По дороге к дому от нас испуганно шарахнулись в сторону мама с дочкой из соседнего дома, которые недавно угощали меня вкусняшкой, а ведь я так и не сказал им спасибо. И сейчас не успел…
Дед неплохо так посидел с моим новым шефом, в результате чего они пришли из ресторана изрядно навеселе, и уже чуть ли не лучшими друзьями.
После того, как мы подписали все бумаги, и меня оформили на работу, Кадзиморо-сан утащил деда к себе в кабине, где они распили ещё одну бутылку, и в результате мне пришлось уводить оттуда деда чуть ли не силком, и под руку.
Никаких осуждающих взглядов ни с чьей стороны, кстати, не было. Все прохожие наоборот с пониманием смотрели на деда.
Японцы — большие любители выпить. Происходит это чуть ли не каждый вечер, но традиционно принято основательно подходить к попойкам по пятницам. А культура так называемых «номикаев» («номикай» — дословно «встреча, чтобы выпить») — походов в бар с коллегами и начальством, и вовсе доведена до некого культа. При этом, номикай не просто неформальная встреча для отдыха и сплочения коллектива: за столом вы продолжите обсуждать рабочие дела. У японцев не принято разграничивать работу и личную жизнь.
Я кое-как завёл деда в дом и сопроводил до его комнаты, где он рухнул на кровать, и тут же захрапел.
Ладно, пусть отдыхает. Заслужил, — решил я, отправляясь на кухню, чтобы чем-нибудь поужинать. Но успел только воду для лапши вскипятить, когда в дверь позвонили.
— Откройте! Полиция! — донёсся до меня строгий голос, когда я подходил к двери.
Глава 21
— Ну, где ты там ходишь? — недовольно проворчал сержант Ичиро, когда его напарник открыл дверь машины, и устало рухнул на сиденье, — Я уж думал, ты до утра решил прошляться. Где там мой кофе?
— Прошу прощения, господин сержант. У них кофемашина сломалась. Пришлось подождать, пока они разбирались, в чём дело. Я уже думал, что придётся ни с чем уйти, но, к счастью, они её всё же починили, так что вот, ваше американо, — с лёгким поклоном протянул своему шефу молодой напарник бумажный стаканчик.
— Благодарю, — буркнул тот, — Спать хочу — сил нет, а ещё вся ночь впереди. И всё из-за этого проклятого Хаяси, которому вдруг вздумалось заболеть. Такой молодой парень, а болеет чаще всех в отделе. Как осень — так у него что-нибудь случается! То ногу сломает, то с гриппом сляжет. А мне выходи теперь за него. Три раза уже за последний год выходил за него дежурить, и каждый раз какая-нибудь ерунда происходила. Ни одного спокойного дежурства. Надеюсь, что хоть сегодня мне повезёт…
— Так получается, вы сегодня в четвёртый раз за него вышли? Тогда шансов на спокойное дежурство немного, — робко пошутил, улыбнувшись, молодой полицейский, чувствовавший себя немного неуютно в компании пожилого напарника, которому до пенсии оставалось пара лет, и который, то ли в силу возраста, то ли ещё по какой причине, отличался крайне вздорным и вспыльчивым характером.
— Вот зачем ты мне напомнил об этом? — сразу вызверился тот, проявив свой крайне суеверный характер, — Я и не думал об этом, пока ты не сказал. Теперь всё, жди беды… — мрачно резюмировал он, с сомнением глянул на стакан, и сделал осторожный глоток.
Цифра четыре в Японии считалась крайне несчастливой, так как одно из чтений иероглифа «четыре» было созвучно иероглифу «смерть», так что ничего удивительного в этом не было. Доходило даже до того, что в общественных зданиях не было четвёртых этажей, как и кабинетов и помещений с этим числом, а номер телефона, в котором была такая цифра, можно было купить намного дешевле других номеров.
— Да ладно вам, Ичиро-сан. Нельзя же быть настолько суеверным? — неуверенно возразил Касуки, — Уверен, что сегодня у нас всё будет нормально. Мы же не Африке служим, а в одном из самых безопасных городов мира. За последние два дежурства вся моя работа ограничилась тем, что один раз пришлось кошку с дерева снять. Не думаю, что сегодня будет как-то по другому всё…
— Одиннадцатый, ответьте дежурному! — ожила вдруг их рация. Сержант бросил многозначительный взгляд на молодого напарника, и взял рацию.
— Одиннадцатый на связи.
— Проверьте сигнал. Жалоба на соседей в вашем районе. Шумное поведение после двадцати двух ноль ноль, и подозрение, что, цитирую — «эти двое явно состоят в какой-то банде, и держат в страхе соседей, бросая на всех угрожающие взгляды».
— Так за взгляды у нас же пока ещё не сажают, — не выдержав, проворчал Ичиро, — Что я им предъявить должен? Взгляд? Сказать, чтобы они смотрели на окружающих по приветливее?
— Я всё понимаю, одиннадцатый, но отреагировать мы обязаны. Отработайте вариант с шумом, и просто приглядитесь к людям. Вдруг они у нас в ориентировках проходят? Записывайте адрес…
— Кажется, это здесь, — проворчал сержант, подходя к стандартному двухэтажному дому, и рассматривая табличку с номером дома на нём.
— И никакого шума нет. Тишина полная. Даже если они и шумели до этого, то оштрафовать их сложно будет. Придётся соседей опрашивать, доказывать, что они шумели точно после двадцати двух, что будет очень сложно, — тяжело вздохнул подошедший Касуки, прекрасно понимавший, что заниматься всем этим ему придётся одному.
— А кто в этом виноват? — недобро взглянул на него Ичиро, — Сам поднял тему с цифрой четыре, так что теперь не жалуйся! Вот тебе и суеверие…
Он решительно подошёл к двери, и громко простучал. Выждал пару секунд, и постучал ещё раз.
— Откройте! Полиция! — устав ждать, рявкнул он. Прошло ещё несколько секунд, и дверь распахнулась, а рука полицейского чуть не дёрнулась к кобуре, когда он заглянул в глаза открывшего им подростка.
— Добрый вечер, господа полицейские, — ровным голосом произнёс подросток, — Чем обязан вашему визиту в столь позднее время?
— Сержант Ичиро Икеда и мой коллега, рядовой Касуки Хасимото, — хмуро представил и себя и напарника Ичиро, — На вас поступила жалоба от соседей, что вы шумели и мешали им отдыхать после двадцати двух ноль ноль. Есть кто-то из взрослых дома, с кем мы могли бы поговорить об этом?
— Эмм… Есть дед, но он сейчас не может говорить, — как-то даже смущённо ответил парень, и отвёл взгляд своих жутких глаз в сторону, и сержанту сразу даже как-то легче дышать стало.
По роду службы, ему немало приходилось общаться с самыми разными личностями, от обычных воришек до настоящих якудза, но даже у последних он не помнил никого, кто обладал бы подобным эффектом, какой был у этого парня. Пожалуй, лишь один раз в жизни он столкнулся с чем-то подобным много лет назад, причём, такой взгляд был не у какого-то преступника, а у его коллеги полицейского, приехавшего к ним в управление на три недели в командировку. Отличный мужик оказался в итоге! Жаль только, что за давностью лет он даже не помнил уже, как того звали.
— Спит? — предположил он, — Так разбуди.
— Спит, но вряд ли мы его сейчас разбудим, — покачал головой парень, — Дело в том, что он отмечал сегодня удачную сделку, и немного перебрал с саке. Прошу прощения, если мы кому-то помешали. Он всего лишь песню спел, когда к дому шёл. А кто именно из соседей пожаловался? Я бы хотел принести им свои извинения завтра.
— Понятно. В таком случае, будить мы его, конечно, не будем, — невольно проникся сочувствием и пониманием и сам не раз бывавший в подобной ситуации полицейский, когда, возвращаясь с посиделок с коллегами поздно вечером домой, на него накатывало непреодолимое желание спеть что-нибудь. Похоже, соседи у этой пары сволочи какие-то. Подумаешь, спел человек песню под окном! Что же теперь, полицию сразу вызывать из-за этого?
— Но меры принять, всё же, придётся, — вздохнул он, доставая бланк повестки, — Скажите, пожалуйста, как зовут вашего деда. Я выпишу ему повестку на одиннадцать утра… А хотя нет, — перебил он сам себя, — Лучше, на после обеда, на три часа. Он должен будет подойти для беседы. Увы, жалоба зафиксирована, так что я не могу никак не отреагировать на неё.
— Я понимаю, — кивнул парень, — Порядок есть порядок. Его зовут Сумато Кушито.
— Кушито… Кушито… — задумчиво пробормотал сержант, — Что-то знакомое… Нет, не вспомню. В общем, жду его завтра.
— И всё же, господин полицейский, скажите, пожалуйста, кто вам сообщил, — напомнил подросток, — Я обязательно должен извиниться перед людьми за дедушку.
— Ну, вообще-то, это не положено… — с сомнением произнёс Ичиро, глядя на равнодушное лицо парня, в котором не было заметно ни капли сожаления. Хотя, может, он просто очень хорошо контролирует свои эмоции? — Но я могу вас понять, извиниться, действительно нужно. Это ваши соседи слева, Гоя. Надеюсь, вы уладите это небольшое недоразумение.
— Обязательно. Спасибо вам! — поклонился ему подросток, но полицейскому показалось, что в его глазах промелькнуло что-то недоброе.
— В таком случае, мы поехали. Всего вам доброго и просим прощения за вторжение, — слегка поклонился он этому странному подростку.
— И вам всего доброго, — отзеркалил поклон он.
Я проводил взглядом удаляющихся полицейских, и перевёл взгляд на дом соседей. Так значит, песня вам не понравилась? Я, конечно, понимаю, что дед, может, что-то и нарушил, распевая песню так поздно, вот только они тогда ещё не спали, чтобы так возмущаться, и только шли домой. Я же ведь помню, что мы встретили их на улице.
Ладно бы они просто попросили вести себя по тише, но сразу полицию вызывать? Это уже перебор. Да и не свойственно это для японцев. Здесь не принято объяснять докучающему соседу, что он не прав, что он мешает. Все ждут, что человек сам поймет. А если не понимает — японцы пишут письма на кейго (почтительная, вежливая речь) и бросают нарушителю покоя в почтовый ящик. Не помогает — пишут еще и еще… И только потом, когда совсем не останется сил терпеть — обращаются в полицию.
А тут всего лишь песенку им спели, и они сразу в полицию позвонили. Нехорошо…
Впрочем, раз я обещал, то обязательно извинюсь перед ними. Завтра же! Не уверен, что им понравятся мои извинения, вот только это уже не мои проблемы.