– Я все равно куплю крестовину, надоело каждый год одно и то же.
– Только попробуй. Сейчас брошу все, вообще никакой елки не получишь.
Я не могу смотреть, как дети наряжают елку. Без души, чтобы отделаться и пойти смотреть мультфильмы. А у нас с братцем каждая игрушечка особенная, что-то напоминающая. Мы их еще в Казани начали собирать. Покупали по одной, по две в год, денег лишних никогда не было. Стояли у витрины как завороженные. Спорили: серебряную башенку или красный перчик на зеленой ножке. Брату ужасно хотелось большой шар, а в нем кусочки дождика, но на шар не хватало. Уже мало осталось этих игрушек. Небольшая коробочка. А дети хватают их абы как. Ничего не ценят! Мы прогоняем детей от елки и сами наряжаем.
– Гном! Ура! Почти целенький, только снизу немного отбился. Его повыше, я его просто обожаю. Дядя Леша подарил, помнишь?
– Я-то помню, а вот ты откуда, тебе трех не было.
– А вот помню.
– Не помнишь ты ничего. Не ври. Это я тебе рассказал.
– Ну расскажи еще.
– Дядя Леша пришел с мешком подарков в костюме Деда Мороза: «Ну, дети дорогие, встречайте деду…» – и упал прям в коридоре. Ты так испугалась, я тебя еле успокоил. Маме с папой не до нас было. Они дядю Лешу тащили в комнату вдвоем. Мама нам сказала, что Дед Мороз не пьяный, он просто устал. Переутомился. А я спросил, почему Дед Мороз под бородой дядя Леша? А она сказала, чтобы я не лез, сейчас вообще не до этого, но, если позвонит тетя Марина, дверь не открывать.
Дяди Леши больше нет…
– Вот эту сосульку вниз повесь, она от света гирлянд переливается.
На Новый год готовим только мы с папой. У нас отлаженная система. Папа по горячему.
Я по салатам и холодным закускам – лучше меня никто не сделает. Меня в детстве бабушка натаскала. Говорила, что замуж можно выйти, только если мелко салат оливье научишься резать. «Вот Шурка неказистая совсем, да еще прихрамывает. А муж у нее какой? Петр Алексеевич? Все в дом, работящий, Шурку обожает. А все потому, что она мелко оливье режет, просто шедевр у нее, а не салат».
Я столько пальцев перерезала, пока научилась – не сосчитать. У меня очень мелко теперь выходит! Кусочек к кусочку. Просто пюре, а не оливье. Мне кажется, что муж меня не за это полюбил, но наверняка ведь никогда не знаешь!
Система у нас такая: я режу-заправляю-творю. Папа в это время натирает утку специями и скептически говорит:
– Не получится.
– Что не получится?
– Ничего не получится.
– А как?
Тогда папа достает из холодильника водку и наливает нам по полрюмки. Рюмки у нас спрятаны в шкафчике, чтобы, если мама зайдет, сразу дверцу шкафчика закрыл и опля! Что было? Ничего не было. Готовим, Оль, тебе чего?
Мама ужасно расстроится, если узнает: «Ты сдурел, ребенка спаиваешь?»
И губы подожмет. Для папы хуже нет, если мама губы поджала. Для папы это Армагеддон.
Но мама еще ни разу нас не засекала.
Радуется, что мы такие веселые, суетимся с румянцем и праздничным настроением.
А мы тихонько чокаемся, раз – выпили, закусили крохотными бутиками, я делаю, черный хлеб, сверху сало, кружок огурчика и кусочек лука.
Жена брата приходит к нам на кухню, с нами весело. Мне сначала жалко было нашим маленьким мирком делиться. Мое! Но я все равно делюсь и учу ее мелко-мелко резать салат. Она с нами выпивает, это большой плюс. Братец-то вообще не пьет, он зануда.
Часов в десять мужчины тащат огромный стол из кухни в гостиную. Стол не пролезает в дверь, мама командует, что его надо на попа поставить и тихонько втиснуть. Мама изображает, насколько тихонько: проходит боком в дверь туда и обратно. Вот так, аккуратно, видите? Папа матерится.
Накрываем на стол все вместе. Белая скатерть, начищенное серебро и блестящие тарелки. Дети таскают с кухни миски с салатами. Мама следит, чтобы всего вдоволь было. Нужно, чтобы стол ломился, тогда и весь год ломиться будет.
– Не маловато? Вот тут еще свободное место.
– Так икру же еще не положили.
– Ну а чего же? И рыбу не нарезали. Ну вы даете, чем занимались там полдня?
Рассаживаемся.
Дети клянчат сладкое шампанское.
Мама резко встает и выбегает из комнаты и тут же возвращается с веером денег в руке.
– Чуть не забыли, а то бы весь год псу под хвост. Кладите деньги под тарелки.
Мы послушно запихиваем деньги под скатерть под тарелку. Я вырываю у брата тысячную купюру, он бьет меня ладонью по башке.
Вспоминаем, что хорошего произошло за год. Мама нервно смотрит на часы – главное не пропустить куранты, а то весь новый год псу под хвост!
В этом году брата повысили на работе до небес, он сказал, что на Новый год покупает нам всем путевки на Бали. Отпразднуем в раю. Думали-думали, планировали.
Не поехали. Да ну!
Рождественское чудо
Мы только к дому подходим, а у меня уже холодок по спине. Как в фильмах ужасов, зловещее что-то… хоть и Новый год. Снежная поземка, ветер воет в переулках… секундная стрелка на часах медленно, но оглушительно громко отсчитывает последние мгновения…
Я умоляю жену вернуться, пока не стало слишком поздно, но она беспечно смеется, подталкивает меня к двери: «Ну что ты такое говоришь, глупый. Пойдем, мама ждет».
– Ох ты ж, посмотрите, кто пришел почти под бой курантов. Шучу. Шучу, Гена, давай свое «Цимлянское», раздевайтесь. Понимаю, дочка, некогда тебе, ты даже в праздники работаешь и диссертацию пишешь.
Мама – Медуза Горгона, главное не смотреть ей в глаза, только глянул – все, ты покойник – плаваешь зеленый и разбухший в море унижения.
Ты же не пишешь диссертацию и работаешь этим…
– Как его, дочка, напомни еще раз, кто у нас Гена, а то Светлана Алексеевна спрашивает, я все запомнить его должность не могу? А! Фрилансер! Прям запишу себе. Что, дочь? Это не должность? Ну так я знаю.
Я к противоядию тянусь. Черт, уже пустая! Сердце стучит, в ушах вата.
Жена встает и идет на кухню.
– Я принесу тебе еще!
Нет! Не уходи! Не оставляй меня здесь одного…
– Еще?! Ген, это третья!
И она нунчаками в воздухе крутит, мастерство бесшумного боя демонстрирует. Но Лиля грудью кидается на мою защиту.
– Ну мам!
Уходит за пивасом.
И это все?
– Что «мам»? – кричит мама в сторону кухни. – Встретила соседку, помнишь, наискосок на пятом? Так у нее дочь спилась. Говорит, с мужем за компанию. Он пил, и она рядом, чтобы ему меньше досталось.
Но Лиля не слышит, она еще на кухне.
Черкашом по уху просвистело, почти не больно, увернулся.
– Так что ты думаешь? Этот гаденыш завязал и как огурец – развелся, новую себе нашел, ребенка родил, а дочь-пьянчужка к матери в двушку вернулась.
Лиля ахает и прижимает открытую бутылку пива к груди.
«Да дай же мне!»
– А я ей говорю, еще хорошо, что у тебя двухкомнатная квартира, а у меня-то однушка!
Не успел увернуться – по голове с налету. Кровь медленно стекает со лба, заливает глаза, капает на скатерть.
Лиля задумывается…
Мама вытирает окровавленные нунчаки, улыбается, ловлю ее многозначительный взгляд в отражении в бутылке.
Звонок в дверь, долгий, пронизывающий… леденящий душу. Из коридора тянет холодом и безысходностью.
– Смирницкие пришли!
И с ними сын. Сережа со «вдовой клико», скотина. Лилин бывший.
А так хотелось еще пожить.
И мы все вместе за столом. Ждем речи президента. Сережа надевает боксерские перчатки:
– Ген, кем работаешь?
– Писателем.
– Кем? Извини, уши заложило после самолета, я же прямо с конференции, из Ниццы. С корабля на бал, как говорится. Вы были с Лилей в Ницце?
Хук справа.
– Нет, но Гена был в больницце… – хихикает мамуля.
Апперкот.
– А что ты, кстати, написал?
– Гена еще ничего не написал, но он пишет, – Лиля, жена, выбегает на ринг для робенькой поддержки.
– Что-то очень гениальное, судя по срокам. (Снова мама.)
– Писатель – это круто! Если хочешь, могу поговорить с нашими рекламщиками, возьмут тебя в штат.
И тут Лиля с ноги под дых.
– Гена, это будет грандиозно! Ой, Сереж, а ты правда можешь? Это удобно?
И снова мама с косым снизу.
– Конечно, удобно, Лиля, Сережа ведь начальник. Босс.
Лиля наклоняется к Сереже и теребит его за плечо. Тот улыбается.
– Да ладно, какой босс. У нас все демократично в компании. Тачку новую вот взял, «ламборгини».
Ну ты ее еще тыкни своим хреном, посмотрим все вместе, что моя жена упустила.
Мама добивает:
– И у Гены тоже импортная. Как ее… каршеринг.
Все ржут. И Лиля тоже. Нокаут.
Под бой курантов все чокаются, загадывают желания, целуются… Лиля обнимает меня и целует в губы.
– С Новым годом, любимый. Желаю твоей жене богатого и знаменитого супруга.
Смеется. Она инфицирована, ее не вернуть.
– С Новым годом, любимая.
И мама улыбается, глядя на нас.
– Голубочки мои, на Рождество у нас! Тем же составом. Гена, не спорь. Это традиция!
Ужас сковывает мое сердце.
– Иди ко мне, зятек.
Я чокаюсь с мамой, она клюет меня в щеку. Зажмуриваюсь и тихо внутри себя ору: НЕТ!
За неделю до Рождества мама упала и сломала ногу.
И это было – рождественское чудо.
Душа а-ля рюс
Мы Новый год отмечали в европейских странах. Сначала думали, что вдвоем будем, одни-одинешеньки – шампанское, свечи, утка конфи, немного грустно, но романтично…
Но накануне прямо на набережной познакомились с русскими эмигрантами – хорошие ребята, они нас в гости пригласили. Говорят, будем барбекю делать, у нас отличный гриль в саду, недавно купили. Я спрашиваю: «Что принести?» Ну типа вино имею в виду, коньяк там. А они задумались: «Что сами будете есть, то и принесите». Вот козлы! Кто так в гости приглашает?
Ясно дело, свалили из родины и тут теперь другими понятиями гостеприимства оперируют – жлобскими.