Мистер К. встряхнулся, готовясь произнести по-сократовски краткую и емкую речь. Она, естественно, воспоследовала; порой такая речь могла продолжиться уже во время следующей встречи.
– Раз у нас… есть наличные, – проговорил он, – мы займем… свое место.
– За столом, – добавил Декстер. – А не под ним.
– Что мы с этого… получим?
– Власть. Законную власть.
– Всякая власть… законна.
– Ладно. Тогда скажем иначе: легальный статус. И тогда сможем пользоваться своей властью так, как не можем себе позволить сейчас.
Декстера подмывало высказать подозрение, что вновь укрепившееся государство станет использовать принцип верховенства закона, чтобы положить конец их привычному образу жизни. Таммани[31] уже не существует, а ведь никто и мысли не допускал, что такое возможно. Но мистер К. не любит тревог и волнений. Декстер нутром чуял, что в мозгу у него уже зреет идея.
– Лаки заключил сделку, – сказал мистер К., имея в виду Лучано. – Помог Дяде Сэму наглухо… закрыть подходы к порту.
– За это его, небось, выпустят из тюрьмы.
– Они к нему сами пришли.
– А мы сами пойдем к ним.
– И предложим… что?
Надо было решаться. Декстер набрал в легкие побольше воздуха и, перегнувшись через стол, сказал:
– Мы купим со скидкой облигации военного займа и продадим их через наши точки за большие деньги. Вложим в операцию всю ликвидность. Продадим все лишнее, ненужное, и деньги тоже вложим. Нашим бизнесом станут военные облигации.
– Выходит, мы… банк.
– В какой-то мере да. Временно. Война закончится, а у нас денежки чистые. Куда захотим, туда и вложим.
Автоклав зашипел, из крошечного – не больше булавочной головки – отверстия в крышке выбилась струйка пара. Мистер К. на неверных ногах доковылял до автоклава и плюхнул на крышку груз, чтобы закрыть пару выход и удержать крышку на месте. Цифры на датчике автоклава резко подскочили. Бархатистые карие глаза мистера К. вновь пристально смотрели на Декстера, и он понял: пора выложить козырь.
– Если вы работаете на Дядю Сэма, босс, налоговики вас тронуть не смеют. Думаю, не посмеют и впредь.
Декстер почувствовал, что плотно закрытый автоклав позади его затылка заходил ходуном.
– Сколько ему еще стоять на огне? – ровным голосом спросил он.
– Сколько нужно… чтобы убить споры ботулизма, – ответил мистер К. – Прокипятить – мало. Содержимое банки должно… выдержать определенное давление.
Он по-прежнему стоял у плиты, придерживая автоклав расшитой цветами ухваткой – изделие его покойной жены.
– Да ты… патриот, – сказал он, ласково глядя на Декстера.
– Но это же правильный шаг, – сказал Декстер. – А мы не так уж часто можем этим похвастаться.
– Наши интересы и… Дяди Сэма… совпадают.
Декстер удивился: послушать мистера К., все проще простого. Может, он сам это еще раньше обдумывал, и примерно в том же плане? Автоклав, точно пойманная белка, заскакал по чугунной плите, грозя вырваться из-под дрожащих рук мистера К. Как бы котел не выплеснул ненароком кипящее содержимое мне на голову, подумал Декстер и встал из-за стола.
– Мы все хотим победить, – сквозь громыханье разгулявшегося автоклава проронил мистер К.
Декстер невольно улыбнулся. Мистер К. тоже осклабился. Что-то в его улыбке не так, чего-то не хватает… Первое, что приходит в голову, – зубов; но зубы у него есть, только мелкие-премелкие. В результате перед собеседником возникает темная асимметричная пустота, напоминающая глубокую рану. Улыбка сползла с лица Декстера.
– А ты… говорил об этом… с Дядей Сэмом? – спросил мистер К.
– Конечно, нет! – воскликнул Декстер. Он был рад, что за верезгом автоклава его удивленная мина не слишком бросалась в глаза. Неужели мистер К. решил, что Декстер настолько глуп – а может, вероломен или безумен, – чтобы пуститься в разговоры с федеральными чиновниками без его благословения?!
Мистер К. загасил огонь, и на смену дикому громыханью в кухне воцарилась тишина, такая глубокая, что хотелось хлопнуть себя по ушам.
– Одна беда, – пропыхтел мистер К. – Проложишь новый канал… вот, он уже существует. А что по нему… проходит или… в каком направлении… проследить трудно.
Декстер не отозвался. Куда, черт побери, он клонит?
– Похоже, это… ты проморгал.
Керриган. Когда-то мистер К. заверил Декстера, что его промашку ему простили, ан – вот и снова намек на нее. Стало быть, не простили.
Но вот уже мистер К. ласково тискает щеки Декстера загрубелыми, налитыми кровью ладонями.
– У нас много планов на будущее, – произнес он. – Много, очень много планов.
Декстер замер. Мистер К. просто так словами не бросается; повтор слов – это сигнал, что теперь действует закон противоположностей. Дважды повторенная фраза “много планов” означает: планов много, но этот не из их числа.
– Много планов, – опять повторил мистер К., растягивая слова и с нежностью глядя Декстеру в глаза.
Никаких планов.
Встречи с мистером К. всегда проходят в духе ненавязчивой деловитости; не прошло и минуты, как Декстер уже стоял на крыльце. Босс обнял его так же горячо, как при встрече, с ничуть не меньшей любовью, а может, даже с большей. Он благоволит к Декстеру, обожает его. Декстер это знает.
– Ох! Выскочило из… головы, – спохватился мистер К., хлопая себя ладонью по лбу. – Сколько… зрелых помидоров ты… ел на этой неделе?
– Они все безвкусные, – машинально ответил Декстер, пытаясь осмыслить все то, что произошло в кухоньке.
Оставив его на крыльце, мистер К. скрылся в доме. Тусклые лучи зимнего солнца поблескивали на кучах убранного с мостовой снега. Местной ребятни не видно; наверно, ушли играть подальше от мычащего и блеющего скота в хлеве мистера К.; вокруг ни звука, разве только доносящиеся из порта гудки. У обочины стоит подвода мистера К. Он по-прежнему возит на ней в свой магазин овощи, фрукты и прочую продукцию с фермы – уже редкость по тем временам. Исключение составляют только продавцы молока; однако им надо найти водителя, который согласится ехать к следующему дому, пока молочник относит бутылки предыдущему клиенту.
Наконец мистер К. вернулся и сунул Декстеру в руки небольшой коричневый бумажный пакет со спелыми помидорами и банку персикового джема в придачу; наклейки на банке нет. Похоже, это тот самый джем, который он много лет назад помогал боссу раскладывать по банкам, подумал Декстер. Господи боже, сколько может храниться джем без угрозы ботулизма?
– Спасибо, босс, – сказал он.
– Рад был повидаться с тобой, сынок, – прохрипел мистер К., привалившись к стойке двери: запыхался, пока ходил за гостинцами. Декстеру показалось, что босс заметно сдал со времени его последнего приезда. В тусклом зимнем свете он выглядел почти бледным.
– Ты приезжал бы… почаще. Приезжай… почаще. Не… забывай старика.
Это означало: в этот приезд он исчерпал отведенное ему мистером К. время на несколько месяцев вперед. Декстер взял фрукты и консервы, расцеловал босса в обе щеки и пошел к “кадиллаку”.
Он ехал, плохо понимая куда. Ему хотелось поразмыслить, но мешала необходимость двигаться, действовать, а как не действовать, если он за рулем? Мистер К. решительно отверг его идею; Декстер был ошарашен. Неужели он и вправду ее отверг? Верно ли он понял босса? А интервал в несколько месяцев (о том, чтобы без приглашения явиться к нему раньше, не может быть и речи!) – это что, полный отказ от дома? Да правильно ли мистер К. понял то, что предложил Декстер?
Вскоре он оказался на Кони-Айленде, там все было закрыто на зиму; на палатках, обычно торгующих моллюсками и бутербродами с горячей сосиской, здоровенные ставни. В детстве Декстер больше всего любил именно это время года: никаких туристов-однодневок. Только местные жители – и еще те, кто приехал из разных мест специально, чтобы поесть в отцовском ресторане.
Он поставил машину и поднялся на дощатый пляжный настил; на нем ни души. Ближе к воде шагал караул береговой охраны. Мутно-коричневые волны залива Лоэр-Бей, толкаясь, набегали на присыпанный снегом песок. Декстеру вспомнился отец – человек, обожавший стряпать и подавать на стол. Декстер глубоко почитал его примерно до смерти матери – ему как раз исполнилось четырнадцать лет. И тогда его пиетет как рукой сняло – возник другой, карикатурный образ подобострастного холуя. Отделаться от него Декстер так и не смог.
Он ни слова не сказал отцу о своем первом посещении желтого домика мистера К., но воспоминание это угнездилось где-то в самом нутре, точно змея, которая с наслаждением свивает и развивает свои кольца. Несколько месяцев спустя отец проведал о том визите и за ухо поволок Декстера в свою контору, хотя тот, в свои шестнадцать лет, был куда крупнее родителя. Он свирепо уставился на сына, ноздри его раздувались.
– Ничего я так не боялся в божьем мире, как этого, – прошипел он.
– Больше, чем смерти мамы? – с вызовом спросил Декстер, извиваясь и топоча ногами в новых жестких гетрах, на которые он не пожалел денег.
– Больше.
– Больше, чем разорения?
– Больше. Возьмешь у этого человека деньги – и ты по гроб жизни его раб.
– По-моему, взять у него деньги лучше, чем отдать свои.
В другой ситуации за такое явное неуважение Декстер схлопотал бы затрещину, но отец лишь склонился к нему и напряженным голосом сказал:
– Ты пока еще несовершеннолетний. Если сейчас отдалишься от него, он тебя отпустит.
– Отдалиться?! Еще чего!
– Да, немедленно. И так, чтобы комар носу не подточил. Вали все на меня.
Декстер видел, что отец напуган: он за него боится. И, повинуясь подсознательному желанию успокоить отца, сказал:
– Папа, мистер К. уже старик. Не вечный же он.
Отец залепил ему такую затрещину, что у Декстера слезы брызнули из глаз; так под лошадиными зубами из яблока брызжет сок.
– Ждешь, что я скажу: “не надо так говорить”? – еле слышно прошипел отец. – Нет, скажу другое. Не смей даже