— Этих тогда тоже туда, на х#й они нам тогда впали.
— Да как-то не с руки в одной могиле с нашими.
— Тогда перед окопами к воронке отведите… Только подальше, что бы не воняло. Давай! — И указал на ефрейтора.
Два дюжих красноармейца подхватили ефрейтора и без церемоний выволокли за бруствер.Через полминуты раздался сдвоенный выстрел и опять наступила ночная тишина.
— Женевская конвенция...
— Ба, да мы оказывается по-русски балакаем...., — Кирилл аж присвистнул в восхищении и от души толкнул немца в спину, отчего тот не устоял на ногах и со всего маха уткнулся лицом в землю. При этом открылись руки, которые были связаны за спиной. — Да он товарищ капитан почти развязался!
Приставив ствол калаша немцу между лопаток, предупредил: — Не дергайся! Погоди, — я одернул курсанта, — свяжи ему ноги и только потом развяжи руки. Поболтаем... И обернувшись бойцам выводивших ефрейтора добавил: — А вы пока убитых из окопа вытащите и тут подчистите, чтобы удобней было сидеть, а то и впрямь тут т есно.
Бойцы метнулись выполнять мой приказ, а я сунул в руки немца папиросу. Тот жадно затянулся и тут же закашлялся.
— Ну, давай обер, пой. Куда двигался? Какой был у тебя приказ? Сколько сил перед нами и какие? Откуда русский язык так хорошо знаешь?
Немец, растирая руки медленно обвел глазами всех присутствующих и вновь остановил свой взгляд на мне. Внешне он выглядел спокойным, но напряженный взгляд и тик правого глаза однозначно его выдавал. Если бы не это, то можно было поверить в его невозмутимость.
— Геер капитан, — в очередной раз меня поразила его почти чистая русская речь, — предлагаю вам от имени немецкого командования, прекратить ваше бессмысленное сопротивление и сдаться доблестным германским силам. Со своей стороны даю гарантию немецкого офицера, что вам и вашим солдатам будет сохранена жизнь и достойные условия для проживания в плену...
Коротко хохотнув, я оглянулся на своего подчиненного, который молча и с оромным любопытством слушал нас.
— Слушай, как тебя там? Ганс, Фриц, Шмидт у меня даже солдаты не смеются на это твое предложение. Ты хоть сам веришь, в то что ты сейчас мне сказал?
Дальше при допросе заносчивый, раздувающийся от непомерного собственного величия немец начал упорно развивать мысль о том, что славяне рабы, а немецкая нация это сверхчеловеки. Времени у меня не было, поэтому чтобы не возиться попусту, просто пробил ему с правой в солнышко, и сразу же левой в подбородок. Пока он был в отключке, перевязали ему руки, чтобы удобно было вести дальнейший допрос.
Пока офицер постепенно приходил в себя, я отошел в соседний ход сообщения где лежал связанный, с кляпом и мокрыми штанами недорасстрелянный ефрейтор. Экспресс-допрос проведенный с ним дал много интересного материала. И хоть он говорил по-русски намного хуже своего командира, понятно было все. Под конец пленный с восторгом говорил о своем молодом генерале. Он везде побеждал — и во Франции, и в Норвегии, и в Польше. Он всемерно заботится о своих солдатах. Когда я спросил, в чем это выражается, он привел интересный факт. Командир немецкой дивизии никогда не назначал атаку раньше чем через сорок минут после обеда, чтобы пища могла перевариться в желудке и эвакуироваться в кишечник и далее, потому что ранения в заполненный желудок наиболее тяжелые. Многие солдаты перед боем делали очистительную клизму и таким способом избегали крайне тяжелых осложнений при поражении брюшной полости. С такими генералами они победят весь мир. Про весь мир я тогда не думал, но запомнил, что пища должна перевариваться минимум сорок минут после обеда и ужина.
С информацией полученной от ефрейтора, сломать обер-лейтенанта стало проще, хотя повозится пришлось.
Пока я занимался пленными, неугомонный Кирилл отправился шариться по полю боя и огневым позициям артвзводов — может кто остался там живой и потрофеить что-то путное. Натянул на голову ПНВ-57 из БТРа и пошел за зипунами. На сотню метров прибора хватает, аккумулятор тащат пара дюжих хлопцев, с «семидесятки» идет инфракрасная подсветка, что еще надо? Итогом его экспедиции стала неслабая горка всякого добра.
Фрагмент 6
Подполковник Нечволодов
Генерал-майор Лакеев перезвонил через минут двадцать.
— Подполковник, к вам выехал запрошенный вами представитель, встречайте его там же, где встретили мои машины в прошлый раз, это Вам понятно?
— Да. — Потихоньку я переходил на действующий в этом времени устав.
— Представитель уполномочен ответить на многие, почти все Ваши вопросы. Вы уверены, что сможете обойтись без моей воздушной поддержки?
— Да, товарищ генерал, в крайнем случае я обойдусь теми самолетами, которые Вы прислали. Этого будет вполне достаточно.
— Желаю удачи, подполковник. Благосклонность этой избалованной дамы нам сейчас очень нужна.
— Спасибо, товарищ генерал-майор.
Поскольку местечко Локачи находилось довольно близко, то буквально через несколько минут с нашего поста пришел доклад о подъехавшем командире. Приказав пропустить его в расположение, обратился к майору Едрихину: — Александр Васильевич, может примем представителя в жилой палатке, там и телефон, и стол нормальный имеется?
— Поддерживаю, заодно никто мешать не будет.
— А вот похоже и он Сергеич.
— Красавчик! — мельком глянув на представителя, высказался мой начальник штаба.
— Двухшпальный…
— Ага, цельный майор.
К штабу уверенной походкой, в идеально вычищенных сапогах приближался командир в ладно сидящей на нем форме. Подойдя ближе, он хорошо поставленным голосом спросил: — Где я могу увидеть командира части?
— Слушаю Вас внимательно.
Обменявшись с ним, оговоренным с Лакеевым паролем и отзывом, пригласил его в нашу штабную палатку, где подойдя к удобному походному столу, он развернул вынутую из опечатанного портфеля карту и мы начали обсуждать, кого, как и куда необходимо перебросить. Оказалось, ни много, не мало, а целую дивизию, которая сейчас находилась на марше из пунктов дислокации мирного времени в районах Дубно, Острог, Изяслав в район западнее Локачи и Свинюхи. К 4 часам утра сегодняшнего дня голова колонны главных сил достигла района дневки — лагеря Киверцы, в 12 км северо-восточнее Луцка на удалении 100 км от линии государственной границы. Ею, по замыслу штаба корпуса закрывали промежуток примерно в двадцать километров, между 87-й и 124-й дивизиями 27-го стрелкового корпуса, прикрывающему Государственную границу от Устилуга на северном фланге, до Соколя на южном.
Когда я начал уточнять, куда и какой полк нужно передислоцировать, то очень удивился линейному, давно устаревшему построению войск.
— Майор, а зачем надо вытягивать войска в тонкую нитку на всем протяжении прикрываемого участка?
Услышав заданный мной вопрос, он явно смутился, и хриплым голосом ответил: — Такие требования заложены в наставлениях и других руководящих документах...
— А лично Ваше мнение какое, Вы можете его изложить?
— Я бы, исходя из условий местности и текущей оперативной обстановки, в первую очередь, прикрыл бы вот эти узости и проходы между обширными заболоченными участками. Их всего три, на каждый проход по полку, а промежутки бы закрыл разведывательным батальоном, сформировав из его состава несколько групп.
— Мы с вами мыслим одними и теми же категориями. Две мои группы находятся сейчас в двух из трех указанных вами точках. Здесь и вот здесь… — остро отточенная «Тактика» красным концом уперлась в лист карты, слегка раскрошив грифель. Отличное решение, майор, я его полностью разделяю!
— У меня к вам два вопроса товарищ подполковник. Первый: есть ли поблизости от третьей точки ваши люди?
— К сожалению нет… — наступила неожиданна пауза, майор сосредоточенно думал.
Что бы вывести его из этого состояния, пришлось задать вопрос: — А что во-вторых?
— Прошу прощения, не услышал вопрос.
— Какой второй вопрос, майор?
— А ответственность Вы со мной тоже разделите, товарищ подполковник?
— Поясните свою мысль, майор!
— У меня приказ: подготовить решение, по переброске дивизии для организации обороны на участке от ... и до... -его карандаш, очертил довольно значительный район на топокарте.
— Все?
— Что все? — Майор от удивление повернул ко мне свое лицо.
— В полученном вами приказе больше ничего не указано?
— Ну почему же… время: в срок до...
— Так чего Вы боитесь товарищ майор?
— ...так в ... — А парень не прост. Явно не хочет лезть на рожон, и в тоже время предохраняется от возможных последствий.
— Понятно, Вы боитесь товарищ майор, что предлагаемое Вами решение не укладывается в то, что прописано в уставах и других, как Вы говорите "руководящих документах"?
— Да, именно так! — Он произнес это, явно после внутренней борьбы.
— А вы знаете такую поговорку: "победителей не судят"?
— ...? — Его мимика, явно выдавала не озвученный вопрос: «Что ты хочешь сказать подпол?»
— Согласитесь, что в любом случае, если нашим войскам будет нанесено поражение, то "стрелочником" будете именно Вы, а если удача улыбнется, то опять же, именно Вы в лучшем случае получите устную благодарность от своего непосредственного командира, да и то с глазу на глаз. Вашему командиру корпуса, в случае победы даже не доложат, что непосредственную разработку плана осуществляли Вы. Еще римский историк Тацит в сочинении «Агрикола» писал: «Во всякой войне удачу каждый приписывает себе, а вину за несчастья возлагают на одного». Как видите ничто не ново под Луной, поэтому давайте принимать решения, которые позволят при минимальных собственных потерях нанести максимальный урон противнику!
Дальше пошла скрупулезная, можно сказать бухгалтерская работа по подсчету грузоподъемности машин, скоростям движения, маршрутам движения, районам ожидания и прочая, прочая, прочая…