от Гаврилы, верой и правдой почти тридцать лет служившего его светлости верным вассалом.
Василий подходил к поляне с противоположной тропы, мысленно убеждая себя не смотреть по верхам, выискивая близнецов. Он всячески настраивался быть естественным, таким, как всегда, на встречах с порученцами атамана Семенова.
С высоты кедра Григорий заметил приближающийся обозец Ванюшина и понял пора.
В одну минуту он убрал троих посыльных семеновцев, почти беззвучно, звуки выстрелов заглушал воющий среди верхушек деревьев ветер. Гриша в окуляр посмотрел на братца,
который, улыбаясь показывал ему большой палец. Ну что же, теперь наступила очередь Егора. Пропустив Василия на опушку, брат, поерзав на скале начал методично отстреливать всех, вновь появляющихся с тропы людей. Насчитав четверых, Егор затих,
рассматривая тропу. Григорий каркнул вороной, как условились, все работа закончена.
Братья одномоментно стали спускаться к опушке. Они застали Василия за разглядыванием травы под ногами. Ванюшин поднял голову, играя желваками, он до последнего не верил, что его оставят в живых. Близнецы поняли это и оба заулыбались открытыми улыбками «хороших парней». Егор подошел к Василию и похлопал по плечу, мол не трусь, мы договор соблюдаем. И Любашиного брата отпустило, он судорожно вздохнул и задрал голову вверх, стесняясь слез в глазах.
Ельцовы тактично отвернулись, закурив. Через несколько минут мужчины уже гнали лошадей к «доджу», спрятанному в полукилометре от грузовика. Скоро погрузив золото,
братья распрощались. Егор, прыгнул за руль и отчалил в сторону Сидоровки. Гриша с Василием погнали лошадей к «Студеру». Агриппина проснулась, от лучей солнца, щекочущих глаза. Потянувшись и проверив спящего сына, она посмотрела в переднее стекло кабины. Радостные вздохи разбудили малыша, который заспешил к маме на колени.
Так в обнимку и разглядывали, как папа, махая рукой, гонит в туманной траве табун лошадей. Картина была настолько впечатляюще красивой, что Груня даже волноваться забыла, восхищенно разглядывая своего возлюбленного. Дверь кабины тихо начала открываться в сопровождении тактичного покашливания старшины.
«Спасибо вам за все» – горячо благодарила Агриппина, схватив смутившегося Прокопчука за руки.
«Пойдемте, барышня, вас муж заждался, наверное. Еще не ровен час приревнует к старику» – хмыкнул самодовольно Степан. Ему было чем гордится, операция прошла без сучка и задоринки. Без суеты стали собирать воссоединившуюся семью в путь.
Василий тоже долго жал руки старшине, затем Ельцову, потом снова старшине.
Даже суровые солдаты прониклись сентиментальностью момента. До полудня Ванюшин с семьей, под защитой двоих солдат уже переваливал Хинган, держа путь в город Чанчунь, мощный железнодорожный узел, недавно взятый советскими войсками.
Глава XVII.
Ничего не подозревающий Лука с рассветом начал недельную охоту на диких коз. За это время должен был вернуться Василий, передав людям Григория Семенова тайную посылку от Гаврилы Ванюшина.
Михась мялся у входа в главный дом, пока начальник охраны будил Гаврилу срочным известием. Караул у «черных ворот» заметил движение, не свойственное столь раннему часу. Бывалый солдат начал осторожно, что бы бинокль не обнаружил себя в лучах солнца, разглядывать приехавшего. Тихо охнув, воин замахал руками старшему в карауле и протянул бинокль. Глянув, старшой кубарем полетел в терем будить лейтенанта. Солдаты, в эту ночь стоявшие в карауле, были из отделения Федора Буранова, царство ему небесное!
С грохотом распахнулась дверь комнаты ординарца. «Петька, срочно грей воду, бриться буду» – заорал Баринов с порога. Петюня открыл глаза, но еще не проснулся. Иван вздохнул и достал ординарца из постели. Поставив Петюню рядом с кроватью, он тихо, но твердо повторил приказ глядя в глаза юноши. Железная нотка, прозвучавшая в голосе лейтенанта, заставила Петюню проснуться окончательно. Босой, тот опрометью бросился выполнять приказ. Баринов обернулся на шум. В двери терема возник еще один солдат из караула и округлив глаза, стал горячо шептать в ухо старшого.
«Доложите по нормальному, что вы как девицы шепчитесь» – гаркнул Иван.
«Товарищ лейтенант,» – вытянулся начальник караула – «Михась прошел в главный дом, видимо по вызову Ванюшина. Охрана перенесла тело Буранова в сарай у ворот».
«Идите, благодарю за бдительность» – отправил солдат, успокоившийся от безысходности Иван. Он поймал себя на мысли, что думает о старшине. Ох как ему сейчас не хватало своего «серого кардинала». Баринов взял себя в руки и пошел в спальню бриться и думать, что он скажет Гавриле.
Старшина гнал «Студебеккер» не жалея, как чувствовал, что нужен Ивану. За рулем был опытный солдат, но Прокопчуку все же казалось, что едут медленно. Периодически он ворчал на водителя, а перед селом не выдержал и сам сел за руль. В Сидоровку въезжали, когда солнце было в зените, а разговор Баринова с Ванюшиным уже состоялся. У комендатуры стоял «Виллис» комвзвода, рядом, увидев подъезжающий «Студер» махал руками Петюня. Прокопчук понял сразу, что-то стряслось, резко тормознул грузовик у трактира, передал командование Григорию и запрыгнул в джип командира. Петюня рванул к терему. У «черных ворот» все было чин по чину, но взгляды бойцов нервные, отметил про себя старшина. Лишь кивнув вместо приветствия, он стремительно зашагал в терем. Степан застал командира в гостиной. Тот сидел в обнимку с Гаврилой, перед ними стояла почти пустая четверть самогона. Люба с круглыми глазами, пыталась навести на столе порядок. Мужчины проникновенно пели хором «черный ворон».
«М-да, картина маслом» – Прокопчук сдвинул фуражку на затылок и вытер пот со лба.
«Слава богу, друг друга не поубивали» – успокоился старшина. После сумбурного рассказа Петюни по дороге в терем, Степан предполагал худшее.
«Здравия желаю, товарищ командир, стрельбища прошли штатно, раненых нет» – лихо взяв под козырек и улыбаясь всей фигурой, доложился старшина командиру.
Голова Ванюшина, от неожиданного шума соскользнула с руки, на которой горюнилась во время проникновенного пения.
Иван расцвел и выдохнул: «Благодарю, старшина, присаживайтесь, мы с Гаврилой обручение отмечаем, сейчас и Евдокия подойдет, благословлять нас с Любашей будут».
«Доченька у меня одна, ты Иван, смотри береги ее, а не то» – собрал ручищу в кулак опьяневший Гаврила. Внимание его тут же перехватил хитрован Прокопчук.
Праздник по случаю обручения Любаши и Ивана длился до позднего вечера, плавно перейдя в главный дом. В сумерках Ельцовы забрали труп Федора у охраны усадьбы и где-то скромно похоронили. Федор при жизни был многим неудобный и даже в смерти чуть не стал «яблоком раздора».
Гости разошлись за полночь. Иван тайно шепнул Любаше, что сегодня ночью он занят. Он галантно проводил невесту, под бдительным взором любящего отца, во флигель, чем заслужил одобрение Гаврилы.
Затем лейтенант с заместителем вальяжно проследовали в терем, держать совет.
Сели в гостиной у самовара. Запасливый Прокопчук достал фляги, Петюня накрыл стол.
Подошли Ельцовы, ординарец покинул комнату с приказом никого не пускать, даже Любашу.
Глава XVIII.
Ельцовы доложили о похоронах. Соблюдя традицию, выпили стоя за покойного, помолчали, ибо о мертвых либо хорошо, либо ничего.
Вспомнили с издевкой Михася, который сейчас локти кусает. Галичанин рассчитывал если не на междоусобную войну, то уж на охлаждение отношений, как минимум. И стали слушать рассказ командира о замирении с Ванюшиным, плавно перешедшим в обручение.
Ситуацию спас незаменимый помощник старшины, батюшка. Пока Иван брился и лихорадочно думал какие слова найти для Гаврилы, его мозг под давлением безысходных обстоятельств выдал план на грани реального. «Почему бы и нет!» – отчаянно решил лейтенант, во второй раз с грохотом врываясь к ординарцу. Бледный Петюня беспрекословно помчался заводить «виллис». На ходу командир бросил распоряжение старшему караула, который что бы сохранить ясность разума, предпочел ничему не удивляться.