– Ммм, какая прелесть! – воскликнула она, откусив кусочек. – Попробуй! Как же они его называли? Из головы вылетело…
Брауни действительно был шикарен. Нежнейший. Тающий во рту, с изумительным шоколадным вкусом. Ваня опомнился, успев съесть половину куска: он же себе зарок дал – больше никаких крышесносных штучек!
– Если не будешь доедать, отдай мне, – затребовала жена.
Закончив сборы, супруги отправились в ресторан отеля. В коридоре Ваня поймал себя на мысли о том, что походка у супруги какая-то странная: высоко задрав подол длинного вечернего платья, она осторожной цаплей вышагивала по ковру, поднимая колени чуть ли не до уровня груди.
– Слушай, – сказала она, обернувшись, – я в этом долбаном ковре тону аж по колено!
Вздохнув, Ваня взял ее под руку и подбодрил – мол, и не такие болота вброд переходили, справимся.
С ужина пришлось ретироваться через час: жена подозрительно косилась на всех присутствующих и в конце концов заявила Ване, что не собирается оставаться здесь, поскольку ее высокие моральные принципы не позволят ей участвовать в той оргии, о которой вся эта компания уже час как договаривается. Ваня еще раз вздохнул, взял жену под руку, поднялся с ней в номер – и отключился.
Очнулись они от громкого хлопка за окном: часы показывали ровно полночь, и за окном, расцветая огненными бутонами, рвались фейерверки. Амстердам встречал Новый год. Куда выпали три часа до этого момента – было загадкой. Откупорив припасенную для этого случая бутылку шампанского, Ваня протянул фужер жене.
– Я вспомнила, как называется этот брауни, – сказала жена, хлопнув себя по лбу. – «Амнезия», вот как!
Дядя Вова и конфликт культур
Выяснив у дяди Вовы, что Новый год он твердо намерен встретить в деревне, в своем доме, сын особо спорить не стал. Во-первых, видел, как прикипел отец душой к тем местам, а во-вторых, оставь его одного в городе – и что он будет делать в четырех стенах? Ехать с семьей сына на море тот отказался: мол, не привык он, чтобы Новый год без снега проходил, а Деда Мороза в плавках он и так уже видел однажды. Утром первого января, у дверей какого-то ночного клуба.
Но просто так отпускать отца тоже не хотелось, и в итоге во двор своего деревенского дома дядя Вова въехал на груженой под самый верх машине. Правда, распаковывать коробки не спешил, чтобы дать возможность Кузьмичу на правах любимого соседа испытать радость первооткрывателя.
Кузьмич, дипломатически выждав аж минут пять, появился у калитки и, важно поздоровавшись, засеменил за дядей Вовой в гараж.
– Ты как, – спросил он, присаживаясь возле машины на чурбак, – наездом али на подольше?
– На подольше, – ответил дядя Вова, выгружая коробки и сумки. – Думаю тут до середины января остаться, а там как получится.
– Вот и хорошо, – мигом повеселел Кузьмич и полез за пазуху за кальвадосом собственного изготовления. – Мне как раз твоих педагогических талантов страх как не хватает.
– Что стряслось? – поинтересовался дядя Вова, глядя, как сосед открывает очередную коробку и, обнаружив, что она доверху набита елочными игрушками, отставляет ее в сторону.
– Да Ленка тут со своими мелкими приехала, – вздохнул дед, принимаясь за следующую коробку.
– О. Сочувствую, – улыбнулся дядя Вова, вспоминая проделки близняшек. – Дом на ушах стоит?
– Да это бы ладно, – с досадой махнул рукой Кузьмич. – Они тут с местной шпаной поцапались. Теперь друг на дружку через окно дуются и рожи корчат.
– Чего не поделили-то? – полюбопытствовал дядя Вова.
– Ну а чего, по-твоему, могут городские с деревенскими не поделить? – развел руками Кузьмич. – Настёну, конечно. Ну и конфликт культур, ясен пень.
Дядя Вова вспомнил мелкую шуструю девчонку с соседней улицы.
– А, ну это достойный повод, – усмехнулся он.
– Ну да, – скривился Кузьмич. – Так теперь местные подбивают ее, чтобы она против моих с ними дружила, а ей хоть разорвись. Да и моим страсть как обидно.
– Ого! – Дядя Вова достал из вороха елочных игрушек небольшую картонную коробку и внимательно ее оглядел. – А это как тут оказалось?
– Что там? – навострил уши Кузьмич.
– Да так, потом расскажу, – махнул рукой дядя Вова. – Но мысль кой-какая появилась.
Следующим утром Кузьмич, отправившись лично выгуливать близнецов во избежание культурального конфликта, застал дядю Вову возле молодой (всего-то метров пять) сосенки, что росла на обочине между их домами.
– Володя, привет! – поздоровался он. – Ты чего это с проводами колдуешь?
– Так Новый год же на носу, – отозвался дядя Вова. – Хочу елку вот украсить, гирлянду повесить. Поможете?
– Да! Да! – запрыгали от восторга близнецы.
– Ну тогда топайте с дедом в мой гараж за игрушками, – хитро улыбнулся дядя Вова. – А я пошел за стремянкой.
Через полчаса, когда процесс наряжания был в разгаре, дядя Вова вдруг слез со стремянки и не спеша направился к дому через дорогу.
– А вы чего подглядываете? – спросил он притаившихся за забором местных пацанов. – Помогли бы, что ли.
– А мы с этими, – старший из ребятни, шмыгнув раскрасневшимся на морозце носом, кинул в сторону близнецов, – не дружим.
– А чего так? – изогнул бровь дядя Вова.
– Они же городские, – ответил кто-то из ребятни.
– Ну и что? – спросил дядя Вова и вдруг подмигнул ребятне. – Зато у них есть кое-что… Но это секрет. Если поможете – они с вами поделятся.
Через некоторое время к компании детворы, наряжавшей елку, присоединилась и Настёна. Окинула композицию критическим взглядом, поглядела на близняшек, потом на местных – и принялась раздавать указания. Туда надо шариков добавить, туда сосулек, вот ту белочку снять и перевесить сюда… Пацаны, все еще косясь друг на друга, засуетились, выполняя ее распоряжения.
– Ну настоящая хозяйка растет, – весело покачал головой Кузьмич. – Слышь, Володя, а что за коробочку ты моим обормотам выдал? И о чем там с ними шушукался?
– Погоди, пусть елку нарядят, – отозвался, наблюдая за процессом, дядя Вова. – Потом сам все увидишь. Точнее, услышишь.
– А мы уже закончили! – доложились близнецы. – Деда, можно мы с ребятами поиграем?
– Только чур не драться, – погрозил им пальцем Кузьмич.
– А вечерком, как стемнеет, приходите к елке, – добавил дядя Вова. – Я огоньки зажгу, хоровод водить будете.
– Эти? – удивился Кузьмич. – Да они его в жизни не водили.
– А ты не теряй веры в подрастающее поколение, – назидательно ответил дядя Вова и обернулся к ребятне: – Ну ладно, бегите уже.
Секрет коробочки, что дядя Вова презентовал близнецам, раскрылся уже минут через пять. Вначале громыхнуло в районе Кузьмичева курятника, и по двору, выпорхнув на снежок, заполошно заметались несушки. Потом рвануло чуть подалее. Потом еще и еще.
– Петарды, – ответил дядя Вова на немой чозанах Кузьмича.
Следующий взрыв, что донесся издалека, показался приглушенным, зато последовавший за ним вопль «Екарный бабай!» – довольно четким и разборчивым.
– Рашитыч, – определил Кузьмич. – Кажется, его запор сегодня без шестого тазика пройдет.
Истратив запас петард, ребятня еще долго носилась по деревне: сначала убегали от жаждущего крови и загадочного «сыктым-елдым» Рашитыча, потом играли в снежки, потом в царя горы…
Вечером все собрались у елки. Петровна вынесла ребятам угощение, и те, наевшись, стали взахлеб обсуждать, кого сегодня успели подорвать.
– Кажется, про хоровод они уже забыли, – наливая в рюмку яблочный самогон, молвил Кузьмич.
– Ничего подобного, – вскинув голову, возразил дядя Вова. – Ты прислушайся.
Издалека донесся детский театрально-хоровой шепот: «Ах, у ели, ах, у елки, ах, у ели злые волки!»
– А ты говоришь – конфликт культур! – рассмеялся дядя Вова. – Да у них там полное взаимопонимание!
Как Ваня себе дальнобойщика искал
Эта история – снова про Ваню. Она вполне рождественская, поэтому, думаю, уместно будет рассказать ее именно сегодня.
Случилось это тогда, когда в стране еще работали вытрезвители. Ваня долго искал себе водителя-дальнобойщика. Невыполнимых задач он перед собой не ставил, поэтому сгодился бы любой. Даже пьющий. Главное, чтобы расписания рейсов и запоев пореже совпадали. Как назло, подходящей кандидатуры все не подворачивалось. Было несколько претендентов, согласных хоть завтра купить себе нужную категорию и отправиться в рейс, но в такую рулетку с судьбой Ваня предпочитал не играть.
Отчаявшись, он уж было решил сгонять за товаром самостоятельно, но жена наложила такое вето, что у Вани еще долго звенело в левом ухе. Она же, пригрозив импичментом, продолжила раскатывать им тесто на пельмени. Ваня пригорюнился и позвонил другу. Друг проникся и пригласил его к себе в баню, в загородный дом. Против бани жена не стала возражать: пусть едет, развеется.
Уже на выезде из города Ваня заметил одинокого пешехода, с трудом бредущего по заснеженной обочине. Он уже даже не пытался голосовать: темнело, и шансов поймать попутку становилось все меньше. А мороз был нешуточный, и к ночи, судя по звездному небу, мог ударить крепче. Ваня притормозил и спросил, не надо ли подвезти. Мужик ответил не сразу – настолько замерз. Оказалось, что им почти по пути.
Ваня покачал головой и плеснул попутчику в кружку сначала граммов сто коньяка, а потом, когда тот выпил, налил горячего кофе из термоса. Мужик стал согреваться. Разговорились. Оказалось, что его выгнала из дома подруга. Без копейки.
– Да я сам виноват, – пытался он найти ей оправдание. – Ты представляешь, только что из рейса, расчет получил, пачка денег в кармане. Она уже звонит, соскучилась. Прихожу – стол уже накрыт. Выпил рюмочку. Потом другую. Потом – как отрезало: не помню. Прихожу в себя уже в вытрезвителе. Денег, понятное дело, нет. Хорошо хоть документы на месте. Звоню ей – а она мне истерику закатывает. Ты что, мол, себе позволяешь, ты как себя вел, мне пришлось милицию вызывать. А я ну ничегошеньки не помню! А она мне – давай, говорит, дуй к себе домой, у тебя следующий рейс через четыре дня, как раз успеешь в себя прийти, а ко мне чтобы ни ногой, я на тебя в обиде.