креба смотрят вниз на желтые такси, снующие, точно пчелы, под темной, с прозеленью грозовой тучей. Анна уже знает, что ей нельзя поворачиваться, пока не послышится шелест бумаги и шорох тяжелого пакета, скользящего через стол. Вот едва слышно задвигается ящик стола. А потом наступит полное облегчение, и все сразу повеселеют.
Чем он все-таки занимался? Чем-то опасным? Вот где крылась тайна, и теперь Анне кажется, что из каждого прочитанного романа Агаты Кристи, Рекса Стаута и Раймонда Чандлера тайна эта посылает ей кодированные сигналы. И чем глубже она погружается в тот давний сюжет, тем ярче проступает он сквозь поверхностную фабулу романа; и в конце концов, она обнаруживала, что вовсе не читает, а только держит книгу в руках и предается воспоминаниям. Загадочный мистер Стайлз – часть тайны. Но тот мистер Стайлз, в прошлом знавший ее отца, теперь кажется ей другим человеком, совсем не похожим на второго Стайлза – того, который свозил ее с Лидией на Манхэттен-Бич. Его добрый поступок стал для Анны одним из счастливейших воспоминаний. А вернуться к прежнему образу мистера Стайлза – владельца ночного клуба, гангстера, пусть даже бывшего, – значило бы навсегда расстаться с тем днем, исполненным возвышенных, непостижимых переживаний. Ни за что! И она вновь открывала книгу и читала, пока ее не смаривал сон. А среди ночи просыпалась и выключала свет.
Утром на занятии по теории глубоководного погружения она уловила еле слышный говорок, совсем не похожий на голос лейтенанта Аксела. Сидевший слева от Анны Баскомб, не поворачивая головы, отсутствующим взглядом уставился в пространство, но Анна почему-то была уверена, что невнятный шепот исходил от него. Может, он разговаривает сам с собой? Тема занятий – устав и правила, а если точнее – важность воздержания от пива за сутки до погружения.
– Ничего подобного. Ерунда полная… – гнул свое тот же голос. – Пузыри в крови не имеют никакого отношения к шипучим напиткам. Мне-то плевать: я трезвенник.
Анна смотрела прямо перед собой и при этом не сомневалась: лейтенант Аксел услышит шепот Баскомба, но обвинит ее.
– Не верьте этой муре, они вам просто мозги пудрят. Думают, раз вы девушка, то поверите в любую чушь. Кстати, они не намерены подпускать вас к подводным работам.
– То есть как? – вырвалось у Анны.
– Они не сомневаются, что на будущей неделе, когда дело дойдет до реального погружения, вы сами отсеетесь, – бубнил себе под нос Баскомб. – Своими ушами слышал.
У Анны застучало в висках. Она по-прежнему не сводила глаз с лейтенанта Аксела, но ей вспомнился тот давний разговор, когда она уже надела скафандр и походила в нем: разубедить его было невозможно. Неужели он по-прежнему намерен ей помешать?
Она вышла из корпуса 569 и направилась обедать в кафетерий возле стапелей, но, занятая своими мыслями, забыла надеть пальто. Ее нагнал Баскомб, в руках у него было ее пальто.
– Самое трудное – в мокром скафандре подниматься по трапу, – тихонько пробурчал он, стараясь попасть в ногу с Анной, – особенно для водолазов легкого веса.
– Так вы уже спускались под воду? – спросила она, тоже глядя прямо перед собой.
– Не. Помогал новичкам в Пьюджете.
– Это в Канаде?
– Не, на Западном побережье. Под Сиэтлом, штат Вашингтон. Занимался трупами. По контракту водолаз обязан был вытаскивать трупы из двух транспортов, те потом шли в сухой док. В январе сорок второго. Ага, вы верно догадались, попали в точку: их везли аж с Гавайев.
Она недоверчиво уставилась на него.
– Все ведь засекречено. А среди нас не было ни единого военного моряка.
– Вам кого-нибудь дали в помощь?
– Нет, барышня. Я был один. Водолаз учил меня, что да как делать. Он под водой запихивал трупы в мешки, а я подымал их наверх. Ему воздух подавали прямо из дока.
Анне нравился их разговор: они просто обменивались информацией и при этом ни разу не взглянули во влажные глаза собеседника.
– Поэтому вы и хотите освоить водолазное дело? – спросила она.
– Пожалуй, – ответил он. – Я все еще пытаюсь поступить на флот. В Сиэтле пытался, потом во Фриско, в Сан-Диего, но у меня глаза, черт бы их драл, не могут разглядеть малюсенькие буковки на ихних таблицах. А они говорят: раз ты такой умелый, переходи из гражданского водолазного ведомства в военно-морское.
Анна посмотрела Баскомбу в лицо. И впервые поняла, что за его мрачной нетерпимостью и сердито-сосредоточенной миной кроется целеустремленность.
– И вы оттуда двинулись сюда.
– А как же, конечно. Для гражданского человека, занимающегося водолазным делом, лучше Нью-Йорка места нет. Год назад, когда “Нормандия” уже болталась килем кверху у восемьдесят восьмого пирса, на ней вспыхнул пожар – вот вам, пожалуйста, поле в тысячу футов длиной, тренируйтесь сколько душе угодно. Даже курсы открыли по спасению судна: как поставить его на воду; и знаете, куда ее отправили на ремонт? Аккурат на эту самую верфь. И вот еще что, – добавил он, когда они уже подходили к корпусу 81. – Острое у вас зрение или нет, не имеет, черт побери, никакого значения: под водой все равно ничего не видно.
С этими словами он внезапно отошел от Анны, будто вовсе и не разговаривал с ней.
Пошла вторая неделя тренировок, и по вечерам кое-кто из будущих водолазов – те, что помоложе, – теперь уходили с верфи парами, обсуждая, куда пойти посидеть. До Анны долетали названия баров: “У Лео”, “Джо Романелли”, “Овальный бар” и “Квадратный бар”. Последние два располагались на Сэндз-стрит, наискосок друг от друга, и принадлежали братьям-конкурентам. Немцы наконец-то сдали Сталинград, и все были очень воодушевлены этим событием. Когда между некоторыми членами группы завязывались теплые отношения, Анна старалась держаться от них подальше и предпочитала незаметно исчезнуть, прежде чем парочка решит, что закон вежливости требует пригласить и ее. Она понимала, что ее присутствие мешает им, и научилась исчезать легко и незаметно. В этом ее превзошел только чернокожий Марл. Несмотря на впечатляющую внешность, он умел прямо-таки испаряться из компании, а оставшиеся продолжали шумно общаться уже без него. Одна только Анна замечала, что Марл исчез, но виду не подавала: их едва заметная взаимосвязь могла поставить под угрозу те слабые нити, которые тянулись от каждого из них к основной группе. Поэтому свойственная им обоим отчужденность с удвоенной силой отдаляла их друг от друга.
Почти каждый вечер у проходной на Сэндз-стрит Баскомба поджидала худенькая блондинка. Из его разговоров с другими стажерами Анна поняла, что блондинка – его невеста, зовут ее Руби, Баскомб познакомился с ней прошлым летом, когда приехал в Бруклин. Стояла зима, но Руби – девушка местная, бруклинская, – одевалась на удивление легко и дрожмя дрожала в своем продувном пальтишке. Прижавшись лбом ко лбу Баскомба и сцепив у него на затылке жилистые руки – ни дать ни взять лассо, – она повисала на женихе. Баскомб нравился Анне, отчасти потому, что в его обществе она нравилась самой себе. Когда они сухо обменивались короткими фразами, она чувствовала себя почти мужчиной. С другими такого не бывало. Правда, Баскомб, заарканенный загребущими руками Руби, – дело другое, но зависти Анна не испытывала. У нее оставался тот Баскомб, который ей нужен.
Утром в день их первого погружения двенадцать водолазов со всем своим снаряжением сели на баржу, и лейтенант Аксел повел ее мимо стапелей, распихивая льдины и держась поближе к пирсам, чтобы не мешать другим судам. С пирсов за ними наблюдали люди; точно так же прежде наблюдала и Анна. Она понимала: лейтенант Аксел надеется, что она не выдержит испытания, и волновалась не на шутку. Впрочем, ровно того же он ждал и от других. Это было ясно всем.
Лейтенант Аксел бросил якорь возле выхода из сухого дока номер один. Два водолаза начнут спуск одновременно, объяснил он, каждому будут помогать двое практикантов, а остальные тем временем будут крутить тяжеленные маховые колеса двух воздушных компрессоров, подающих воздух обоим водолазам. Крутить придется целый день, пока все кандидаты не пройдут пробный спуск.
Делая вид, что выбирает наобум, лейтенант назвал имена двух первопроходцев: Анна и Ньюманн. Анна давно присмотрелась к пожилому лейтенанту с лицом младенца и сразу уловила подвох: что-то паучье проступило на его безволосой физиономии. Аксел задумал недоброе. Возможно, ей предстоит, как в прошлый раз, посрамить остальных; она и не против: это был бы однозначный успех. В помощники ей Аксел назначил Баскомба и чернокожего Марла. Что-то тут не так, подумала Анна, и вдруг ее осенило: Марл – сварщик, он вообще не должен был попасть на баржу. Сварщики и паяльщики совершают первый спуск под воду совсем не здесь, а с пирса у Вест-стрит, в новом бассейне для глубоководного погружения: это цилиндр площадью двадцать на семнадцать футов, с иллюминаторами, в которые Кац и Грир могут следить, как идут дела у практикантов. Так вот в чем дьявольский замысел лейтенанта: он принуждает ее и Марла – двух чужаков, всячески старавшихся держать дистанцию, – терпеть близкое соседство друг друга. Ему нужно смутить их, сбить с толку и тем самым снизить их шансы на успех.
По лицу Марла Анна поняла, что он тоже в смятении. Лицо Баскомба было по-прежнему непроницаемым, но на скулах вздувались желваки, словно жабры у ловящей воздух рыбы. Все что угодно, только не неудача. Мужчины расправили перед Анной брезентовый комбинезон, она осторожно, стараясь не касаться помощников, шагнула в него, при этом все трое испытывали жуткую неловкость. Помощник обязан помогать водолазу, но ощущение, что ею крутят и вертят эти двое мужчин, один из которых негр, пробудило в Анне застенчивость и стремление уклониться от их помощи, причем она не сомневалась, что они это тоже почувствовали. С начальными операциями они кое-как справились: застегнули на запястьях ремни, помогли влезть в боты, справились со шнуровкой на ногах. Потом Баскомб и Марл стали натягивать резиновый ворот на латунные штифты, и эти уже привычные действия сняли общую неловкость. Обмениваясь репликами поверх ее плеч, мужчины затянули на штифтах барашковые гайки. Наконец, подняли над ее головой шлем, и она ощутила знакомый, отдающий металлом запах. Анна встала, и двести фунтов всей тяжестью надавили на нее. Про вес снаряжения она помнила, но забылся жуткий страх, что эта масса ее вот-вот раздавит. Может она это выдержать? Да, может. А теперь? Да. Такое чувство, что в дверь постоянно стучат в ожидании другого ответа. А теперь?