(Кац был держателем самого главного преподавательского рекорда. Один раз он два часа матерился на спор, так ни разу и не повторившись.)
Ника и китаец вместе планировали дальнейшую жизнь, знакомились с родителями, организовывали транспортировку антикварной печки из Питера в Сингапур… Вот удивительное дело: вопросов, зачем девушке, родившейся и выросшей в Санкт-Петербурге и помнившей всю историю своей семьи, блокадная реликвия, не было. Непонятно было, зачем многопудовая чугунная дура была нужна китайскому человеку из экваториального климата. Ну теперь основная головная боль – как возвращать ее обратно. Антиквариат, санкции, специальное разрешение, огромные расходы на страховку. В общем, Ника вернулась в Санкт-Петербург и на все вопросы отвечала «я не хочу даже об этом говорить».
Кроме того, за неделю до Рождества мне позвонила Катька. С ней мы виделись чаще, чем с Никой, но все равно не так часто, как хотелось. После школы она уехала в Калифорнию учиться бизнес-администрированию, потом с головой ушла в свой новый стартап по доставке деревенских продуктов на дом. Но, судя по всему, калифорнийские методы управления бизнесом не нашли применения в районе Ржевка-Пороховые, куда она переселилась после возвращения. Несмотря на мотивирующую топонимику (улицы в этом районе носили оптимистичные названия – проспекты Наставников, Ударников, Энтузиастов и Передовиков), Катька прогорела и теперь не знала, что делать с долгами и ипотекой.
Про себя… мне надо что-то рассказать про себя…
«В Китае она интересовалась скрещиванием бабочек с хризантемами, вместе с сибирскими шаманами превращала облака в добрых джиннов, участвовала в экспедиции по поискам миража к югу от Марракеша, в лесах Бразилии уничтожала тарантулов, в Эр‐Рияде выучилась ткать ковры-самолеты…»
Это, наверное, самая полная моя характеристика.
В общем, все мы трое были самыми главными неудачницами года. Нам хотелось не столько встретить Новый год, сколько агрессивно и жестоко выпинать из жизни старый.
Когда мы собрались вместе в первый раз после долгой разлуки, мы даже решили придумать девиз для нашего лузерского общества.
– Все, что ни делается, все к лучшему, – предложила Ника, – хуже этой ереси в принципе быть ничего не может.
– Давайте не впадать в цитатобесие, – резко обрубила эту затею Катька.
– Надежда умирает последней – буээ! – не обратив внимания, скривилась Ника.
Мне хотелось сказать, что мне очень нравится девиз Яна ван Эйка: «Как могу». Смирение, понимание ограниченности своих возможностей, старательность. Очень правильная и честная позиция. Но я промолчала.
В новогоднюю ночь мы все оказались в джаз-клубе «Римский корсаков». Бессмысленный и беспощадный питерский нейминг. Где-то здесь, неподалеку, в переулках Загородного проспекта находился музей Римского-Корсакова. Видимо, поэтому хозяева решили назвать заведение в честь композитора, но на вывеске отсутствовал дефис и Корсаков был с маленькой буквы. Получался какой-то корсаков из Рима. Римский корсаков. Ну хотя бы программу обещали хорошую.
Маленький полуподвальный джаз-клуб, какие-то дизайнерские красные фонари, пирсингованный с ног до головы официант килограмм под двести и музыканты на сцене.
Музыкантов пять человек, и все какие-то карикатурные. Пианист – высоченный тощий ботаник в очках, ударник – наоборот, длинноволосый толстый коротышка с бородой, метросексуал саксофонист в оранжевых конверсах, два гитариста. Играли джазовую классику, создавали фон.
Не то чтобы гениально играли, но это был мой первый выход с девочками на дринки за последние полтора года, так что я сидела и умирала от счастья.
Счастье с позором у меня всегда идут бок о бок, поэтому, когда подошел пирсингованный официант, я ему заказала:
– Коктейль «Завтрак у Тиффани», только безалкогольный.
Официант жалостливо на меня посмотрел и уточнил:
– Обычно безалкогольный коктейль «Завтрак у Тиффани» называется грейпфрутовый сок.
Сидели, сплетничали. Музыканты играли известные стандарты. Импровизировали без энтузиазма, все-таки Новый год. Это, наверное, единственная ночь в году, когда музыка играет здесь не главную роль.
Вдруг музыка резко оборвалась, и раздалось громкое: «Светка!»
Это гитарист увидел входящую в зал, спускающуюся по лестнице старую знакомую и не сдержался. Потом опомнился, оглянулся по сторонам и, обращаясь к зрителям, пояснил:
– Леди и джентльмены, поприветствуем, женщина с самым красивым голосом, который я когда-либо слышал, мы вместе учились. Светка, иди сюда.
Вообще Светка, прямо скажем, какого-то сногсшибательного впечатления не производила. Ну то есть обычная усталая, даже сутулая женщина неопределенного возраста. Вернее, так бы мало кто обратил на нее внимание, а тут, раз уж ее так представили, весь зал уставился на нее.
Мы с девчонками, естественно, тоже.
Светка вышла на сцену, ей дали микрофон, и гитарист с ходу предложил:
– Может, вспомним старые времена? Споем?
Светка поломалась чуть-чуть, поговорила с пианистом, и, пока музыканты готовились на заднем плане, они с гитаристом прямо в микрофон перекинулись парой слов за жизнь.
– Слушай, сто лет тебя не видел, как жизнь?
И тут благообразная и внешне спокойная Светка выдала:
– Говно.
– В смысле?
– Ну ты спросил, я тебе отвечаю.
– А как там твой офицер?
– Мы развелись неделю назад.
– Что так?
– Этот гребаный мир полон красивых слегка беременных сучек намного моложе меня.
– Нда, дела… но ты не переживай, у тебя же есть работа? Как там твой мюзикл?
– Меня уволили два дня назад.
– Сочувствую… – Гитарист, очевидно, был слегка туповат, поэтому продолжал: – Ну а там… Пермь? Оперный театр?
– Гребаная Пермь, больше никогда туда не вернусь.
Тут на гитариста снизошло озарение, он отстал от бедной женщины.
Мы с девчонками моментально прониклись к несчастной Светке. Каждая из нас – неудачница узкого профиля. У Ники семья, у Катьки работа, у меня в целом болото. А на нее вот так разом жизнь обрушилась всей своей бетонной мощью. Развод, работа, что-то там с Пермью не так. Наш человек!
Гитарист повернулся к залу и объявил:
– Леди и джентльмены, «When you tell me that you love me», маэстро, прошу…
Публика возмущенно загудела. Все-таки это не караоке-бар. И не выпускной в провинциальной школе. Какой-то попсовый хит в месте с претензией на высокоинтеллектуальный джаз. Эту песню обожает моя мама. Это всегда плохой знак, она хранит дома стопку любовных романов про копны рыжих слегка вьющихся волос, и где на каждой странице у кого-нибудь перехватывает дыхание.
Но они несмотря ни на что запели. Пока они пели, явственно чувствовалось, как меняется атмосфера в зале. Одно дело, когда играет почти неслышный фон, пока ты ешь салат, и совсем другое, когда на сцене двое создают отдельное осмысленное музыкальное произведение, пусть даже и такое.
Светка пела чудесно, у нее действительно был очень красивый голос, и они с гитаристом настолько подходили друг другу, настолько им было удобно в этом дуэте. Они как-то оба совершенно преобразились.
I wanna call the stars down from the sky, I wanna live the day that never dies, I wanna change the world only for you…
Слова совершенно примитивные, конечно. Но, когда они закончили, зал, естественно, прослезился и проводил их овацией.
Ну откланялись, поулыбались. Светка повернулась:
– Ну я пойду?
– Слушай, Свет… пока ты тут.
– Да?
– Ты выйдешь за меня замуж?
Зал дружно поперхнулся коктейлями. Все уставились на сцену. Единственный человек, который нисколько, казалось, не удивился, была сама девушка.
– Ты меня уже об этом спрашивал.
– Ну никогда не мешает перепроверить еще раз.
– Ты уже перепроверял раз шесть.
– Как я уже и говорил, никогда не мешает перепроверить еще…
В наступившей тишине можно было услышать, как в головах всех девушек в зале забегали завистливые мысли. Мы с девчонками не отрывались от сцены.
– Слушай, десять лет назад ты выходила замуж за человека, которого любила. Сама видишь, что получилось. Выйди теперь за того, кто любит тебя…
– Логично.
– Я могу жить с тобой в Перми.
– Гребаная Пермь.
– …ну или в любом другом месте.
– Все потеряла в этой Перми, мужа, семью, дом, работу, профессию, мечту.
– Дай мне шанс, я сделаю все, чтобы тебе это вернуть.
– Послушай. Ты отличный парень, но…
Она как-то очень неуверенно замолчала.
– Света, твою мать, я ждал тебя пятнадцать лет…
Наступило совсем уж романтическое молчание. Тут она как-то странно улыбнулась и сказала:
– Ну ок. – Сделала паузу, во время которой по залу пронесся протяжный вздох и несколько слабых хлопков. – Я буду здесь до пятницы, если ты к тому времени купишь красивое кольцо и сделаешь все правильно, ну там с вставанием на одно колено…
Тут музыканты на заднем плане забегали, а гитарист упал на одно колено, повернулся в кулису, сделал большие глаза: «Ну… давайте, уроды, быстрее». Из-за кулисы выскочил тонкий и сунул что-то ему в руку и виновато пожал плечами. Гитарист тихо выругался, повернулся к Светке и протянул это что-то.
На заднем плане саксофонист-метросексуал заиграл какую-то страшно романтическую знакомую мелодию от Kenny G. Толстый и тонкий, картинно изображая то ли маленьких лебедей, то ли ангелов, начали бросать в главных героев лепестки. Зал бы и захохотал на этом месте, но уж больно серьезный момент был, все затихли.
Светка глянула на то, что ей предлагают, и спросила:
– Это что, пластмасса?
– Ну почему же, тут еще вот видишь, это, наверное, стекло.
– Ну вы даете… Сняли с кого-то?
– Ты сказала до пятницы, а сегодня вторник.
Они так долго стояли. В полнейшей тишине слышно было, как задержали дыхание все посетители, пока она наконец не сказала:
– У меня маленький сын, ты же знаешь.