За стол они сели порознь. Спустя некоторое время появилась Битси, лицо ее – впервые за весь день – было безмятежно. Она села рядом с отцом, обняла его и прижалась щекой к его плечу. Но у Декстера на смену нежданному облегчению (Табби ни в чем не повинна!) исподволь возникло дурное предчувствие. Каково! Так нагло обманывать тестя: под самым его носом скомпрометировать разом обеих дочерей, и старшую, и младшую, причем в доме адмирала, который принял его как почетного гостя! Это проступок вопиющий, он ставит под удар их всех. Что с ними будет, если об этом прознает Артур Берринджер? Еще бы ему не прознать, ведь он был в курсе высадки войск в Северной Африке за несколько недель до того, как она произошла! Джордж Портер, считай, уже покойник, думал Декстер.
Нет, просто у него в голове смешались две очень разные сферы. Лишь в теневом мире мужчины умирают в наказание за подобные проделки. Но никак не в мире, в котором живет тесть, – разве только метафизически. И все же Декстер не мог отделаться от ощущения скорой беды. Ему вспомнились стоны в запертом туалете. К его стыду и смятению, их ритмичность возбуждала его, он ловил себя на том, что снова и снова вспоминает тот ритм: удовольствие настолько безудержное, настолько разжигающее воображение, что даже риск полной гибели не страшит.
Декстер знал, какие опасности поджидают любителя запретных удовольствий. Восемь лет назад в поезде, направлявшемся в Сент-Луис, одна женщина преподала ему урок, но он, похоже, его так и не усвоил. В вагоне первого класса она после полуночи тихонько постучала к нему в купе. Они заметили друг друга еще в вагоне-ресторане, перекинулись парой слов в коридоре. На руке у нее (как и у него) было обручальное кольцо, на шее маленький золотой крестик, но от нее так и веяло неуемной чувственностью, и все эти атрибуты брака и веры казались лишь амулетами. Ее поздний визит перерос в ночную – до самого утра – оргию. Этот загул в памяти Декстера неразрывно связан с видом стылой земли, бегущей назад в треугольнике раздвинутых оконных занавесок. И даже теперь, когда ему случается ехать в январе по Нью-Джерси или Лонг-Айленду, вид мелькающих за окном и исчезающих навсегда вешек в замерзших полях бередит душу.
Днем они сошли в Энджеле, штат Индиана, с намерением… Каким? Продолжить начатое. Вдвоем направились в шикарный старый отель неподалеку от вокзала и зарегистрировались как мистер и миссис Джоунз. Декстер сразу почувствовал, что все резко переменилось: если раньше за окном быстро мелькали живописные зимние виды, то теперь вокруг уныло расстилался однообразный пейзаж. Раздражало и многое другое: ему вдруг решительно разонравились ее духи, смех, пересушенная свиная отбивная в ресторане отеля, паутина, свисавшая со светильника над кроватью. После совокупления она заснула – как отрубилась. А Декстер лежал без сна и слушал собачий вой – а может, то выли волки – и дребезжанье стекол в рамах. Все привычное теперь казалось безвозвратно далеким: Гарриет, дети, работа, которую мистер К. ему поручил… Далеким настолько, что ничего уже не вернуть. Он ощутил, с какой легкостью жизнь может от тебя ускользнуть, улететь за тысячи миль пустого пространства.
В предрассветной мгле он оделся, застегнул ремни на чемодане, бесшумно закрыл за собой дверь номера и под провисшими проводами и болтавшимися на ветру светофорами зашагал к станции. Купил билет на ближайший поезд и, хотя тот шел совсем в другую сторону – в Цинциннати, все равно сел в вагон. Перед уходом из гостиничного номера он положил на комод купюру в двадцать долларов, но, едва вышел на улицу, подосадовал на себя, да и потом, вспоминая случайную спутницу, жалел о своей щедрости. Та спутница не была проституткой. Она по-своему смахивала на него самого.
Почти два дня спустя, приехав в Сент-Луис, он увидел срочные телеграммы от Гарриет: Филип едва не умер от аппендицита. Приезжал компаньон мистера К., не застал Декстера и уехал; похоже, вся его поездка насмарку. Декстер сослался на внезапный приступ лихорадки с высокой температурой: в поезде начались галлюцинации, он терял сознание, его увезли в больницу. Такой байкой можно отделаться лишь раз в жизни, уехав за тридевять земель, при этом ни у кого нет повода сомневаться в твоей правдивости. Спустя некоторое время он подумал: вообще говоря, эта байка не так уж и далека от истины.
На подъездной дорожке, кольцом окружавшей резиденцию коменданта верфи, их поджидали машины, чтобы до конца смены отвезти обратно к воротам; за рулем сидели морпехи. От пирсов то и дело отчаливали суда без опознавательных знаков. Битси решила переночевать в Саттон-Плейсе; значит, Декстер от нее, слава богу, свободен. Кстати, Джордж с Реджиной живут в двух шагах от тестя, все очень удобно. “Ты стал похож на Генри”, – заметила Декстеру Битси. Может, и вправду похож.
Табби тоже выразила желание поехать в Саттон-Плейс и что-нибудь испечь к завтрашнему празднику Благодарения. Декстер охотно разрешил и поцеловал ее на прощанье. Ее флирт с Грейди теперь казался ему настолько невинным и безопасным по сравнению с казусом, свидетелем которого он сам недавно стал, что он почувствовал прилив нежности к ним обоим.
Он в одиночестве поджидал родню у выхода на Сэндз-стрит, и ему вдруг остро захотелось отвести душу. Но прежде чем ехать в клуб, он решил позвонить Гарриет и нырнул в ближайшее заведение на углу, “Бар и гриль Ричарда”. У телефона, прижав к уху трубку, стоял матрос и, умоляя кого-то о свидании, без устали бросал в щель автомата пятицентовики. Декстер нетерпеливо топтался рядом, поглядывая в окно. Внезапно из ворот хлынула толпа народу, точно болельщики после матча в Эббетс-Филд; тысячи мужчин в рабочей одежде и изредка мелькавшие в толпе девушки в платьях заполонили Сэндз-стрит. Зная, что с улицы его не видно, Декстер с завистью наблюдал за ними: как уважительно, по-товарищески они относятся друг к другу. И гордятся, что работают на оборону. Это было заметно даже по их независимой, непринужденной походке. Быть может, они уже видят проблески прекрасного будущего, о котором говорил за обедом тесть, и ощущают свою причастность к нему.
Толпа рассеялась так же быстро, как и нахлынула. Матроса и след простыл, телефон освободился. Но у Декстера вдруг пропало желание говорить с женой. Гарриет – женщина на редкость хладнокровная. В былые времена он промышлял нелегальной продажей рома; иной раз случались перестрелки, но она, скорчившись на сиденье его машины, только хихикала. И все же рассказывать ей про Битси и Джорджа точно не стоит: ей придется скрывать эту чудовищную историю, а если она решится ее рассказать, отношения в семье будут испорчены навсегда. Нет. Что-что, а посвящать в эту историю Гарриет решительно нельзя. С чего ему такое взбрело в голову, черт возьми?! Никому ни слова. Пусть все идет своим чередом, а там, глядишь, и завершится само собой, без ран и царапин с обеих сторон. А Декстер привык держать язык за зубами.
Когда он вышел из бара, уже спускались сумерки. Декстер направился к автомобилю и тут заметил знакомую девушку, она торопливо шла в другую сторону.
– Мисс Фини! – окликнул ее Декстер.
Да, та самая девушка, которую он давно пытается отыскать; именно она рассказывала ему про верфь.
Девушка круто развернулась, лицо испуганное.
– Меня зовут Декстер Стайлз, – сказал он. – Вы идете на работу?
– Нет, – ответила она и наконец улыбнулась. – Я сдавала кровь и потому ушла рано.
– Если позволите, я отвезу вас домой.
Ему очень не хотелось остаться в одиночестве.
Анна пристально посмотрела на Декстера. После их последней встречи она столько раз думала о нем, что теперь он показался ей до жути знакомым; в нем чувствовалась некая мрачная авторитетность. Поодаль стоял типично гангстерский автомобиль.
– Большое спасибо, но мне нужно перекинуться словом с начальником цеха, – сказала Анна, радуясь, что у нее есть отговорка, по счастью не фальшивая. Она хотела узнать у мистера Восса, можно ли добровольно записаться в водолазы. Для этого пришлось ждать конца смены.
– Не за что. Хорошего вам вечера, мисс Фини.
Он коснулся шляпы; Анну вдруг пронзил животный страх: сейчас она его снова упустит.
– А можно, – вырвалось у нее, – можно мне принять ваше предложение, но не сегодня, а в какой-нибудь другой день?
Декстер чуть не застонал от досады. Он – владелец отличной машины, которую водит исключительно сам, и в силу этого обстоятельства к нему то и дело обращаются с просьбами. У соседского мальчишки разболелся зуб, и Декстер повез малыша к дантисту; когда матери Хилза потребовались таблетки от давления, он доставил Хилза в круглосуточную аптеку. Ему трудно отказать человеку, обратившемуся к нему за помощью; увильнуть можно, только если просьба еще не прозвучала.
– Ну, конечно, буду очень рад снова встретиться с вами, – сказал он и взялся за ручку дверцы.
– У меня сестра нездорова. Я обещала свозить ее на море.
– Если она хворает, лучше подождать до весны.
– Она не хворает. Она калека. У нас есть парень, сосед, он носит ее по лестнице на руках.
Калека. Парень-сосед. Лестница. Декстеру казалось, что звенья этой тоскливой истории камнями падают вокруг. На мисс Фини простенькое шерстяное пальто с обтрепанными манжетами. Вот оно, его слабое место: он вникает в несчастья окружающих.
– Когда вы рассчитывали это осуществить? – мрачно спросил Декстер.
– В воскресенье. Любое. Это у меня выходной.
По воскресеньям мать уже давно уходит из дома, оставляя Лидию на попечение Анны.
Тем временем Декстер уже мысленно прикидывал: если они станут помогать калеке, а не церкви, то ему удастся избежать встречи с новым священником (тот уже просит денег на ремонт скамей со спинками), ион успеет домой к обеду. А помощь калеке – пожалуй, очень подходящая тема, чтобы напомнить своим избалованным детям о том, как им повезло.
– Что, если в ближайшее воскресенье? – предложил он. – Пока не наступила зима.
– Отлично! – обрадовалась Анна. – Телефона у нас нет, но если вы назначите время, я договорюсь с тем соседом, и он к сроку снесет сестру вниз.