– А как насчет Эстерхази?
– Это сделал бы папочка. Меня в то время и в городе-то не было. Эстерхази любил всякие истории в духе плаща и кинжала. Если б папочка позвонил ему и договорился тайно встретиться в какой-нибудь дешевой и малоизвестной гостинице, он явился бы туда, несмотря на землетрясение. И никому бы про это не сказал ни слова. Я получил кое-какие знания о воздействии разных лекарственных препаратов во время своего краткого пребывания в медицинском институте, и они пригодились бы, чтоб изобразить естественную смерть. Я объяснил бы папаше, как все это проделать, и это стало бы моим вкладом в общее дело. Папаша напичкал бы его снотворным, вытащил бы его оттуда через черный ход и зарыл бы его в снегу, как покойника. Причина смерти: обморожение.
– Трудная задача для человека его возраста.
– Себ, вы же должны помнить, какой сильный был мой папочка. А Эстерхази был размером с мелкого жокея. Так что папа вполне мог справиться.
– А как со Сперлоком?
– Хм-м… да, это было посложнее, не правда ли? Застрелен насмерть, оружие не найдено, копам пришлось признать, что это убийство… И как, черт побери, мы сумели бы это проделать?!
– Хотите сказать, что вы в тупике?
– Нет-нет, дайте минутку подумать… Здорово получается, правда? Нам и в случае со Сперлоком пришлось бы действовать вместе. И опять-таки папаша был вполне в состоянии устроить встречу тайком, может быть, в гостинице возле Гармент-дистрикт.
– В «Макалпин», например?
– Ага, надо признать, это был бы весьма подходящий ход. Но скорее где-нибудь подальше, чтобы не так бросаться в глаза. Ну-ка, посмотрим… Я бы купил целую стойку с одеждой, набитую длинными пальто, чтобы потом спрятать за ними труп, и спрятался бы в каком-нибудь укромном месте – например, за мусорными баками позади отеля. А папаша тем временем занимался бы отстрелом Сперлока, незаметно для окружающих выманив его на лестницу черного хода, а потом помог бы мне спрятать тело. Мы могли бы даже подвесить его на стойку между этими пальто, но, наверное, это не сработало бы. Если б кто-то начал толкать стойку, чтобы поставить ее туда, где ее потом обнаружили, он сразу понял бы, что она какая-то необычно тяжелая, так что его вполне могли потом принять за убийцу или соучастника. Эти стойки – вполне привычное зрелище на улицах в том районе, любая из них совершенно не бросается в глаза, почти невидима, как почтальон в известном рассказе Честертона. Мне пришлось бы толкать стойку и высматривать себе путь скорейшего ухода с места преступления, а потом я оставил бы стойку и предоставил бы копам полную возможность найти тело и потом чесать в затылке. А папочка мог бы избавиться от револьвера любым доступным способом.
– Остается один Джентри.
Тут Артур широко и насмешливо мне улыбнулся.
– Вам придется устроить спиритический сеанс, чтобы выяснить про него. Я был далеко от места убийства, так что папочке пришлось бы справляться самому. Тут можно только сказать, что у него был опыт работы на воде и вообще он был сильный, несмотря на возраст. Он вполне мог найти подходящий способ. Ну, вот вам и все дела. Именно так все это и могло быть проделано – если б это проделали мы.
– Но вы это не проделывали.
– Черт побери, конечно, нет.
– Ну, продолжая наши гипотетические предположения, подумаем, почему вы остановились, если уж все это проделали, и проделали успешно?
– Черт, я и не знаю… Может, мы планировали кое-что еще, но так и не осуществили. Могу спорить, нашлось бы немало других мерзавцев, которых нам хотелось бы прикончить, но мы не смогли придумать способа, как это сделать безопасно.
– Безопасно для вас?
– Для невинных посторонних людей. Сами-то мы никогда не были в полной безопасности. Это отчасти и вызывало такое возбуждение! Мы могли бы уделать кого-то еще в память о Дэнни, в апартаментах которого и зародилась мысль об этой серии убийств. А как это лучше всего проделать, если не столкнуть, например, какого-нибудь мерзавца с верхнего этажа Эмпайр-стейт-билдинг, чтобы он расплющился о тротуар внизу? Конечно, такое трудно осуществить, да и не могли мы позволить, чтобы наша жертва прихватила с собою нескольких несчастных пешеходов внизу. Это превратило бы нас в убийц, а не в благодетелей общества, не так ли? Но если б мы сумели проделать такую штуку с Эмпайр-стейт-билдинг, то непременно опубликовали бы в газетах ту строчку из мюзикла «За счет города». Там, помните, моряк получает увольнение на берег на двадцать четыре часа и читает в своем путеводителе, что непременно должен посетить Вулворт-тауэр, откуда открывается самый лучший вид на город, а женщина-водитель такси говорит ему: «Это не самое высокое место в городе».
– Если б так оно и произошло, как вы считаете, кто-нибудь мог бы вас вычислить?
– Только не копы и не какой-нибудь писатель-детективщик, это уж точно.
– Нет, кто-то из близких. Ваша дочь Элинор, например. Она ведь тоже из бродвейского театрального мира.
– Она выросла от ролей инженю до ведущих ролей, а потом от ролей мамаш до древних старух, и видела все лживые театральные штучки, которыми мы пробавлялись. Хорошее слово – лживые. Сплошь «Кошка на раскаленной крыше». Ее бы это отнюдь не шокировало, она бы нас не выдала. Если б все так и было, вы ж понимаете… Можно мне еще бокал этого бренди, Себ?
Мы в тот день расстались совершенно по-дружески. Признался ли Артур, хотя бы косвенным образом, во всех убийствах, совершенных Бродвейским Палачом, или это была просто игра двоих старых чудаков, забавлявшихся, чтобы весело провести время? Артур уже умер – а ведь в тот день в «Плэнтейн-Пойнт» он казался мне таким здоровым и полным сил! Так что никто из участников той вечеринки у Дэнни не дожил до сего времени, кроме меня самого. Если это был еще один способ связать нас с моей правнучкой, мне это вполне подходило. Эван начала проявлять интерес к музыке, созданной задолго до ее появления на свет, стала прослушивать старые записи с участием тогдашних звезд на любых нынешних устройствах для прослушивания, что были в ее распоряжении, открывая для себя биг-бэнды, свинг, классический джаз. Именно на это я и рассчитывал, когда задал ей задачку с теми старыми песенками.
А потом однажды утром я прочитал в одной из газетенок со скверной печатью некролог, посвященный некоему банкиру и инвестору с Уолл-стрит, Эджертону Мейкпису, у которого руки были по локоть в крови во время последнего финансового кризиса, но которого, конечно же, никогда ни в чем не обвиняли, не преследовали и не возбуждали никаких исков. Он недотягивал до класса Берни Мейдоффа[44], но был близок к этому. Он финансировал некоторые постановки на Бродвее, однако, что более важно, кое-кто на Бродвее потерял при его содействии тонны денег. Он погиб, утонув в Ист-Ривер во время посещений «Саут-стрит сипорт», своего рода тематического морского парка, посвященного XIX веку и располагающего целой флотилией исторических кораблей. И мне пришло в голову, что это снова принялся за работу Бродвейский Палач, но новый, представитель следующего поколения, дочка и помощник при подготовке мемуаров, Элинор Беласко, может, при содействии какого-нибудь соучастника. Но я быстренько отбросил эту мысль.
Однако в тот же самый день Эван заявилась ко мне с очередным визитом, очень возбужденная.
– Дедуль, – сказала она, – это все разошлось в виртуале. Все это постят и перепостят, в жутких количествах!..
– Попробуй сказать это нормальным языком, – попросил я.
– Это разошлось по всему Интернету, и никто не понимает, откуда оно взялось.
– Что именно?
– Цитата. «А нам плевать, мы не моргнем и глазом,/ Пусть банки в Йонкерсе и лопнули все разом!»
ДЖОН Л. БРИН является автором восьми романов, два из которых вошли в шорт-лист претендентов на «Дэггер эуорд», а также более сотни рассказов. Его последняя книга – это «Угроза ностальгии и другие истории». Он уже давно выступает в качестве обозревателя и колумниста журналов «Эллери Куинн мистери мэгэзин» и «Мистери син», он дважды лауреат премии «Эдгар эуорд» по категории литературных критиков. Проживает в Южной Калифорнии, но, тем не менее, очень любит Нью-Йорк.
Бен Х. УинтерсПопался!
Одноактная пьеса с разоблачением в конце
Студия L, ничем не примечательная репетиционная студия в огромном муравейнике ничем не примечательных репетиционных студий, известных под общим названием «Студийный комплекс Мейерса-Питтмана», расположенная на шестнадцатом этаже высоченного невзрачного здания в Челси, в двух кварталах к югу и на одну длинную авеню дальше от Управления порта. Стены все в сплошных зеркалах; пол размечен цветной лентой; столы и стулья расставлены так, чтобы представлять декорации реальной постановки.
На авансцене – стол с реквизитами, заваленный самым разнообразным оружием. Пьеса, которая сейчас репетируется, – бродвейский триллер «Смертельная ловушка» Айры Левина, и на столе выложена отличная коллекция оружия, необходимая для данного спектакля, то есть куча револьверов, наручников, булав, мечей и боевых топоров.
ПАТРИК УОЛФИШ, помощник режиссера; он в черных сапогах, в черной одежде и в черном настроении. Сидит, сложив руки на груди, и злобно хмурится, являя собой сочетание образа административного могущества, социальной неуклюжести и незащищенности, что есть явный признак принадлежности к техническому персоналу.
ЭЛСИ ВУДРАФФ, режиссер, молодая и энергичная. Пока остальные разговаривают, она кивает и хмурит брови, словно рассматривая высказанные идеи и оценивая их по собственной шкале от единицы до четырех. Когда говорит она сама, то здорово жестикулирует, словно полагает, что должна постоянно всем руководить.
ЛЬЮИС КЭННОН, красивый молодой актер, играющий роль Сидни Брула; он носит солнечные очки даже в помещении, а за ухом у него неприкуренная сигарета. Говорит медленно и напыщенно, с преувеличенным чувством собственного достоинства, приличествующим звезде более крупного калибра, нежели он.