МАРКУС ВОУВЕЛЛ, красивый молодой актер, играющий роль красивого молодого драматурга Клиффорда Андерсона; слишком театральный даже для человека из театрального мира. С виду очень мужественный, с мускулистыми руками и выдающейся нижней челюстью, но в целом производит впечатление крайне претенциозного человека, правда, чрезвычайно приятного в первые тридцать секунд игры.
Детектив МА ВОН служит в отделе по расследованию убийств Городского департамента полиции Нью-Йорка. Манера вести себя у нее весьма деловая и строгая, что резко отличается от глупого и часто бессмысленного поведения всех остальных, кто ее окружает.
Поднимается занавес. Детектив ВОН задумчиво стоит возле стола с реквизитами, листая свой блокнот. Через секунду включается еще один прожектор и освещает правую часть сцены у задника и сидящего там на стуле ПАТРИКА УОЛФИША со скрещенными на груди руками, что означает раздражение и неудовольствие. Их диалог здорово отдает импрессионистскими штучками, поскольку они оба обращаются напрямую к аудитории.
ВОН: «Смертельная ловушка». Это что, пьеса?
ПАТРИК: Да. Это пьеса. Об убийстве. Вообще-то, это пьеса про пьесу об убийстве. Молодой драматург посылает свою первую пьесу более пожилому драматургу, а тот ведет творческий семинар, в работе которого принимает участие молодой драматург. Это описание пьесы внутри пьесы, но это то же самое, что и сама пьеса. Обе пьесы называются «Смертельная ловушка». Очень метафорично. Ее особенность… вообще-то, первая из особенностей…
ВОН (поднимает руку, останавливая его): Я просто хотела получить подтверждение, что это пьеса.
ПАТРИК: Да. Это пьеса.
ВОН: Тогда это объясняет наличие оружия.
ПАТРИК: Ага. Это все есть в авторских ремарках к пьесе. «Комната оформлена театральными афишами в рамках и украшена коллекцией оружия, наручниками, булавами, мечами и боевыми топорами».
ВОН: А вы можете всю пьесу наизусть прочесть?
ПАТРИК: Это моя работа.
ВОН: Вы помощник режиссера?
ПАТРИК: Да. Это моя работа – знать текст наизусть. И еще организовывать и проводить репетиции, обеспечивать безопасную и продуктивную рабочую обстановку, и…
ВОН (поднимает руку): Я просто хотела услышать подтверждение, что именно вы – помощник режиссера.
ПАТРИК: Да.
ВОН: И вы в прошлом работали с продюсером, с Отто Клейном?
ПАТРИК: Девять постановок и бухгалтерия.
ВОН: Ну, значит, девять. Мистер Клейн был избит до смерти, вы помните, мистер Уолфиш? Его тело было обнаружено нынче утром, оно было засунуто между автоматом с закусками и… (она заглядывает в свой блокнот) и автоматом, продающим газировку «Доктор Пеппер».
ПАТРИК: Точно. Ага. Я помню.
ВОН роется в кармане и достает мобильный телефон.
ВОН: А вам известно, что это такое?
ПАТРИК: Телефон.
ВОН: Это телефон мистера Клейна. Прочтите, пожалуйста, что там, на экране.
Она поднимает телефон выше; ПАТРИК наклоняется вперед и прищуривается, читая текст.
ПАТРИК: Но… но я это ему не посылал! Зачем мне было посылать ему такое?
ВОН: У меня к вам тот же самый вопрос.
ПАТРИК: Но я это не посылал! Серьезно! Я свой телефон вчера потерял.
ВОН: Где?
ПАТРИК: Здесь. Во время репетиции.
ВОН: Вот как! Кто-то с вашего телефона отправил мистеру Клейну сообщение, попросив его приехать сегодня утром на час раньше, и, когда тот приехал, этот человек ударил его дубинкой по голове и убил, а тело засунул за автомат с «Доктором Пеппером». Но это были не вы, потому что (очень демонстративно перелистывает свой блокнот) вы потеряли свой телефон. Вчера.
ПАТРИК (вставая): Да. Да! Ну, вообще-то, я его не терял. Его у меня кто-то украл. Убийца!
ВОН: Сядьте, пожалуйста.
ПАТРИК (по-прежнему стоя): Спросите у моего мужа! Спросите у Питера! Когда я вчера вечером вернулся домой после репетиции, я там все облазил, разыскивая этот проклятый телефон! Спросите у него!
ВОН: Хорошая мысль. Где он сейчас?
ПАТРИК: Сейчас? Он работает. Он актер.
ВОН: Он участвует в этой репетиции?
ПАТРИК: Нет, нет. Он… он сейчас не участвует ни в каком шоу. Он должен был танцевать свинг в мюзикле «Медовый месяц в Вегасе», но тамошний хореограф его просто ненавидит!
ВОН: Ну и где же он?
ПАТРИК: Он поет на улице. И еще ездит на поезде и поет песенки из репертуара Гилберта и Салливана[45].
ВОН: Ну хорошо. Я пошлю кого-нибудь, чтобы его разыскать, и мы все это проверим. (Достает свой телефон, чтобы сделать звонок.)
ПАТРИК: Послушайте, детектив. Детектив! Я никогда в жизни никого не убивал!
ВОН: В таком случае вы свободны.
ПАТРИК: Правда?
ВОН: Сядьте, пожалуйста.
Луч прожектора, направленный на ПАТРИКА, теряет яркость, и он неохотно садится, а ВОН продолжает стоять в пятне света. Выдав в телефон инструкции, она перемещает внимание на левый задний край сцены, куда падает новый луч прожектора, освещая МАРКУСА ВОУВЕЛЛА, перевозбужденного и чрезмерно изображающего жуткие эмоции.
МАРКУС: Я просто… Я просто… Я просто не могу поверить! Мертвый? Клейн мертв?! Не может он быть мертвым! Я хочу сказать, у меня такое ощущение, что он сейчас здесь, в этой самой студии!
ВОН: Вообще-то, мистер Воувелл, мы еще ждем приезда коронера. А мистер Клейн все там же, рядом с автоматом с «Доктором Пеппером», если вам хочется его увидеть.
МАРКУС: Ох, бог ты мой, нет уж, спасибо! Я такого не выдержу. Просто это так печально, так ужасно странно! У меня раньше никто из знакомых не умирал. Мой друг Ригоберто был однажды серьезно болен, и он был уверен, что у него рак. Он со всеми нами распрощался, со всеми по очереди, а потом доктор сказал, что это у него несварение желудка и ему просто нужно получше пережевывать пищу. А ведь он был так близок к смерти! Ужасная история!
ВОН: Мистер Воувелл, кто вчера присутствовал на репетиции?
МАРКУС: Вчера, вчера… О’кей, давайте поглядим… Мы репетировали второй акт, вторую сцену. Такая отличная сцена! Сидни выдает эту свою шокирующую речь, а потом поворачивается к Клиффорду, смотрит на него и продолжает: «Всё. Мой монолог закончен. Теперь твоя очередь говорить». И тогда Клиффорд – это я, я играю роль Клиффорда – такая прекрасная роль! – я говорю: «Надеюсь, ты пожалеешь это прелестное личико!» Мне страшно нравится эта фраза. Страшно нравится! Это такая прекрасная пьеса!
ВОН: Никогда ее не видела.
МАРКУС: Ох!
ВОН: Я не часто хожу в театр.
МАРКУС: А жаль!
ВОН: Я видела фильм «Король Лев».
МАРКУС: Ох! Не правда ли, роскошный фильм? Не правда ли, просто потрясающий?
ВОН: Э-э-э… Чтобы львы пели? Нет, я в такое не верю. Итак, кто вчера присутствовал на репетиции?
МАРКУС: Верно, верно, верно, верно. О’кей. Я, это очевидно, плюс Льюис Кэннон, он играет Сидни. Вы про него слышали.
ВОН: Нет.
МАРКУС: О’кей, ладно. Он актер. Потом Патрик Уолфиш, конечно, он же помощник режиссера. И Элси, она режиссер. И мистер Клейн. Продюсеру вовсе не обязательно присутствовать на репетициях, но он всегда тут. Ага, всегда. Но вот теперь он мертв – нет, не могу поверить, что он мертв! Это так… так…
ВОН: Печально, да, вы уже это говорили. Маркус, вы получили вчера вот такое сообщение?
Поднимает телефон, как в прошлый раз.
МАРКУС (читает, сперва поражен, потом приходит в ужас): Нет! Погодите… погодите. Ох, боже мой! Патрик убил Клейна! Патрик его убил! Это чистое безумие! Он убил его? Помощник режиссера убил? Да зачем ему это делать?!
ВОН: Хороший вопрос. У вас есть идеи, почему мистер Уолфиш мог желать смерти мистера Клейна?
МАРКУС: Нет! Мистер Клейн был потрясающий человек! Прекрасный человек! Прекрасный! Его все любили! Все!
Свет гаснет, оставляя плачущего Маркуса, а на авансцене слева мы видим Элси Вудрафф.
ЭЛСИ: Этот человек был настоящим чудовищем. Совершеннейшим чудовищем. Если б мне пришлось составлять список самых отвратительных людей в мире, я бы первым поставила Клейна, а вторым – того парня из церкви, который пикетирует похороны солдат, потому что, видите ли, считает, что Господь ненавидит голубых. Или, возможно, вторым был бы Башар Асад[46], а потом этот малый из церкви. Но Клейн точно был бы первым!
ВОН: Значит, вы рады, что его убили, мисс Вудрафф?
ЭЛСИ: Этого я не говорила. Смерть – это отвратительно! Но я не стану по этому поводу рвать на себе волосы, это все, что я хочу сказать. Он был скверный продюсер и скверный человек.
ВОН: А почему же тогда вы стали с ним работать?
ЭЛСИ: Ну, детектив, вы когда-нибудь слыхали про деньги? Это такие тонкие зеленые бумажки; людям они нужны, чтобы платить за разные вещи. Я вот живу в Уильямсберге, в доме без лифта, и это мне обходится в две штуки в месяц. Мне нужна работа. Кроме того, мне нравится эта пьеса. Клейн был безмозглый идиот, но сама идея возобновить постановку «Смертельной ловушки» в качестве экспериментальной малобюджетной драмы и не на Бродвее была отличной. Правда, некоторые были с ним не согласны.
ВОН: Да неужели? И кто такие были эти некоторые?
Яркий луч прожектора, падавший на Элси, ослабевает, а освещавший Патрика, наоборот, становится ярким. Патрик здорово раздражен.
ПАТРИК: А я никогда и не скрывал своего мнения! Возобновить постановку «Смертельной ловушки» было неверным решением. Это было сентиментальное решение Клейна, ему очень нравилась эта пьеса, но у него не было никаких шансов заинтересовать ею современную аудиторию.
ВОН: И почему?
ПАТРИК: А она устарела, вот почему. Там сплошь электрические пишущие машинки, копии текстов, напечатанные через копирку, домашние телефоны… Кому это теперь интересно?
ВОН: Вы полагаете, что современная публика не знает, что такое домашний телефон?