Декстеру было почти шестнадцать лет, когда он впервые сумел довольно точно прочесть в отцовском ресторане кодированные сигналы и их источник: источником был этот домишко. А позже он сам появился на его пороге, имея на то не больше прав, чем бродячий пес, и каждый визит неизменно начинался с того, что на этой же угольной печурке заваривался кофе. Казалось бы, такая процедура требует некоторой ловкости и изящества, чего едва ли можно было ожидать от неуклюжих, похожих на задубелые рукавицы лап мистера К., но при Декстере он ни разу не пролил ни капли.
Пока мистер К. стоял, склонившись к плите, оба молчали. Декстер (наверно, как и другие посетители мистера К.) собирался с мыслями, глядя в заднее оконце. Каменная поилка для птиц была запорошена выпавшим на прошлой неделе снегом, а укутанные тряпьем от мороза персиковые и грушевые деревья – остатки былого фруктового сада – напоминали боксеров, замерших в атакующей позе. Шесть виноградных лоз, которые мистер К. привез когда-то в Нью-Йорк на пароходе, были укутаны с еще большей заботой: корни с комом земли, сверху – слой глины, поверх него – мешковина, и все это обернуто слоями сицилийских газет. Лозы его молодости. Только мужчинам, которых мистер К. считает членами семьи, разрешается вместе с ним снимать созревший виноград. Декстер много раз удостаивался чести срезать грозди. Даже сейчас он словно бы чуял сухой кисловатый запах срезанной лозы, ощущал ладонью тяжесть бархатистых, нагретых солнцем ягод. Доход от виноградника был чисто символический; то вино, которое мистер К. выдерживал в погребе в дубовых бочках, представляло собой смесь сортов, которые он закупал ящиками.
Едва кофе зашипел на плите, мистер К. разлил его по двум маленьким чашечкам и принес на стол.
– Хорошо выглядишь, – вполголоса сказал он и погладил Декстера по щеке. – Но ты же красавчик… Тебе везет. Как самочувствие?
– Хорошее, – ответил Декстер. – Просто отличное.
– Ты парень крепкий? С виду крепкий.
– Да. Крепкий.
Мистер К. говорил чуть слышно, почти шепотом, но вдруг захохотал, влажно забулькал, шумно выдыхая воздух. От него так и пыхало теплом, хотя он почти никогда не улыбался, и многие пытались перенять эту манеру общения. Когда мистер К. высказывал какое-нибудь наблюдение или признавал правоту чужого мнения, оно немедленно превращалось в неоспоримую истину. Декстер и впрямь был парень крепкий. Он всегда это знал, но теперь уж – никаких сомнений.
– У меня ты… самый крепкий парень, – произнес мистер К., смолкнув посреди предложения, чтобы перевести дух. – Надеюсь, ты не против… помочь мне немножко с консервированием?..
– С удовольствием, босс.
Однажды Декстер уже закатывал персики с деревьев мистера К. На шкале хозяйственных работ консервирование здесь занимало срединную позицию: это занятие более трудоемкое, чем уборка овощей в громадной теплице (землю мистер К. то ли арендовал, то ли получил по распоряжению местных властей). Так или иначе, он контролировал территорию позади всех домов в своем квартале, в результате возникла ферма с земельным участком примерно в три акра, а это все же лучше, чем сгребать навоз с телеги. Самой тяжелой работой была дойка. Доить приходилось либо корову Анжелину, чье резиновое на ощупь вымя подергивалось из-за многочисленных вен и слепней, либо коз, а это куда трудней: козы брыкливы, норовят зажевать галстук, в результате трудов много, а молока – с гулькин нос. Среди главных подручных мистера К., в тех редких случаях, когда они собирались вместе, хозяйственные работы были поводом для беззлобных шуток; веселились они, впрочем, довольно сдержанно: никто не стремился смеяться громче других.
В тот день предстояло консервировать желтую стручковую фасоль из теплицы мистера К.
– Попробуй хоть штучку, – предложил мистер К., когда Декстер начал отсекать жесткие концы стручков на видавшей виды мраморной плите. По вкусу – фасоль как фасоль, но Декстер сказал: “отличная” и дожевал стручок.
– Слыхали, небось, – начал он, не прерывая работы, – несколько месяцев назад я задал перцу Баджеру, и по заслугам.
– Баджер, – пропыхтел мистер К., – энергичный малый.
– С тех пор я его не видел.
– Хутспа[30], как говорят мои друзья-евреи.
– Согласен.
– Он тут организовал маленькую… подпольную лотерею.
Новость застала Декстера врасплох; хорошо еще, что он может и дальше преспокойно таращиться на фасоль. Выходит, Баджер, пробыв в Нью-Йорке всего три месяца, уже сколотил собственную подпольную лотерею? Навряд ли. Скорее всего, присматривает за одним из игорных клубов Альдо Ромы.
Тем из подручных, кто пользуется его расположением, мистер К. предоставляет большую независимость и свободу действий. Декстер высоко ценит независимость от коллег по цеху; его совсем не тянет к тем, кто орудует, к примеру, на пирсах Ред-Хука: там люди ведут себя, как звери. Впрочем, непредсказуемое – как игра вслепую – разрастание империи мистера К. не способствует интересу подручных к делам друг друга, а про сплетни и говорить нечего. Поэтому Декстер обрадовался, когда босс заявил:
– Хорошо бы Баджер… занялся игорным делом… в паре наших клубов.
– Сказано – сделано. А в каких именно?
– Решай сам.
Декстер кивнул. Он был очень доволен: Баджера надо держать в поле зрения.
На плите, заполняя кухоньку паром, кипела на медленном огне большая кастрюля. Мистер К. трясущимися руками взял пригоршню фасоли и бросил в кипяток.
– Мне, босс, пришла тут в голову одна мысль, – сказал Декстер. – Возможно, мы сделаем еще один шаг вперед.
Мистер К. разом оживился, дрожь пробежала по его телу, словно дальние раскаты грома, оставив лед только в его влажных карих глазах:
– Ты же знаешь, я… в этом плане на тебя рассчитываю.
Еще до отмены сухого закона Декстер первым понял: бессмысленно выть, как ошпаренный пес, хотя многие в преступном мире не удержались от воя. Нужно открывать многочисленные легальные клубы и там отмывать бешеные деньги, которые мистер К. сколотил на подпольной торговле спиртным. Это спасло накопленное от лап налогового управления, а кроме того, по мнению Декстера, такой шаг еще и дал им возможность получать прибыль от многочисленных побочных операций, как законных, так и незаконных, начиная с подмены шляп в гардеробе до сигарет и сводничества. Номинально именно Декстер возглавил всю операцию, и в этом был глубокий смысл: сам он ни разу не был под арестом, у его жены великолепная родословная. Кроме того, он предусмотрительно сменил трудную – язык сломаешь – фамилию на довольно короткую и изящную, причем задолго до того, как этот факт мог кого-то заинтересовать.
И его план сработал замечательно! Оба были чисты перед законом, и Декстера вскоре вынесло наверх, он оказался в обществе кинозвезд, известных журналистов и крупных должностных лиц штата и всей страны. А следом в их карманы рекой потекли неотразимые аргументы в пользу мистера К. Ситуация превосходная со всех точек зрения. Однако вкрался один просчет: Эд Керриган, единственный, в ком Декстер ошибся за двадцать семь лет работы. По тогдашнему присловью, кое-кто пострадал. Но в итоге соперник мистера К. потерпел поражение, а мистер К. никакого ущерба не понес. Именно счастливый исход побудил мистера К. три года тому назад объявить привычным полушепотом: “Все забыто. Не будем больше об этом говорить”. У Декстера гора с плеч свалилась, и потом, уже сидя один в машине, он расплакался.
Когда фасоль уварилась до нужной кондиции (которую мистер К., видимо, умел определять с рождения), Декстеру было поручено вычерпывать ее шумовкой и укладывать стоймя в большие стеклянные банки. Когда банка становилась похожей на перегруженный лифт, мистер К. давал Декстеру команду залить фасоль кипятком до самого горлышка.
– Теперь плотно завинтим крышки… но не чересчур плотно… и… поставим банки в автоклав, – сказал мистер К., с трудом переводя дух, хотя они только-только взялись за дело. – А уж потом… ты раскроешь мне наш… замысел.
Декстер планировал подойти к сути дела не спеша, в ритме вальса, и мало-помалу подвести партнера к финальной позиции, где ему останется лишь сделать последнее па. Но кипячение и консервирование фасоли вышибло все эти па у него из головы: впрочем, может, так и было задумано. В этой атмосфере жара и голой правды любые вступления отлетали, как шелуха, и человек попросту выкладывал самое главное. Декстер помог мистеру К. закупорить все банки и осторожно поставить их в видавший виды просмоленный котел – казалось, что его недавно подняли с морского дна. Мистер К. накрыл котел и прибавил под ним огня. Потом, отдуваясь, опустился на стул.
Декстер отер ему лицо носовым платком, вернулся на свое место за маленьким столом и сказал:
– Я считаю, нам стоит обратиться к Дяде Сэму и предложить ему свои услуги, бизнес и прочее – как наш вклад в оборону страны.
В ответ – никакой реакции, как всегда, впрочем. Бремя объяснений всегда лежит на Декстере, он обязан пролить свет на краеугольные камни своей задумки.
– Войну союзники выиграют, это лишь вопрос времени, – продолжил он. – И тогда наша страна достигнет невиданного могущества. Штаты станут мощнее любой державы за всю историю человечества.
Он сознательно процитировал Артура Берринджера; ему нравилось подмечать сходство между этими двумя стариками. До женитьбы у Декстера было весьма скромное положение в обществе, и пригласить на свадьбу мистера К. он не решился. Насколько он знал, его босс мистер К. и его тесть друг с другом незнакомы. Но Декстер чуял в них скрытое любопытство друг к другу; не исключено, что где-то, когда-то их дорожки уже пересекались, только Декстер о том не знает. Эта мысль ему даже нравилась.
– Разве господин Сталин не… ждет вознаграждения? – спросил мистер К.
– Он его получит. Но его страна будет разрушена.
Мистер К. опустил подбородок, то есть утвердительно кивнул.
– Теперь о европейских странах, – продолжил Декстер. – Они разорены, кругом развалины. Остается Дядя Сэм. Я хочу, чтобы мы… вы… законно и легально приняли участие в победе. И заняли свое место за столом.