– Мы вовсе не жаждем поскорее тебя проводить, – отозвался Купер, растягивая каждое слово; он обнял Грейди за плечи – у сына они заметно шире, чем у отца. – Война будет долгая, еще навоюешься.
Грейди напряженно замер в отцовских объятиях:
– Но меня, папа, готовили именно для этого.
Потом их подвезли к корпусу номер 128. Это был огромный механический цех, в нем, дрожа от напряжения, слаженно работали поршни, турбины и блоки, создавая что-то важное, но непостижимое. Ветер с реки продувал цех насквозь, кружил сухую листву, точно конфетти. Табби дрожала от холода. Декстер приехал без пальто, но Грейди держал на руке дедову форменную шинель (старик, как ни странно, перемен погоды не замечал); он подошел к Табби, заботливо набросил шинель ей на плечи. И чуть помедлил, придерживая борта шинели. Вернее, не выпускал из рук закутанную в шинель Табби, а она смотрела на него снизу вверх и улыбалась чему-то своему, сокровенному. Декстер замер, от грохота механизмов у него заложило уши, но он не сводил глаз с дочери и племянника. Что происходит? – спрашивал он сам себя. Ему вспомнился ее красный лакированный “Ларец желаний” с кнопкой, в нем крылась тайна.
Вернувшись в машину, он постарался выбросить тот вопрос из головы. Грейди уже без малого двадцать один год, из них он почти семь лет прожил вдали от дома, с тех пор как поехал учиться в Чоут[25]. Фактически он уже мужчина, а Табби – еще девочка, ей только-только исполнилось шестнадцать. Правда, прошлым летом они много общались в Ньюпорте: плавали на яхте Купера, играли в теннис, а потом развлекались в клубе. Что там между ними происходило? Грейди, безусловно, человек долга, но есть в нем озорная жилка, неотъемлемая часть его обаяния. Декстер попытался отделаться от этих мыслей. Ну, поцеловал кузен кузину – эка невидаль! Лишь бы тем дело и ограничилось.
Может, у него просто разыгралось воображение?
Наконец, они доехали: последняя остановка, корпус номер 4. Оказалось, это цех металлических конструкций, в нем работает восемьсот девушек. Отличить их от мужчин трудно, особенно сварщиц: все в толстенных рукавицах, лица закрыты щитками. Ориентироваться приходится по росту. Посетителей вели от пролета к пролету, и Декстер постепенно навострился. Вот девушки с горелками в руках. Поодаль другие режут листы металла. А здесь девушки вытачивают из дерева модели строительных узлов для будущего судна. И все они, даже самые хорошенькие, работают буднично, деловито, мол, хочешь – смотри, не хочешь – не смотри. Волосы скрыты под платками. Декстер часто сокрушается, что современные девушки чересчур мягкосердечны, но, похоже, эти дамочки без колебаний возьмут в руки пистолет. Под таким комбинезоном, черт подери, запросто укроется наплечная кобура, и никто ничего не заподозрит.
– Впечатляет, правда? – обратился он к дочери.
– Что именно? – спросила Табби; лицо у нее раскраснелось.
– Девушки эти. Ты же на них хотела посмотреть. Не зря мы сюда приехали, верно?
Но его старания пропали втуне. И он знал почему: Табби с нетерпением ждет встречи с Грейди, верфь ее не волнует. Все – ради встречи с ним.
– Не помню, папа, – сказала она, рассеянно приглаживая волосы. – Мне казалось, что больше всех ты хотел сюда съездить.
Отстояв длинную очередь, Анна подошла наконец ко входу в пункт сдачи крови и тут услышала голос Деборы, замужней женщины, которую Роуз прозвала “неисправным краником”: Дебора спрашивала, есть ли гарантия, что ее кровь достанется не кому попало, а именно ее мужу.
– Извините, о таких гарантиях не может быть и речи, – отрезала медсестра. – Кроме того, не исключено, что у вас другая группа крови.
– Нет, та же! – завопила Дебора. – Я в этом уверена!
– Во дает! – шепнула Роуз.
– Вы уверены? – миролюбиво переспросила сестра, втыкая иглу в предплечье Деборы. – При переливании крови самое главное – ни в коем случае не влить пациенту кровь другой группы. Это очень опасно. Единственное исключение – люди с четвертой группой, им можно вливать любую. Вы случайно не знаете, какая группа крови у вашего мужа?
Ответ потонул в горьких рыданиях. Медсестра умело придерживала руку Деборы, пока неровная красная струйка текла по прозрачной пластмассовой трубочке. Оркестр сборщиков-монтажников играл “Не сиди под яблоней”[26].
– Они женаты пять лет, – шепнула Роуз. – А реветь она перестанет, можешь мне поверить.
Двадцативосьмилетняя Роуз была старше почти всех замужних женщин в цехе, ее пышные еврейские кудри были предметом зависти всех товарок. Рассказывая про мужа, Роуз закатывала глаза, подпускала шпильки и заявляла, что теперь, когда он уехал, она наконец высыпается. Сынишку Мелвина она называла “приставучкой”, но по лицу было видно, что она его обожает, и Анна поняла, что для Роуз единственный способ выпустить пар – это шуточки и насмешки.
Глядя, как струйка ее крови вьется в пластмассовой трубочке, Анна спросила:
– А цвет всегда красный?
– А какой же еще цвет у крови? – засмеялась сестра.
– Очень уж она… яркая.
– Это из-за кислорода. Любая другая вас вряд ли устроит.
Анна покосилась на сидевших рядком соседок: из женских предплечий различной полноты вились трубочки с одинаковой на вид алой жидкостью. Анна поискала глазами Нелл. Неделю назад подружка без предупреждения исчезла. Пять обеденных перерывов Анна провела у корпуса номер 4, поджидая ее, а потом все же отправилась в формовочный цех выяснять, в чем дело. Ей было неловко, что она не знает фамилии подруги, но красотку по имени Нелл знали все. Стоило назвать ее имя, и девушки мгновенно замыкались в себе, слова из них не вытащишь. Все это Анне знакомо по собственному цеху. Бригадир сказал, что за неделю Нелл ни разу не явилась на работу. И теперь вряд ли явится.
Удивляться тут было нечему, но Анна все не могла смириться с ее исчезновением. Возможно, она избаловалась, разъезжая на велосипеде подружки. Теперь вымощенные кирпичом проходы между зданиями верфи и косые солнечные лучи, едва касающиеся крыш даже в обед – в разгар дня, стали казаться ей ловушкой. Вдобавок на нее ополчились замужние товарки; все, кроме Роуз, держались подчеркнуто вежливо, но за их вежливостью крылась обида. Можно подумать, что их мужья шепчут во сне ее имя!.. Словом, цех Анне опостылел, и она утешалась мечтами: может, ей удрать из цеха и стать водолазом?.. По вечерам после работы она теперь бежала на пирс С и, пока не стемнело, искала там учебную баржу. Ей хотелось спросить мистера Восса, можно ли добровольно пойти в водолазы, но она опасалась показаться неблагодарной.
Каждой сдавшей кровь женщине полагался отдых. Анна и Роуз сели в автобус, который привез их обратно, к проходной на Сэндз-стрит. Обе были в цивильной одежде, потому что после сдачи крови полагался отгул. Медики рекомендовали пить фруктовые соки – в таком случае, заявила Роуз, можно взять к обеду по бокалу вина.
– Это же самый настоящий фруктовый сок, – сказала она.
Анна предложила выпить за Сэндз-стрит: ее очень интересовали тамошние матросские притоны, но Роуз придерживалась общепринятого мнения, что приличным женщинам небезопасно появляться там даже днем. Они сели на трамвай, доехали до отеля “Святой Георгий”, что на Генри-стрит, и поднялись на лифте на “Бермуда-террас”, откуда открывается вид на весь Бруклин, а вечером там можно потанцевать. Обе заказали спагетти (самое дешевое блюдо в меню) и графинчик красного вина. Анна уже однажды пробовала вино в заведении “Стелла Иовино”, и оно ей не понравилось, но внутренний голос подсказывал, что выпить бокал вина с Роуз – совсем другое дело: застольный разговор может принять неожиданный оборот. И действительно, когда официант наполнил бокалы, Роуз сказала:
– Я считаю, ты должна знать, что в нашем цеху говорят женщины. Про тебя и мистера Восса.
– Могу себе представить.
– Уверяют, что он бросил жену. Из-за тебя.
– Так он даже не носит обручального кольца.
– А раньше, по их словам, носил. Я, честно говоря, не заметила. Анна, это правда?
– Конечно, нет.
– Так я и знала! Я же им говорила: “Она совсем не такая”.
– Интересно, а мистер Восс про эти слухи знает? – задумчиво проговорила Анна.
– Во всяком случае, он сделал все, чтобы они поползли!
– Ему грозят неприятности?
Роуз молча взглянула на нее, и Анна почувствовала себя наивной дурочкой и одновременно лицемеркой.
– Скорее всего, Анна, неприятности грозят тебе, – сказала Роуз. – Вызовы к нему в кабинет, особые поручения за стенами цеха… – этим дело не кончится. Он будет ждать ответных шагов с твоей стороны. Удивляюсь, что до этого еще не дошло. Раньше я работала в телефонной компании и там вдоволь наслушалась таких историй: рано или поздно он потребует награды, и ты окажешься в очень трудной ситуации. Если откажешь, он обозлится; возможно, уволит тебя или распустит гадкие слухи. А если уступишь, что ж… Значит, ты совсем не такая, какой кажешься.
– А чем ложные слухи могут мне повредить?
Роуз была явно поражена вопросом.
– Неважно, правдивые это слухи или ложные, – сказала она. – Если у девушки такая репутация, приличные ребята с ней общаться не станут.
– Решат, что она согрешила?
– Можно и так сказать. Ох, Анна, такие вещи обсуждать трудно.
– Я не буду на тебя смотреть.
И Анна отвернулась к окнам.
Ист-Ривер была забита судами, но они с Роуз сидели так высоко, что до них не долетало ни звука. Анну подмывало излить душу, но она не знала, как описать свои чувства, не выставляя себя ни чересчур опытной в амурных делах, ни безнадежной дурой. У мистера Восса интерес к ней совсем иного рода. Анна уверена: никаких романтических чувств они друг к другу не питают.
– Если девушка ведет себя не очень прилично – значит, жди от нее неприятностей, решат окружающие, – вполголоса сказала Роуз, но глаз от реки не отвела. – И при виде этой парочки подумают: