– Я предлагаю вам стать моей женой, Маша, – спокойно сказал Максим.
– Какой женой? – поперхнулась шампанским Маня.
– Моей женой. Законной, – уточнил Максим.
– Почему? – шепотом спросила Маня. – У нас же нет романа… Ну, в смысле не было романа до этой минуты. И… и… мне казалось, что такой человек, как вы… Не должны делать предложение такому человеку, как я, потому что… потому что…
– Почему же я не должен делать предложения такому человеку, как вы? – вопросительно поднял брови Максим.
– Я… я… не знаю, – сдалась Маня.
Она в данный момент даже не волновалась, настолько происходящее казалось ей то ли шуткой, то ли розыгрышем, то ли желанием шефа изысканно поиздеваться над своей помощницей.
– Если вы имеете в виду то, что у нас с вами не было никаких романтических отношений, то я сразу вам скажу, что я в них не нуждаюсь и очень ценю женщин, которые не настаивают на них. Я предлагаю вам стать моей женой, и все. В конце концов, между подачей заявления в загс и регистрацией брака пройдет некоторое время, и если вы передумаете, то мы тогда все отменим. Но если вы согласитесь, то свадьба состоится, и надеюсь, что вы не разочаруетесь в вашем решении.
– Можно я подумаю до завтра? – спросила Маня, у которой кружилась голова – то ли от шампанского, то ли от этого странного предложения, то ли… да она и сама не знала, от чего.
После ужина они разошлись по своим номерам. И Маня решила, что таким образом Максим дает ей время одеться в лучшую ночную рубашку и… может быть, придет к ней, чтобы провести ночь…
И тут она в самом деле запаниковала, потому что ей было уже двадцать с лишним, а у нее еще ни разу не было близости с мужчиной… И единственный, кого она когда-то хотела, был Амин. И больше никто никогда не вызывал у нее никакого подобного желания…
Конечно, Максим ей нравился, даже очень, и она даже чувствовала влюбленность. Но эта влюбленность была какой-то странной… Казалось, эта влюбленность захватывала только ее ум и, может быть, самый краешек сердца, но тело… Тело совсем не отзывалось на тепло тела Максима, когда он оказывался рядом с ней. Когда Амин был рядом, она вспыхивала как факел, она хотела его, она хотела слиться с ним воедино, хотела быть его продолжением, хотела говорить с ним, слушать его, вдыхать его запах, чувствовать тепло его тела… А Максим… Максима она… даже боялась. И уж точно совсем не могла представить его с собой в постели. И даже когда она пыталась представить себя вместе с шефом в постели, у нее это не получалось.
Мысли ее путались, скакали с предмета на предмет, и в итоге Маня рассудила так: раз он сделал ей предложение, то теперь совершенно точно ждет от нее следующего шага. Шага, который заключался в том, чтобы она пришла к нему в номер и отдалась ему! В конце концов, она всегда делает то, что он хочет. Он ведь шеф! И еще Маня прямо сейчас поняла, что она даже не думает, принимать ли предложение, конечно, она выйдет за него. Потому что… потому что… тогда Амин узнает и поймет, что она не такая уж и никчемная, как думают он и его родители… и вообще, она взрослая, да и ее мама поймет наконец, что она в состоянии привлечь внимание такого серьезного и успешного человека, как Максим… Мама…
Тут Манины скачущие как белки мысли вдруг остановились, уткнувшись в слово «мама»… Вот у кого была сложная жизненная ситуация! Вот бы посоветоваться с мамой, как ей, Мане, быть сейчас, в момент такого трудного выбора… Только это невозможно… Мама никогда не открывалась перед детьми, не обнажала перед ними свои слабости и сомнения, только иногда, как когда-то в Петухове, во время стычек с ее собственной мамой, она представала перед детьми беззащитной и уязвимой, и дети жалели ее, и она становилась ближе к ним. Но теперь такого не случалось: она отныне всегда представала перед детьми уверенной в своих суждениях, опытной женщиной. И, по Маниному мнению, все ее советы сводились к тому, чтобы учиться, работать и не увлекаться мальчиками, хотя судьбы матерей и отцов для детей – это тайны за семью печатями. И сама-то мама уж точно не следовала своим советам: она нарушила все правила, какие только могла нарушить, и теперь, это было очевидно, хотела исправить все свои ошибки, только в судьбах своих детей.
Но Мане страстно хотелось услышать мамину историю от нее самой, чтобы понять, что же такое произошло между нею и отцом! Маня сама в этом случае сделала бы выводы – что в женских судьбах их рода есть зло, а что есть благо, но… именно Маня и остальные дети не знали ничего, и им оставалось брести по неосвещенному полю своей жизни на ощупь.
Маня еще немного посидела на своей кровати, потом медленно встала, приняла душ и надела красивую легкую кружевную ночную сорочку, которую купила сегодня, надела сверху легкий шелковый халатик и, тяжело вздохнув, вышла из своей комнаты и понуро побрела в номер Максима.
Было уже совсем поздно. В коридорах отеля никого не было, и Маня, к своему счастью, без свидетелей добралась до номера Максима, который находился на другом этаже.
Она постучала в дверь, но ей никто не ответил. Маня удивилась, ведь на часах был уже час ночи. Она со словами «Максим, вы там?» постучала еще раз, и только после этого услышала в комнате шорох, легкий стук шагов. Наконец к Мане вышел Максим. Он выглядел безупречно – точно так, как выглядел несколько часов назад в ресторане.
– Маша, а что вы здесь делаете так поздно в таком виде? – невозмутимо осведомился Максим.
– Я? Я думала, что вы… сделали мне предложение, и вы вроде бы имели в виду, что я должна к вам прийти и… – Маня не закончила фразу и смущенно замолчала.
– Вы пришли дать мне ответ? – официально уточнил Максим, как будто Маня пришла к нему не ночью в неглиже, а в официальной форме одежды.
– Нет… то есть да, то есть… – сказала Маня, ощущая нарастающее неприятное волнение из-за того, что эти вечер и ночь, когда ей сделали предложение, складывались очень странно.
– Мне доставили цветы, которые я собирался завтра подарить вам, – спокойно ответил Максим и вручил Мане несколько роз, которые неизвестным образом вдруг появились у него в руках, – но раз уж вы зашли сегодня, то скажите – согласны вы выйти за меня замуж?
– Не знаю, – вздохнула Маня, чувствуя себя совсем неуважаемой, глупой девчонкой, которую жизнь затягивает в очень странный водоворот событий.
– Зайдите ко мне в номер, сядьте, – пригласил Маню Максим.
Маня вошла в номер.
– Так вы согласны? – настойчиво повторил Максим.
Маня почувствовала внезапную тоску, которая еще меньше соответствовала тому, что ей только что было сделано настойчивое предложение. Она вдруг совсем незапланированно, крайне неуместно вспомнила вечер, когда несколько лет назад Амин предложил ей стать его женой. Они оба в тот день парили от любви в небесах. Они желали друг друга, они были связаны друг с другом невидимой нитью, они были продолжением друг друга, они не представляли себе жизни друг без друга. Они тогда лежали вдвоем на постели, чувствуя жар любви, распространявшийся по их телам и душам… И если бы не эти странные, загадочные обстоятельства, если бы не родители Амина, не пожелавшие видеть Маню своей невесткой, все было бы хорошо и они действительно были бы вместе… И, скорее всего, у них уже были бы общие дети, и они все вместе, семьей, гуляли бы здесь… в Германии… в парке, а потом шли бы домой… В один из подобных хорошеньких, почти пряничных, домиков, которых она вдоволь насмотрелась здесь, в Дюссельдорфе… А потом бы они поехали к ее бабушке в Петухово, и там они бы все вместе гуляли по лесам, полям и берегам Большой Реки, где Маня когда-то бродила одна и была такой одинокой до встречи с Амином…
Маня заплакала, чувствуя сейчас себя одинокой, как никогда, и ответила Максиму:
– Да, я согласна.
– Вот и хорошо, – сказал Максим и протянул Мане бумажный носовой платок, чтобы она вытерла слезы, и добавил бесстрастно: – Вы волнуетесь, это нормально в подобной ситуации. Пойдемте, я провожу вас в вашу комнату.
Максим проводил Маню в ее номер.
Всю ночь Маша не спала: то она думала, что ей сейчас нужно идти к нему и отказаться от этого странного замужества, а заодно и уволиться с работы; то она готовила монолог, в котором она отказывалась от заключения брака, но оставалась на своей должности; то она хотела сбежать прямо сейчас в аэропорт, сразу же улететь в Москву и совсем пропасть с радаров, благо рейсов было предостаточно… Но, совсем измучившись к утру, она вдруг волевым решением остановила поток мыслей и приняла одно-единственное решение, которое казалось мало-мальски верным: покориться судьбе.
Оставшиеся два дня Максим занимался своими делами, а Маня почти все время просидела в своей комнате, лишь изредка выбираясь подышать чистым воздухом. И хоть ей было невыносимо тоскливо от ощущения надвигавшейся безысходности, все же с ней произошло одно удивительное событие.
Однажды от нечего делать она стала рассматривать содержимое шкафов и тумбочек номера. Почти везде было пусто, если не считать разных информационных буклетов: где и во сколько можно было позавтракать, какие дополнительные услуги оказывал отель своим постояльцам и так далее, но в одном из ящичков лежал русскоязычный буклет о Дюссельдорфе.
Она с интересом открыла этот буклет и увидела статью о парках Дюссельдорфа. Один из парков назывался «Хофгартен»: статья, снабженная красочными фотографиями, гласила о том, что когда-то рядом с этим парком находился дом, в котором жил великий русский поэт Василий Андреевич Жуковский.
Маня вздрогнула, и по ее коже разбежались мурашки: когда-то в детстве она нашла в бабушкиной библиотеке томик стихов Жуковского, и там, в этом томике, она прочла стихотворение «Светлана» – жуткое, захватывающее и таинственное. Маня вспомнила, как несколько дней она скакала на одной ножке, твердя в такт: «Раз в крещенский вечерок девушки гадали…»
Все это показалось ей хорошим знаком. Да-да, ей вдруг подумалось, что Амин мог жить здесь, в Дюссельдорфе, он вполне мог гулять в этом парке… (Тут она рассердилась на себя: как же могло случиться так, что она, столько времени находившись рядом с Амином, не удосужилась спросить его – в каком городе живут его родные?)