Каким же излишеством были все мои страдания и блуждания! Для этих бедняжек, вынужденных продавать свои худосочные тела, чтобы купить хоть кусок мяса, такие напыщенные слова, как «отчаяние», «блуждания» или «пустота», должно быть, худшее из зол. Наверное, столь же непростительное зло и прекраснодушные воззвания к просветлению. Чем могут помочь им буддизм, наставники, роскошные золочёные речи и письмена? Восседающие в позе лотоса в тёплом углу величественного храма, питающиеся белым рисом монахи – что они могут знать о страданиях тех, кому приходится продавать себя, чтобы выжить? Милосердие, подношение и даже пробуждение – всё это мёртвые слова древних писаний. Моё вожделение, занимавшее столь важное место среди всех восьмидесяти четырёх тысяч омрачений, также было ничем иным, как полным бесстыдством. Раздался стук. Я вскочил и открыл дверь. Вошла женщина. Она со смехом извинилась. В нос ударил тошнотворный запах сочжу. Женщина была пьяна настолько, что еле держалась на ногах.
– Сидел… что ли? Чего волос нет? – пробормотала она, гладя меня по голове.
Она даже не поняла, что я монах. Её шатало. Я придержал её за талию. Моя рука коснулась её рёбер.
– Я… хык… люблю арестантиков… хык… Мой-то… хык… тоже в тюрьме…
Я поднял её. Она была лёгкой, как пук соломы. Я уложил её на матрас. Даже пьяная, она по привычке стянула юбку и пробормотала:
– Давайте… Обслужу как полагается…
Она тут же заснула. Её губы приоткрылись, с них стекала липкая слюна. Во рту виднелся почерневший металлический зуб. От храпа отклеившаяся полоска искусственных ресниц слегка подрагивала. Накрашенное лицо казалось дряблым, вокруг глаз разбегались мелкие морщины, напоминавшие древесные корни. Стареющая проститутка, лет под сорок. Я поглядел на её обнажённые ноги. Между грубыми сухими куриными бёдрами, точно старая щётка, темнел похожий на потоптанную траву треугольник редких волос.
Какое-то время я оцепенело смотрел на эту удручающую картину, и вдруг – это был словно удар о стену – всё понял. Я отчётливо увидел, что всё в этой женщине, выставленной как скот на продажу, было мною самим.
Я упал как подкошенный на её живот, вторым слоем.
Город застилала утренняя мгла. Ещё не рассвело, но по улицам уже спешно сновали люди. Я посмотрел в сторону остановки, потом порвал билет и бросился в толпу.