– Держись, сестра, – сказала Варя и вдруг улыбнулась. – Ты должна победить этого демона. Может быть, и мне твоя победа со временем пригодится.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Маня озабоченно.
– Пока ничего, – уклончиво ответила Варя, – пока ничего.
Маня не стала допытываться у сестры ответа: последние годы Варя стала совсем скрытной, как мать, да и Маню больше волновала ее проблема с материнским согласием на брак.
Людмила Казаринова обычно по вечерам готовилась к предстоящим урокам или занималась своими рукописями (она была одним из составителей школьного учебника по физике), но сегодня она поняла, что должна немедленно действовать.
Конечно, хоть Маня и не показывала ей своего кавалера, но Людмила уже давно все узнала. Она побывала в общежитии, выяснила его имя – Амин Альсаади, посмотрела на него, когда он ходил туда-сюда по коридору. Самое интересное заключалось в том, что он ей понравился: он был приятным на вид парнишкой. Он наверняка порядочный человек и совершенно точно сын хороших родителей. Не будь он ливанцем, то есть мусульманином, она бы слова против не сказала, тем более что ее дочь была покладистой, не блистала никакими талантами и, понятное дело, была бы хорошей женой. Но допустить, чтобы Маша, дочь еврея, жившего в Израиле, вышла замуж за мусульманина, Людмила не могла.
То, что ее когда-то любимый муж, ее Борис, был вынужден уехать в Израиль, она узнала в тот же день, когда его вызвали в ОВИР. Тогда, собирая чемодан, дрожащим голосом он твердил, что уезжает, чтобы сохранить жизнь Люде и детям. Он говорил, что очень скоро вернется или заберет их с собой. Но потом он надолго пропал и позвонил ей только несколько лет назад, в 1989 году, когда перестройка была в разгаре, и когда… она давным-давно от обиды оформила их развод и вернула себе и детям свою фамилию.
Это было так: однажды вечером, когда она допоздна засиделась на работе в школе, раздался телефонный звонок. Она взяла трубку, и на ее «Алло!» какой-то до боли знакомый мужской голос спросил: «Люда… Людочка, это ты?»
Она окаменела. Потому что это был Борис. Мужчина, от которого она родила двоих детей и который внезапно и навечно исчез в один вечер, не подав никакого знака, не написав никакого письма, или записки, или телеграммы… И после исчезновения которого вновь приходила его бывшая любовница и не без удовольствия сказала ей: «Ну что, он и вас бросил? Очень похоже на него. И он не сказал, что его пригласили работать в Америку, в университет? За сумасшедшие деньги? Да-а… А мне позвонил и все доложил… Что ж… Сочувствую вам, Люда».
Так что Людмила Казаринова не знала, что можно сказать этому голосу в трубке. Обвинять? Разве она могла его обвинять? Да и в чем? Что он, будучи талантливым человеком, нашел лучшую долю? Что он бросил ее и детей? Так разве она была одна такая – женщина, которую бросил муж?
– Как живешь, Борис? – как будто чужими губами холодно произнесла Людмила.
– Людочка, я в Москве, я хочу увидеться с тобой! Я все тебе объясню! Я хочу увидеть детей! Я хочу, чтобы они поехали со мной, ко мне! Я теперь все могу. Политическая ситуация такая, что теперь я могу…
– А где ты живешь, Борис? – ледяным голосом спросила Людмила.
– Я в гостинице «Садко»! – обрадованно заговорил Борис.
– Нет, я не спрашиваю, где ты остановился в Москве. Я спрашиваю, в какой стране ты живешь?
– Я живу в Израиле, я работаю в университете, в Хайфе, и там я…
– Послушай… – перебила его Людмила. – Подожди. Я не хочу никаких подробностей. И не хочу встречаться с тобой. Также я не хочу, чтобы ты встречался с детьми. Я не верю, что за все эти годы ты не мог прислать нам письмо или телеграмму… Ты почему-то о своих успехах и об Америке сообщил своей бывшей любовнице. Она была с тобой на связи. Так что я хочу, чтобы ты навсегда зарубил себе на носу: в Москве у тебя никого нет. Ни женщины, ни детей, которых она тебе родила и вынуждена была отправить в Сибирь, к бабке, чтобы здесь я могла заработать им на жизнь, и которых ты не хотел знать.
– Люда… ты… ты… Я просто боялся навредить вам! Но теперь я здесь! Я не женился, у меня нет других детей. Я столько лет мечтал встретиться с вами, и вот теперь я могу! Да, некоторое время я жил в Америке как нищий! Я не мог работать там по специальности! Только когда я перебрался в Израиль, я смог продолжить карьеру преподавателя… И… Я не связывался с моей бывшей! Потому что это именно она подстроила так, что меня в течение суток просто выкинули из страны… Я через такое прошел! Люда, я не хочу сейчас оправдываться! Я… я… Давай просто встретимся, и я все расскажу, и мы все решим! – с отчаянием почти кричал в трубку Борис.
– Ты и раньше говорил: «Мы все решим!» Но ты решил все для себя, сам для себя, а потом просто исчез. Не звони мне никогда. И не смей разговаривать с детьми! Они тоже натерпелись! До свидания!
– Люда, умоляю, послушай меня! Ты не имеешь права так говорить! Это ведь и мои дети тоже! Подожди, через полчаса я буду у тебя…
Борис еще что-то кричал в трубку, но Людмила уже не слушала. У нее все давно перегорело: и любовь к Борису, и ощущение себя как красивой, привлекательной женщины… Она пробовала заводить романы, но у нее ничего не получалось, как будто что-то внутри надломилось и совсем не подлежало починке. Так что ей тогда не захотелось видеть его.
Потом, через два дня, ее мать, Капитолина Ефимовна, звонила ей и говорила, что Борис объявился и вызвал ее на переговорный пункт, но она отказала ему тоже и даже пообещала вызвать милицию, если он заявится к ним.
Так что встреча тогда не состоялось. Зато Людмила узнала, что он жив и здоров и что живет в Израиле и вполне благополучен.
Людмила хорошо знала об арабо-израильских конфликтах. Да и кто не знал о них? Зачастую это было главной темой в новостях, так что ей было яснее ясного, что этот союз – между ее дочерью (наполовину еврейкой) и Амином (арабом, мусульманином) – ни в коем случае не должен был состояться. К тому же Людмила хорошо знала, что политическая ситуация в мире была по-прежнему неустойчивой, и никто не мог дать гарантии, что в один прекрасный день из страны не вышлют всех иностранцев или детей, рожденных от иностранцев, или еще что-нибудь в этом роде… И еще она думала о том, что если международные отношения все-таки будут мирными, вполне может случиться такое, что в случае развода Амин легко отнимет у Мани детей. И получится так, что она будет жить в России, а Амин в Ливане или в Германии с ее детьми. И ее дочь и, следовательно, она, Людмила, никогда не увидят этих детей! А принятие мусульманства? А хиджабы и права женщин?
Нет, она совершенно точно не должна допустить этот брак! Конечно, она знала, что Маня будет долго горевать: она хорошо знала свою дочь, которая легко и надолго привязывалась к людям. Но что делать?! Она, Людмила, мать и взрослый, думающий, человек, и ей с высоты собственного опыта видно то, чего еще не видно юной, ничего не смыслящей в жизни Мане.
– Машенька, – ласково произнесла мать, стучась к Мане в комнату. – Дочка, можно я зайду?
Маня, готовившаяся ко сну и уже сидевшая на кровати, насторожилась: мать была такой ласковой, какой бывала редко. Особенно это было странно после их сегодняшнего разговора.
Мать села напротив Мани.
– Доча, ты прости меня, – сказала Людмила. – Я сейчас серьезно думала и поняла, что я просто не имею права стоять на пути твоих решений. Я думаю, что ты на самом деле имеешь право выходить замуж за того, за кого хочешь. Завтра встречайся с Амином, послезавтра он полетит домой и спросит разрешения у своих родителей. И если они будут согласны, то и я благословляю вас.
– Мамочка!!! – взвизгнула радостная Маня и бросилась целовать и обнимать мать и, не чувствуя никакого подвоха, начала благодарить ее за то, что она передумала.
Людмила вышла из комнаты дочери, и счастливая Маня моментально уснула. И лишь Варя, притаившаяся в соседней комнате и еще не успевшая заснуть, почувствовала в этом всем неладное.
На следующий день Маня встретилась с Амином. Он очень волновался перед этой встречей, потому что наутро он улетал к родителям в Германию, чтобы побыть с ними и спросить разрешения на женитьбу.
Маня видела, что он был совершенно невыспавшимся: у него были красные глаза, потому что почти всю ночь он выстраивал для родителей безупречную систему аргументации, чтобы доказать то, что его Маша – невеста, которая подходит ему как никто другой. И к утру он решил, что все его аргументы вполне весомые, и только тогда он позволил себе поспать пару часов. Но сейчас, встретившись с Маней перед отъездом, он был совершенно счастлив: экзамены были сданы на «отлично» (и ему не придется краснеть перед отцом), скоро он увидит родных и совсем скоро он сможет жениться на своей любимой.
Маня тоже была счастлива. Она, счастливая, рассказала Амину о том, что мать дала согласие на их брак, и теперь она будет ждать его, Амина, в Москве, чтобы пожениться и быть вместе навсегда.
Маня взяла на работе отгул, поэтому они могли целый день гулять с Амином. Они болтались целый день по Москве, много смеялись, ели мороженое, катались на карусели, то и дело целовались, и им казалось, что во всем мире не было никого счастливей их двоих.
Вечером Амин проводил Маню домой и по привычке хотел сразу уйти, но Маня попросила его зайти и познакомиться с ее матерью. И Амин согласился.
– Мамочка, это мой жених, мой Амин! – сияя, сказала Маня матери, едва они вошли в квартиру.
Людмила выглянула из своей комнаты и приветливо улыбнулась Амину:
– Добрый вечер, Амин!
– Добрый вечер, Людмила Егоровна! – солидно и радостно, пусть и немного волнуясь, ответил Амин.
– Приятно познакомиться, Амин!
– Давайте попьем чаю все вместе! – предложила счастливая от этой встречи Маня.
– Мне кажется, уже поздно, – ответил Амин.
– Да, действительно, уже поздновато, – согласилась Людмила. – Давайте так: когда Амин вернется от родителей, я устрою праздничный ужин, и мы все обсудим. Договорились?