Комиссар не подала руки. Сказала:
— Господин Иризарри? Непросто вас отыскать. Я полковник разведки Садхи Сандерсон. Пожалуйста, ответьте на несколько вопросов.
— Я, э-э-э… сейчас немного занят, — заметил Иризарри.
И неловко добавил:
— Мэм…
Меньше всего ему хотелось задеть ее неучтивостью.
Сандерсон посмотрела на Мангуста и сказала сухим, словно порошок, голосом:
— Да, по-видимому, вы охотитесь. Я хочу поговорить об этом тоже.
О черт! Целых полтора дня ему удавалось держаться подальше от комиссара, что оказалось очень непросто, учитывая очевидную напряженность между Ли и Сандерсон и то, что он слышал в казарменном городке: все джилли до смерти боялись Сандерсон, и, похоже, ни у кого не находилось доброго словечка для Ли. Даже христиане, поджав тонкие губы, могли сказать только, что она докучает им не очень сильно. Как-то раз Иризарри на целых полгода застрял на стальном корабле вместе с христианской конгрегацией, тогда он и оценил их стремление хорошо обо всех отзываться; он точно не знаk, было ли так предписано их верой, или же они придерживались соответственной тактики выживания, но, когда старец Доусон произнес: «Она не причиняет нам очень сильного беспокойства», Иризарри совершенно верно понял, что это означает.
О Сандерсон говорили и того меньше, и Иризарри мог их понять: экстремистские культы и правительство не в восторге друг от друга. Зато он с избытком наслушался разговоров шахтеров и портовых рабочих, а в особенности экипажа конфискованного стального корабля, отзывавшихся о ней с грубоватым красноречием. Суть сводилась к тому, что полковник Сандерсон здесь появилась недавно, наводила порядок и не входила в число женщин, с которыми хочется переспать.
— Я с удовольствием приду к вам в офис через час или, может, два? — предложил он. — Дело в том, что…
Мангуст пуще прежнего вцепилась ему в голову, притом так неожиданно и сильно, что Иризарри даже вскрикнул. Пока он предпринимал слабые попытки отделаться от полковника Сандерсон, головка зверька тянулась назад к трубопроводу и теперь уже почти туда всунулась, а радужная шейка вытянулась на полтора фута.
— Господин Иризарри?
Он предостерегающе поднял руку, потому что сейчас было не до разговоров, и снова вскрикнул, когда Мангуст потянулась вниз и вцепилась в нее. Он зарекся не забывать, насколько подвижно и текуче ее тело, ведь оно на самом деле представляло собой не более чем компромисс с измерением, в котором он мог ее ощущать, но порой Мангуст все равно его удивляла.
А потом Мангуст произнесла: «Нагайна», и он бы выругался вслух, если бы рядом не стояла и не хмурила брови полковник Сандерсон. За исключением брандашмыга — а он теперь мог появиться в любое время, не забывай, Иризарри, — размножающаяся крысина была самой большой неприятностью, какую только можно себе вообразить.
— Кажется, ваш чешир взволнована, — заметила Сандерсон совершенно спокойным голосом. — Проблемы?
— Есть ей очень хочется. И, ну… она чужих не любит. — И это была правда, как и все то, что можно сказать про Мангуста, а неистовые цвета, струящиеся по ее усикам, давали ему представление о том, что вытворяют за его головой ее хроматофоры.
— Вижу, — сказала Сандерсон. — Кобальтовый и желтый, этот пунктирный рисунок вместе с входом и выходом из фазы означает, что она настроена агрессивно, но это же страх, не так ли?
Что бы ни собирался сказать Иризарри, это замечание заставило его замолчать. Он моргнул — совсем как джилли, злобно подумал он, — и осознал, что отшатнулся назад, только когда сквозь комбинезон почувствовал, что прижался к перегородке.
— Знаете, — доверительно и явно ерничая, сказала Сандерсон, — в этом коридоре разит личинками. Дайте угадаю: дело не только в личинках.
Иризарри все еще был озадачен ее способностью считывать цвета Мангуста.
— Что вам известно о чеширах?
Она улыбнулась ему так, словно он был учеником-тугодумом, и сказала:
— Кое-что известно. На «Дженни Линд» я служила лейтенантом — там, на борту, был чешир, и я видела… Господин Иризарри, однажды увидев такое, вовек не забудешь.
У нее на лице промелькнуло непонятное выражение — внезапно появилось и тут же исчезло.
— Погибшего на борту «Дженни Линд» чешира звали Демон, — осторожно произнес Иризарри. — Ее напарником был Длинный Майк Слайдер. Вы их знали?
— Слайдер Джон, — сказала Сандерсон, глядя на свои ногти. — Он был известен под именем Слайдер Джон. Хотя имя чешира вы назвали правильно.
Когда комиссар снова взглянула на него, изгиб аккуратно выщипанной брови поведал ему о том, что ее не удалось одурачить.
— Верно, — согласился Иризарри. — Слайдер Джон.
— Мы дружили, — покачала головой Сандерсон. — Тогда я была совсем юной и получила первое назначение: меня поставили связным Демона. Спайдер Джон любил говорить, что у нас с ним одна профессия. Только я не смогла заставить капитана поверить ему, когда он пытался донести до нее, насколько плохо обстоят дела.
— Как же вам удалось уцелеть, когда появился брандашмыг? — спросил Иризарри.
Он не был глупцом и понимал, что ее внезапная откровенность была не чем иным, как попыткой втереться в доверие, но все же отчаяние и застарелая печаль звучали искренне.
— Вначале он напал на Слайдера Джона — должно быть, знал, кто ему угрожает больше всех. А Демон — она набросилась на него, хотя монстр был в пять раз крупнее. Она дала нам время добраться до аварийного плота, а капитан Головнина успела перевести системы в ручной режим.
Она помолчала.
— Знаете, я его видела. Так, мельком. Он лез через эту… эту прореху в мироздании, словно большой гончий пес, который протискивается узловатыми лапами сквозь дыру в одеяле. Не один год я задавалась вопросом, уловил ли он мой запах. Знаете, стоит им почуять добычу, они никогда не остановятся…
Она умолкла и подняла глаза, встретившись с ним взглядом. Он никак не мог решить, означала ли морщинка между ее бровей смущение, оттого что она рассказала ему так много, или же продуманное ожидание его ответа.
— Так. Значит, если я правильно вас понял, вы узнали этот запах.
У нее была привычка отвечать вопросом на вопрос:
— Я права насчет крысин?
— Матка, — кивнул он.
Она содрогнулась.
Иризарри глубоко вздохнул и отошел от люка.
— Полковник Сандерсон, чтобы успеть добраться до нее, нужно идти прямо сейчас.
Она прикоснулась к микроволновому импульсному пистолету у бедра и предложила:
— Хотите, составлю вам компанию?
Он не хотел брать напарника. Ей-ей, в самом деле, не желал. Но даже если б захотел, то его выбор бы не пал на комиссара станции «Кадат». Но не мог же он ее обидеть отказом… к тому же у него не было лицензии на ношение оружия.
— Ну хорошо, — согласился он и понадеялся, что голос не выдал чувств. — Только не вставайте на пути у Мангуста.
Полковник Сандерсон одарила его мрачной и жесткой улыбкой и заверила:
— Даже не подумаю!
Хуже живых личинок смердели разве что наполовину съеденные.
— Придется пройтись пылесосом по всему сектору, — заметила Сандерсон: ее дыхание со свистом вырывалось из фильтров.
«Если, конечно, мы проживем достаточно долго, для того чтобы это понадобилось», — подумал Иризарри, но у него хватило ума промолчать. Нельзя с политиканом говорить о поражении. И если вам настолько не повезло привлечь к себе внимание сего персонажа, тогда по крайней мере не нужно высказывать ему свое мнение.
Мангуст бежала впереди, но Иризарри обратил внимание, что она старалась держаться в пределах света его фонаря и как минимум один усик зверька был все время направлен на него и Сандерсон. Когда они имели дело с обычным заражением, Мангуст опрометью носилась по потолкам и оставляла после себя клочки растерзанной плоти и струи биолюминесцентной жижи. На сей раз она аккуратно пробиралась вперед, трепетными усиками исследуя перед собой поверхность, и напоминала Иризарри паука или отправившегося на разведку осьминога.
Он шел за Мангустом и следил за ее цветами, которые теперь стали тусклыми, выражая осторожность. На перекрестках она останавливалась, в каждом направлении пробовала воздух и поджидала, когда ее нагонит эскорт.
Служебные туннели станции «Кадат» обычно были достаточно высокими, Иризарри и Сандерсон могли идти по ним гуськом, выпрямившись во весь рост, но пару раз приходилось ползти на животе по подсохшей слизи личинок. Иризарри казалось — по крайней мере, он надеялся, что ему это только кажется, — что он чувствует истончение и растяжение реальности, он видел это в изгибах туннелей и покореженных панелях под ногами. Он как будто примечал размытые тени, слышал шепчущие звуки, улавливал нечеткие запахи, словно что-то здесь уже почти материализовалось.
Мерещится — так он твердо заверил себя, понимая при этом, что слово неправильное и неверно отображает действительность. Но когда он снова упал на живот, чтобы протиснуться через крохотный лаз, заваленный свежими трупами только что убитых личинок, ему понадобилась вся его выдержка.
Расчищая проход, он чуть не врезался в Мангуста, которая бросилась к нему и забилась за пазуху. Ее щупальца скрючились, а сама она была настолько близка к тому, чтобы перейти в иную фазу, что превратилась в теплую тень. Но когда Иризарри увидел, что находится по ту сторону лаза, то пожалел, что ему больше не мерещится.
Его взору предстал один из станционных центров по сбору и переработке отходов: чаша метров десять в диаметре, резко сужающаяся к центру, где была навалена куча мусора. В подобных местах обычно встречаются незначительные заражения личинками. Предполагается, что корабли и станции должны быть свободны от паразитов, но на деле выходит так, что при совместном пользовании космическими трассами вместе с буджумами это невозможно. При этом на станции «Кадат» кто-то манкировал своей работой.
Сандерсон коснулась его колена, и Иризарри поспешно отодвинулся так, чтобы она смогла пробраться к нему. Внез