Оказавшись на улице, Сэм проверил свой телефон.
Оказалось, что его секретарша прислала текстовое сообщение: «С вами хотел побеседовать какой-то полицейский». Она не сообщила никакого имени, но дала номер телефона, который врач немедленно набрал.
Мужчина, который ему ответил, сказал:
– Доктор Уотерфорд, спасибо, что позвонили. Я хотел побеседовать с вами в связи с убийством Присциллы Уиндзор. Вы где сейчас находитесь?
– Только что ушел с поминок в квартире ее родителей.
– Так; это удачное совпадение, потому что я нахожусь рядом на улице. Вы, случайно, не высокий и красивый мужчина с возмутительно пышной гривой серебряных волос и в отлично сшитом сером костюме?
– Думаю, вы спутали меня с Ричардом Гиром. Я среднего роста, пятидесяти с лишним лет и с седеющими каштановыми волосами.
– Ох, о’кей, теперь вижу. Наверное, не все могут быть похожими на Ричарда Гира. Однако, сказать по правде, вы очень напоминаете Джорджа Клуни.
– Послушайте, детектив…
– Пол Кантор. Повернитесь влево, бросьте взгляд на десять ярдов дальше и увидите лысого невысокого парня в синем костюме, который он не позволяет своей жене выбросить на помойку.
Они пожали друг другу руки, пересекли улицу и вышли на тротуар, идущий вдоль Сентрал-парка, потом нашли свободную скамейку, где и уселись спиной к парку и лицом к уличному движению.
Не говоря ни слова, детектив вручил Сэму длинный и тонкий листок из блокнота с фамилией Сэма и адресом и телефонами его офиса вверху. Под тремя словами ГОВОРИТЬ ТОЛЬКО ПРАВДУ шел список со звездочкой перед каждым пунктом.
*Парень, продающий хот-доги
*Дама с собакой
*Водители такси
*Сидни/Аллен
*Отвратительные родители
*Другие отвратительные родители
*Дастин
Все пункты, кроме последнего, были зачеркнуты, словно каждый из них был уже выполнен и затем вычеркнут. Дальше вниз по странице следовали и другие звездочки, но при них не значилось никаких пунктов; Присцилла либо хотела добавить что-то потом, или решила, что и этого достаточно.
– Где вы это взяли, детектив?
– В ее сумочке. Вы знаете, что это такое?
– Это ее предсмертный список, – сообщил Сэм, после чего проинформировал детектива о болезни, которая должна была убить Присциллу, если бы некто ей не помешал.
– Ага. Это немного объясняет то, что случилось на ее похоронах.
– Думаю, да.
– Парень, продающий хот-доги… Поразительно!
– Она и сама была поразительная молодая женщина.
– Пять тысяч баксов! Жаль, что я тоже не успел ей нагрубить.
Сэм рассмеялся.
– Она вам нравилась? – спросил коп.
– О да! Она была исключительно милая и приятная особа.
– Кому могло понадобиться ее убивать?
– Что такое? Разве это не было случайное убийство?
– У нас есть свидетель, который видел возле ее дома человека, одетого в спортивный костюм для пробежки. Он стоял, прислонившись к стене, как будто кого-то ждал. А когда она вышла на улицу, он тут же выпрямился и пошел, как будто следуя за ней. Когда она перешла через улицу, он тоже перешел, повернул туда же, куда свернула она, и продолжал идти за ней. В тот момент это вовсе не выглядело странным и вроде как не таило никакой опасности, как уверяет наш свидетель. Вполне обычно выглядело. Но это черт знает какая обычность – такое совпадение, что он вроде как случайно болтался возле ее дома.
– Не знаю даже, что вам на это сказать… Н-да! Это, – тут Сэм уставился на проходящий мимо транспорт, – и впрямь ужасно! Не могу себе представить, кому…
Коп пожал плечами.
– Не думаю, что это был тот парень с хот-догами или водитель такси.
– Ага, – Сэм поглядел на детектива. – Я кое-что узнал, чего вы наверняка не знаете. Помните ту женщину, что встала в церкви и хотела что-то рассказать, но ей не дали?
– Там было полно народу, они повсюду торчали. А я сидел сзади и мог видеть их всех. Которая это была?
– Платье в цветочек. Среднего возраста. Сидела недалеко от первого ряда.
– И что она хотела рассказать?
– Что она уволила Присциллу в тот самый день, когда та погибла.
– И она собиралась рассказать об этом?!
– Да нет, конечно. Она собиралась сообщить, что все маленькие дети очень любили Присциллу.
– Тогда почему она ее уволила?
– За то, что та говорила правду. – И Сэм рассказал детективу всю историю со слов тех двух женщин – в точности так, как она была рассказана ему.
– Значит, как я понимаю, это соответствует пункту «Отвратительные родители». А кто такие «Другие отвратительные родители»?
– Ее собственные, я думаю. Или наоборот.
– Стало быть, это и объясняет на редкость безликую похоронную службу. Никогда в жизни не видел ничего столь бездарного. Все эти роскошно одетые люди собрались там и не услышали о ней ни единого доброго слова! По крайней мере, до того момента, когда этот парень возмутился и прямо-таки восстал!
– Восстал, – кивнул Сэм. – Именно так оно и было.
– А ее мамаша и папаша смотрелись так, словно зашли на похороны какого-то чужого им человека.
– Я получил пощечину от одного из них.
У детектива широко распахнулись глаза.
– И что же вы такое сделали? Сказали им, что она вам нравилась?
– Я сообщил ее мамочке, что если она когда-либо возжелает точно выяснить, не приставал ли ее муж к их дочери и не был ли он виновником ее беременности, то у меня имеется результат анализа ДНК, который может это подтвердить или опровергнуть.
– Бог ты мой, доктор!.. Ладно, давайте пройдемся, и вы расскажете мне все подробно.
Они встали и пошли к входу в парк. Детектив снова ткнул пальцем в предсмертный список Присциллы.
– А вы знаете, кто такие Сидни и Аллен?
– Сидни – это ее сестра, которая ненавидела Присс за то, что та истратила три миллиона долларов на благотворительность; а Аллен, я думаю, это бойфренд Присс, который обманывал ее с ее же собственной сестрицей.
– Боже мой, о боже! – высказался детектив. – Какая же все-таки удача, что вы дали ей этот листок бумаги с вашим именем на нем! – Он печально засмеялся. – А что насчет последнего пункта? Кто такой Дастин?
– Не знаю, – ответил Сэм. И солгал.
Когда они прощались, детектив сказал:
– Вы не беспокойтесь. Мы поймаем ее убийцу, это будет нетрудно – камеры наружного наблюдения все зафиксировали.
У Сэма быстро забилось сердце.
Его беспокоила именно эта возможность.
Он спросил, стараясь, чтобы голос звучал ровно:
– Камеры в парке?
– Нет, на улице, напротив ее дома.
Впервые за весь этот день Сэм почувствовал себя совершенно без сил: он уже не нервничал, не беспокоился, он был страшно напуган. Когда врач, прощаясь с детективном, пожал тому руку, то очень надеялся, что ладонь у него не такая потная, как он этого опасался.
В самый последний момент Сэм все же набрался смелости спросить:
– Вы уже видели это?
– Видео? – Коп помотал головой. – Нет, но как я слышал, запись хорошая… Ладно, док, еще увидимся. Вы мне здорово помогли. Спасибо.
Сэм с трудом справился с дыханием, после чего позвонил домой, просто чтобы услышать голос жены. Она была архитектором и работала дома.
– Ну, как твои штучки? – обычной их шуточкой ответила она на его приветствие.
– О’кей. А как вы с Эриком?
У них был десятилетний сын, единственный свет в окошке. Они могли бы его должным образом усыновить, если б повели дело в соответствии с принятыми процедурами. Если б Сэм не подсунул нужные бумаги прямо под нос своей пациентке и тут же не выдернул, едва Присцилла успела их подписать, после чего сунул в машинку для уничтожения бумаг. Никто не должен был даже заподозрить, что ее ребенок – дитя инцеста; Эрик, возможно, узнает потом, что его настоящая мамочка очень его любила, но не могла содержать и воспитывать. А когда придет время и он станет спрашивать о ней, она уже исчезнет, растворится в бюрократических далях. И он никогда не узнает, где она, и она никогда не узнает, где он, и все будут довольны и счастливы.
Присс назвала его Дастин.
И, конечно же, он должен был быть включен в ее предсмертный список.
И, конечно же, она хотела непременно увидеться с ним перед смертью, пусть даже издали. Именно это предсказывала жена Сэма, Кэссити, когда он сообщил ей о диагнозе Присциллы. Кэссити, такая умная и такая чувствительная, тут же расплакалась и заявила, обреченно и отчаянно: «Она обязательно захочет с ним увидеться, Сэм! И это сломает ему всю жизнь!»
И нам тоже, в тот же момент понял Сэм.
Сначала он пытался убедить себя, что ничего такого особенного не случится, поскольку Присцилла не найдет никакой информации, даже если будет пытаться искать; у нее не осталось копий тех бумаг, к тому же она была слишком юна, чтобы о них подумать и потребовать.
Сэм, однако, понимал, что если она вознамерится увидеть сына – а он знал, что она вполне способна на решительные действия, – то непременно явится к нему и потребует ответа на вопрос: где мой ребенок?
И что он ей тогда скажет? Он может солгать, но это лишь приведет ее в агентство по усыновлению, где о ней никогда и не слыхивали. Он может сказать ей правду – что обманул ее и забрал ребенка себе, – но это откровение легко может привести к беде.
«Возможно, она будет только рада узнать, что я так поступил, – пытался он убедить себя. – Может, решит, что так будет только лучше».
Но что, если нет? Могут ли они так рисковать?
Они ведь могут потерять Эрика!
Лишение медицинского диплома будет самым меньшим из наказаний, что грозят Сэму; потеря же Эрика будет самым худшим из них. А помимо этих последствий будут еще и обвинения в похищении ребенка – и против него, и против его жены.
– Милый, – сказала Кэссити, перебив его испуганные мысли, – он же еще в школе. Ты что, был так занят, что потерял счет времени?