ни тренировались, мы начали разбираться как установить немецкие станции на эти машины. Приблизительно через полчаса, мы увидели как взлетает уже пара «Ишаков». Дойников, приложив руку ко лбу, пожелал улетевшим
пилотам: — Возвращайтесь с победой!
Доделав «Чайки», я пошел к телефону, чтобы Венгер вышел связь для проверки радиостанций.
Дозвонившись, первым делом спросил: — Коль, как там наши летуны?
—Да что-то крутятся вокруг цели, пока толка по-моему нет.
—Ладно, у них своя служба, а у нас своя, давай работу станций проверим, уже поставили.
—Давай.
Через минут пять-десять я шел к летчикам с «Чаек», чтобы сдать им работу. Подойдя ближе, невольно оказался свидетелем их разговора. По отдельным фразам, услышанных раньше, я понял, что это были два друга еще с училища. Потом их раскидало по соседним полкам, но связи они не теряли и старались видеться как можно чаще.
—Саня, а как для тебя началась война?
—Ты же знаешь, наш полк прикрывал Луцк... В ночь с субботы на воскресенье пришел с танцев часа в три. Только лег и вдруг тревога.
—Вам войну объявили по тревоге? Или бомбежка началась?
—Нам было объявлено через штаб. А потом бомбили. Бомбили сильно... Личный состав полка во время бомбежки скрывался в убежищах. Ты же знаешь, рядом с аэродромом спуск к речке, и в том крутом берегу заранее были вырыты пещерки. И не раз этими убежищами мы пользовались.
—Да, знаю...
—После первой бомбежки, вылетел на задание к границе на 'Чайке', выяснить что происходит, а прилетел назад в момент бомбежки аэродрома. Я аэродром хорошо знал, и сел на краю. Вышел и не знаю что делать. На аэродроме паника, вокруг стрельба идет... Я взял парашют и положил на голову. Издалека мне помахали, и я туда направился, а когда подходил, услышал мат: — Брось ты,... твою мать, парашют-то! Наши все в норы забрались, и я тоже спустился, в одну из нор залез, и оттуда выглядывал, как идет бомбежка.
—Ты приземлился под бомбежкой? А подождать? Или уже топлива не было?
—Сейчас я уже не помню... Но, конечно, после задания горючее уже на исходе...
—Народу много погибло?
—В людях небольшие потери были. Буквально единицы. Помню, оружейник нес на себе, патроны и ему попало в спину, но я не знаю, погиб ли он.
—А у нас были большие потери техники. Дело в том, что кроме тех самолетов, на которых мы летали, еще больше десятка «Бисов» стояло в закрытых ангарах. Они оставались приписанными к полку. Их планировали то ли списать, то ли передать куда-то, но не успели... И под бомбежку попали ангары, в которых были эти «запасные» самолеты.
—А потери в людях? Раненые, убитые?
—В самый первый час у нас летчик Иванов погиб. Потом помню еще, Козинец с парашютом выпрыгнул, но не погиб...
Очень медленно тянулись напряженные минуты ожидания. Из оцепенения нас вывело то, что «Шилка» выделенная в наше прикрытие, вдруг как-то резко крутанула башней, подняла стволы и нацелилась в направлении куда улетели наши летчики. Через несколько минут с той стороны стали явственно слышны звуки воздушного боя. Четко различались звуки форсированных двигателей, стрекотание пулеметов. В небе крутилась карусель из нескольких самолетов и постепенно приближалась к нам. Когда мне показалось что бой уже закончился, в дело вступила «Шилка»: она одной очередью, сразу из всех стволов превратила в хлам один из «мессеров», а последний по моему просто от испуга шарахнулся в сторону, налетел на верхушку дерева и упал под обрывистый берег, наверное в речку.
Как-то сразу напряжение у всех спало, и мы уже весело переговариваясь наблюдали как наши заходят на посадку. После приземления выяснилось, что один из летчиков И-16 ранен — пуля задела по касательной шею пилота. И хотя рана была не очень серьезная, но крови было достаточно. От волнения, чуть не ляпнул вслух, что надо срочно вызвать «скорую помощь», но вовремя прикусил язык и помчался к телефону, что бы вызвать наших медиков. Минут через десять к нам подъехала «таблетка» с дивизионным фельдшером. Пилота аккуратно но быстро погрузили в машину и она поднимая пыль увезла летчика в нашу санчасть.
Только тут я обратил внимание на то, что у всех летчиков гимнастерки мокрые от пота.Хорошо так мокрые, во всю спину. Все трое, стояли рядом с полевым телефоном, который висел на дереве и возбужденно переговариваясь курили. Где-то за лесом стояли столбы черного дыма от сбитых самолетов. Там наверное уже работали ребята из «трофейной» команды, пытаясь хоть что-то снять. В первую очередь их интересовало радиооборудование, и еще поступил приказ искать любые карты.
Тут Архипенко загасил бычок и взяв в руки трубку телефона, начал докладывать нашему подполковнику о бое с немецкими истребителями. Потом он подошел к нам и передал приказ Нечволодова, о срочном вызове всех командиров в штаб, добавив что за нами вышел командирский «УАЗ».
Все таки водитель, в любом месте и во все времена — ВОДИТЕЛЬ! Подъехав к нам и доложившись, он кивнув головой на заправщик, попросил: — Товарищ майор! Прикажите заправить машину, а то у меня «лампочка» горит.
Майор Архипенко, не поняв о чем речь, переспросил: — Какая лампочка горит?
Чижиков, придя на помощь водиле, а главное что-бы он чего лишнего не ляпнул, сказал майору:
—«Лампочка» это индикатор аварийного запаса топлива в машине, товарищ майор!
—Понятно. А бензин подойдет, все таки авиационный, Б-70?
—Подойдет товарищ майор.
—Хорошо, передайте воентехнику, что я разрешил.
Довольный водитель пулей поехал заправляться. По прибытии в штаб, подполковник Нечволодов задал нам вопрос:
—Сколько можно еще развернуть подобных точек для противодействия авиации противника? Сколько можно дополнительно получить личного состава и в первую очередь радиостанций для полноценного выполнения поставленной задачи?
Архипенко доложил, что он может рекомендовать около восьми пилотов, т.е. четыре СЛЕТАННЫЕ пары.
Мы пошептавшись с Венгером, прикинули, что сможем обеспечить такое количество самолетов радиостанциями. На том и порешили.
Распрощавшись с майором Архипенко и его летчиками, я с Венгером стоял и курил возле палатки. Внутри оставался капитан ЧервонИй и Тышкевич.
Выйдя из палатки, Тышкевич спросил: — У тебя какие планы?
—Был бы Негурица,обязательно с ним бы посоветовался насчет одной идеи.
—Ладно, потом расскажешь результат. Только не опаздывайте на совещание, а то я вас знаю, увлечетесь и за временем не следите.
Том 2 Фрагмент 37
Немцы очень активно использовали радиосвязь на КВ и УКВ, причем больше именно на УКВ. Это и понятно. По итогам Первой Мировой под запрет попали и средства связи,которые тогда работали на длинных (ДВ), средних (СВ) и коротких (КВ) волнах. Чтобы обойти эти ограничения немцы начали одними из первых в мире осваивать УКВ диапазон. Зная об отсутствии средств радиоразведки и пеленгации у нас, они не особенно соблюдали правила радиообмена. Большое количество радиостанций и их активное передвижение часто приводило к тому, что частоты, выбранные для связи в различных подразделениях, оказывались одинаковыми, и тогда в эфире начинались разборки, кто главнее, а кому уходить на запасные частоты. При этом открытым текстом назывались номера частей и даже фамилии командиров.
Моя идея заключалась в том, чтобы создать в дивизионе группу радиоразведки и радиопеленгации. Знающие немецкий язык уже были, да и наверняка еще такие нашлись бы, а вот с пеленгацией возникала заминка. Дело в том, что пеленгатор, это по сути обычный радиоприемник, но со специальной антенной. Какие лучше использовать антенны, я и хотел узнать у Негурицы, который раньше на «гражданке» занимался в ДОССАФе «охотой на лис».Была только одна проблема — его командир отправил в разведку, и ради меня никто не будет сдергивать с задания. Но мы связисты или кто? Не ставя в известность никого, я связался с тезкой, и он посоветовал найти сержанта Приютина из его взвода. Блин! Как я сразу о нем не вспомнил? Точно! Парень после какой-то истории уже на дипломе свинтил в армию. Сам из оренбургских казаков, закончил техникум связи, работал на севере Тюменской области на нефтяных месторождениях, поступил в куйбышевскую связь...
Свои поиски я решил начать у АБЭшки, там должен был находиться солдат, следящий за ее работой. Громкий треск ее двигателя являлся прекрасным ориентиром в густом лесу, и нашел я ее довольно быстро. Подойдя ближе, я увидел Приютина, подсвечивающего переносной лампой и двоих солдат, что то делавших у агрегата. Неожиданно звук двигателя стал намного тише, изменившись с звонкого тарахтения, на глухое, негромкое рычание, почти пыхтение, как у работающего двигателя обыкновенной автомашины. Послышались возгласы: — Вставляй болты! — Держи крепче!
— Ай, зараза, руки жжет!
— Закручивай гайки сильней!
После недолгой возни, солдаты расступились, и я увидел в свете переноски, чем же они занимались. Нужно сказать, что глушитель на двигателе АБЭшки был чисто символическим, поэтому во время ее работы стоял такой треск, что рядом не возможно было разговаривать. Сейчас же, сержант со своими бойцами закончил крепление дополнительного глушителя, который и изменил звук выхлопа.
Подойдя и поздоровавшись, я спросил: — Что это вы тут химичите?
— Понимаете, товарищ лейтенант, АБЭшка работает постоянно, и подполковник Нечволодов сказал, что у него, от ее треска, уже голова разваливается. Оттаскивать ее дальше в лес, тоже не выход, громкость не на много уменьшается, а одной катушки кабеля уже не хватает, да и собирать потом все дольше. Мы тут не далеко наткнулись на неисправную "полуторку",и с нее сняли глушитель. Фланец крепления его к двигателю оказался таким же, как на глушителе АБЭшки, так что и переделывать почти ничего не нужно! Немного трубу подогнули, чтоб на земле лучше лежал. Зато смотрите, какой эффект!
Результат был, конечно, налицо. Уже метров с пятидесяти, звук был практически не слышен.