— Главное чтобы моему любимому мужу было ХО-РО-ШО! — последнее слово она произнесла четко, с акцентированным ударением на каждом слоге.
— А если он сюрприз на интересном месте принесет домой?
— Praemonitus — praemunitus — что на латыне значит: «предупрежден — вооружен». Ну, а у кого в гарнизоне, какой сюрприз имеется, мне как врачу — отлично известно. И еще бабоньки... Меня мама учила: если мой муж кого-то на стороне пользует, то это значит что это МЫ пользуем, а если наоборот, то это НАС пользуют... Вот так!
Со следующего дня, все офицеры-мужчины первыми начали отдавать честь лейтенанту медицинской службы Жанне Михайловне Погребной. Даже если они были старше званием, даже если Жанна была в гражданском… Абсолютный и непререкаемый авторитет за ней был закреплен, когда на одном семейном мероприятии, а именно на новоселье, по случаю вселения в самостоятельную квартиру. Выйдя из-за стола и собравшись в кабинете новосела, кто-то из офицеров обратил внимание на небольшой лист бумаги вставленный в рамочку. Когда он из любопытства прочитал текст — онемел, и смог только активно тыкая пальцем, при этом нечленораздельно мыча, привлечь внимание остальных.
— Это же натуральная вольная командир!
— Первый раз такое вижу, что бы супруга, добровольно, находясь в здравом уме и твердой памяти, письменно дала свое согласие мужу на кобелирование! Это надо отметить, однозначно!!!
Нечволодов, имея такой семейный тыл, мог уделять службе все положенное ей внимание. Фанатично преданный своей профессии, он любил службу, при всей дури существовавшей в армии. Требовательный и даже жесткий командир, он был легким в общении человеком и не отмахивался от проблем своих офицеров и солдат.
Полностью придерживаясь принципа Александра Васильевича Суворова — «Тяжело в учении, легко в бою», он не любил другой распространенный армейский принцип «Мне не нужно чтоб ты служил, нужно чтоб ты мучился».
То, что необходимо, он утром сам доводил своим офицерам. В дивизионе за глаза его звали «наш Суворыч».
Офицерский состав дивизиона сообщение о выезде на крупные учения принял по разному. Командиры батарей — кадровые офицеры, все как один, капитаны, отреагировали спокойно, а молодые лейтенанты, в основном — "пиджаки", были даже довольны. Они были молоды, еще мало служили, а поиграть в "войнушку", да еще на боевой технике, кто же откажется от такого. Они еще не знали, что придется немало попыхтеть и попотеть.
Поставив задачи, всем до единого офицерам, по подготовке техники и личного состава к погрузке, Нечволодов с начальником штаба, майором Едрихиным, занялся подготовкой кучи документов. Необходимо было выписать и получить со складов снаряды для орудий, патроны к стрелковому оружию, сухой паек, найти бревна и проволоку для крепления техники на платформах, а еще сделать много других дел, больших и маленьких. Три дня, не только артдивизион, но пожалуй весь полк гудел как пчелиный улей.
г. Коломыя
18 июня 1981 года.
Четверг.
Погрузка в эшелон проходила в нормальном армейском режиме, то есть как обычно, было много крика, мата и эмоциональных жестов различной степени насыщенности и экспрессии. Кому положено, во всю махали флажками для сигнализации. В постоянных попытках перекричать рев двигателей, не обходилось без придания ускорения особо медлительным и нерадивым, путем использования уставной армейской обуви. Сильно выручали штатные электроматюгальники, но ими имели право пользоваться только несколько офицеров, так как их количество было строго регламентировано важными нормативными документами.
В этот же состав грузилась и зенитная батарея "Шилок", со своим обеспечением из соседнего двести пятого полка, каким-то образом очутившаяся в нашем славном городке, вместо почти столичного Ивано-Франковска, который местные горожане с нежностью и любовью называют Франек, и тоже отправляющаяся на эти учения. Ее командир капитан Судаков, уже доложился Нечволодову, как начальнику эшелона. В этой ипостаси мне пришлось быть впервые.
В представлении многих, и как ни странно, в том числе и военных, служба ВОСО это некие офицеры, сидящие в кассовом зале вокзала и у которых можно выпросить место в вагоне, когда билетов на поезд нет (комендант на каждый поезд имеет свой резерв мест), или поменять воинские перевозочные документы и т.п.
Однако, как мне удалось выяснить, это далеко не главная задача ВОСО. Это так, попутно. Основная их работа это отслеживание и управление перемещением не только по железной дороге, но и речным, воздушным и морским транспортом любых воинских грузов, эшелонов с военными грузами и личным составом. И главная их задача добиться, чтобы воинские грузы и личный состав следовали и прибывали в пункты назначения строго вовремя, чтобы в пути они получали необходимое питание, воду, топливо.
Во время следования нашего эшелона, мне открылся интересный момент — начальник эшелона, а тем более все, кто едет в эшелоне, не знает, куда и когда его эшелон должен прибыть. Железнодорожный комендант знает, что эшелон №... должен прибыть на его станцию с такой то станции тогда-то, и его следует дальше отправить тогда-то на станцию такую-то. Но и он не знает конечного пункта назначения эшелона. Это знает военный комендант последней станции, который в свою очередь знает лишь то, что эшелон № ... должен прибыть на его станцию со станции.. и разгрузиться. Но он не знает откуда вообще следует эшелон. Так просто и незатейливо обеспечивается секретность маршрутов следования. Таким от образом мне стало понятно что служба ВОСО это сложное и многотрудное дело.
Тянуть эшелон должен был двухсекционнй магистральный электровоз, и по правилам воинских железнодорожных перевозок, между ним и эшелоном были прицеплены несколько пустых платформ. Пришлось по ходу дела пересмотреть размещение техники на платформах. Первыми за электровозом и несколькими пустыми платформами поставили и закрепили машины взвода обеспечения дивизиона, загруженные продовольствием, и другим не особо взрывоопасным имуществом. Машины со снарядами для самоходок убрали в самый конец эшелона. Кроме этого в задней кабине локомотива будет находится пост с радиостанцией, а замыкать эшелон теплушка с нарядом.
С самого начала погрузки присутствовали и три представителя из штаба дивизии, специально прибывшие сюда из города, с таким почти поэтическим прозвищем: Фра-нэк-к… Чувствуете? То-то!
Под их неусыпным контролем был сформирован усиленный сводный караул, для охраны техники в пути, тщательно отобраны, назначены и до икоты заинструктированы начкары.
Как принято в ВАСО, вагоны для личного состава были не пассажирские, а грузовые, наскоро оборудованные деревянными нарами. Офицеры посмеивались: «мужики, как в 41-м на войну едем!»
По закону жанра, или подлости, кому как больше по душе, после обеда вжарил дождь, внезапный, густой, беспощадный, как артиллерийский обстрел. Крупные его капли били как шрапнель. По окнам пассажирского вагона, по крышам теплушек, по броне… Рампу мгновенно залило потоками.
Как всегда выручила смекалка — все быстро облачились в ОЗК. Зенитчиком повезло больше всех, они успели погрузиться до ливня и теперь весело подначивали артиллеристов стоя у брусов своих теплушек.
Время постепенно шло, все больше поступало докладов о креплении машин, постепенно темнело, вот наконец и последняя машина закреплена. К позднему вечеру этого длинного и насыщенного для всех четверга, погрузка была закончена.
Все подразделения построились на рампе, перед классными вагонами. Нудно и долго делили между подразделениями эти вагоны, представители администрации эшелона. Не обошлось без построения и напутственного слова комполка и кого-то из политотдела дивизии. После окончания официальной части, когда все уже разместились по местам, я вышел на улицу. Откуда-то из темноты появился Сталинин, воровато оглянулся, прямо как курсант, и протянул мне фляжку с коньяком, предварительно хорошо глотнув из нее сам.
— Николай, давай, за вашу удачу, — просипел он неожиданно севшим голосом, наверное от чересчур большого глотка. Продышавшись, он продолжил, — завидую я вам, меня вот не пустили, а ведь хочется с вами уехать. С дивизионом.
Я тоже глотнул, отличный коньяк не обжигая горло, с достоинством опустился в желудок, согревая его приятным теплом. Как-то сразу стало теплее и спокойнее. Как будто этим глотком кем-то была проведена черта.
— По вагонаааам! — Послышалась команда, и я запрыгнул в тамбур. Из вагона, на рампу вышли несколько офицеров, послышался гудок и под звуки исполняемого дивизионным оркестром, традиционного марша «Прощание славянки» противно лязгнули сцепления вагонов, и эшелон медленно тронулся.
Некоторое время рядом с вагоном шел полковник Сталинин и что-то мне говорил. Но я его не слушал: все эти наставления до того надоели, что мне вдруг очень захотелось его послать куда-нибудь подальше, хотя и с трудом всё-таки сдержался. Комполка, наверное, что-то почувствовал и отстал.
Не спеша, постукивая на стыках и покачиваясь на стрелках, наш эшелон уходил на север. Свежий вечерний ветер нахально задувал в открытые двери вагонов, приятно охлаждая разгоряченные дневным солнцем и напряженной работой тела.
Напряжение стало понемногу спадать, в теплушках личный состав на сложенных ящиках выкладывал полученный сухой паек, предвкушая не казарменный по распорядку вечер. В офицерском вагоне тоже доставались разнообразные, но уже домашние запасы, на накрытом столе, в одном из купе, появилась одна бутылочка, затем незаметно вторая и потекла неторопливая дорожная беседа с занятными историями, смешными случаями из жизни, шутками и анекдотами.
К слову, надо честно сказать, что атмосфера в дивизионе сложилась хорошая, нередко случались дружеские посиделки, а не только когда отмечался чей то день рождения или другой праздник. Это не мешало старшим офицерам требовать с младших службу "на полную катушку". Пили в норму, которую четко каждый знал себе сам, поэтому никаких эксцессов в пьяном виде никогда не было.