Манино счастье — страница 33 из 70

Она и одна-то не бывала. Особенно в последние годы. Быть одной всегда означало «быть в страхе», «думать о страшном», «бояться того, что может произойти». Поэтому она старалась не принимать пищу в одиночестве: еда просто не лезла ей в горло.

Но именно сегодня что-то изменилось. Маня с удовольствием ощущала пространство вокруг себя и с удовольствием находилась одна в этом пространстве.

Услышав, как уборщица моет в коридоре полы, Маня вышла к ней и отпустила ее домой. Чтобы впервые остаться в доме совершенно одной.

Она с удовольствием выпила черный кофе и съела бутерброд с ароматным швейцарским сыром. Потом приняла долгий душ, вытерлась теплым пушистым полотенцем, уложила волосы и надела новое сиреневое платье из итальянской тонкой шерстяной ткани.

Проделав все это, Маня почему-то села за письменный стол в кабинете мужа и положила перед собой чистый листок и ручку. И удивилась этим своим приготовлениям. Ведь она совершенно не собиралась ничего писать, она, в общем, почти никогда ничего не писала от руки, разве что список покупок перед походом по магазинам.

Но сейчас, когда она вдруг ощутила, что она возникла в пространстве, и когда она осознала, что она существует окончательно и бесповоротно, она словно встала на ноги. И ей немедленно захотелось навести порядок и в пространстве, и в мыслях, и в самой себе.

Она взяла в руки ручку и поднесла ее к бумаге. В голову ничего не пришло, но рука сама вдруг взяла и написала: «Я хочу радости».

Маня удивилась и написала вопрос: «Какой радости?»

И тут же, улыбнувшись, написала ответ: «Любой».

После она решительно встала, порвала эту бумагу на мелкие клочки и ушла в свою спальню, где включила компьютер.

Она открыла сайт «Анонимные знакомства», быстро заполнила анкету и села ждать. Но не прошло и минуты, как на ее мейл пришло письмо с этого самого сайта.

Часть 4

Саша взглянул на часы и еле заметно скривил тонкие губы: до конца лекции оставалось десять минут. Беременная студентка, сидевшая за первой партой, беспрерывно зевала. Фамилию будущей мамочки Саша не знал, да и знать не хотел. На экзамене она наверняка покажет пузо вместо интегралов, и придется ставить тройку. Ее соседка всю лекцию беззастенчиво болтала по мобильному телефону, который стоил больше, чем несколько Сашиных зарплат, и это тоже раздражало его.

Дома Сашу тоже все раздражало: квартира, обветшавшая еще до Сашиного рождения; какой-то старушечий запах и вечное материно нытье: «Когда ты женишься?»

В тот декабрьский день его матери дома не было, и сигарет тоже не было. Саша, чертыхаясь, поплелся в универсам. Взяв пачку Marlboro, он встал в очередь в кассу. Очередь двигалась медленно, и Саша без интереса рассматривал то свои руки, то пачку сигарет.

Вернувшись домой, он закурил и с раздражением вспомнил, как его друг, физик Эдик, вечно подтрунивал над ним, мол, Саша спит со всеми своими студентками, ибо наверняка они пытаются получить свои пятерки через постель.

Саша свирепел, когда это слышал, потому что Эдик нащупал его самое больное место: девушки не обращали на Сашу никакого внимания, наоборот, он явно чувствовал, что они испытывали к нему какую-то брезгливость. Конечно, у него не было такого лоска, как у иных богатеньких сыночков, которые водились в его университете в изобилии. Да и откуда было взяться этому лоску, когда от жизни Саша совершенно не испытывал никакого удовольствия. Он чувствовал усталость, раздражение и разочарование. Время от времени у него, конечно, бывали в гостях женщины. Если матери не было дома. Была однажды коллега – Елизавета Михайловна, некрасивая, толстая, но волевая и умелая.

Елизавета Михайловна красила глаза отвратительными жирными тенями, которые постепенно скатывались в грязные комочки. Встречался Саша с ней ради односекундной разрядки, после наступления которой он старался выставить Елизавету Михайловну. Тогда она уходила, но, что-нибудь специально забывая, вновь возвращалась. После того как встречи с ней сами собой сошли на нет, у него была студентка. Но с ней ему совершенно было не о чем разговаривать. Так что и со студенткой у него ничего не вышло.

После исчезновения Елизаветы Михайловны и студентки наступила тишина: она была тошнотворной. Внутри ее ничего не происходило. Тишина пожирала его.

Но сегодня, вспомнив подтрунивание Эдика, Саша особенно сильно разозлился. Он попытался снять эту злость, выпив немного пива. Но это не помогло. Наоборот, его злость стала только сильнее.

И тогда Саша вдруг сделал несвойственную для себя вещь: он нашел сайт знакомств, о котором так много слышал от Эдика, и, недолго думая, открыл список тех девушек, которые хотели найти мужчин. Открыв первую анкету, в которой не было фотографии и которая была добавлена буквально пару секунд назад, он прочитал слова, от которых по его коже моментально побежали мурашки: «Хочу мужской ласки. Анна».

Он и забыл, что секунду назад был полон скепсиса относительно этого сайта и интернет-знакомств, да и женщин вообще. Он взял и трясущимися руками быстро написал письмо на этот мейл: «Я ласковый. Саша».

Ответ пришел сразу. В письме было написано одно слово: «Где?»

На него Саша ответил в течение двух секунд: «Метро „Водный стадион“. На выходе через час. Синяя куртка, черная шапка».

Как только Маня получила ответ, она ощутила ужас от того, что она сделала. Но тут же себя спросила: «Так что, не ехать?» Ведь номера телефона она ему не дала, имя назвала не свое. Но тут же она подумала, что если не сегодня, то уже никогда, а продолжать жить так, как она жила, было невозможно.

Маня подъехала на своей машине к метро и припарковалась. Она почему-то сразу узнала Сашу: он был невысоким, наверное ростом с нее, и он был каким-то жалким. У него была довольно большая голова, тщедушное тело. Эта тщедушность угадывалась даже сквозь его довольно объемный, словно не с его плеча, синий пуховик. Свою шапку, невзирая на то, что шел снег, он почему-то держал в руках. И вся эта картина, которую она увидела, настолько ей не понравилась, что она дрогнула и почти решила убежать. Но остановила ее моментально появившаяся мысль, что если она сейчас убежит, то ей придется вернуться в ее холодный дом, где сегодня даже нет ее малышей. К ночи вернется муж, который будет, как всегда, холоден и сдержан, и, сказав ей два-три вежливых слова, уйдет в свою спальню. А она ляжет в свою одинокую, холодную постель.

Так что она отмела все сомнения и решительно шагнула навстречу этому молодому человеку.

Саша тоже узнал ее сразу, как будто, даже еще не познакомившись, они были уже связаны незаметной нитью. Но тут же он засомневался, потому что не могло быть правдой то, что эта прекрасная, ухоженная молодая женщина с невыразимо прекрасными, широко распахнутыми голубыми глазами, сегодня была предназначена ему.

Но эта женщина, назвавшаяся в письме Анной, все-таки подошла к нему:

– Ну что, ласковый? – с деланой веселостью произнесла Маня и тут же смутилась, потому что такой стиль разговора был ей совсем несвойственен. К тому же когда она была с ним рядом, то стало заметно, что он еще ниже ростом, чем ей казалось. По сравнению с высоким красавцем Максимом этот молодой человек совсем никуда не годился. Только вот его глаза… У него были большие черные глаза, обрамленные густыми длинными ресницами. А в этих глазах чего только не было: и страх, и надежда, и стыд, и тоска… И в лице читалось благородство, как в лице Амина, который ей вдруг вспомнился совсем не к месту.

– Знаешь, я не Анна, – уже совсем другим, тихим, скромным голосом сказала Маня.

– А как вас зовут? – спросил Саша ласково.

– Маша, – ответила Маня, ощутив радость от того, что он и в самом деле ласковый, как и обещал.

Но в ту же секунду она ощутила запах, который исходил от его волос, от его куртки. Это был запах нафталина, смешанный с чем-то еще – чем-то старым, отталкивающим. И еще она уловила запах дешевого стирального порошка. Такого порошка, которым когда-то баба Капа стирала белье в Петухове.

Маня едва сдержалась, чтобы не поморщиться. Да и Сашин пуховик выглядел затасканным, старым: то тут то там были зацепки, кое-где из швов лез пух. И Мане стало тошно, да так, что опять захотелось сбежать. Но… она не сбежала. Она осталась.

Здравый смысл подсказывал, что они должны пойти в какое-нибудь кафе, выпить кофе, поговорить, познакомиться, но… она подумала, что ей будет слишком неловко сидеть с ним где-нибудь в кафе. Вдруг ее увидит кто-то из знакомых – ее, сидящую с таким неухоженным, пахнущим нафталином, странным человеком.

– Хочешь, мы можем посидеть в кафе, здесь недалеко… Мы познакомимся поближе, поговорим… – сказал вдруг Саша.

Маня про себя улыбнулась: вот это у него настоящее чутье! Но все же сидеть в кафе ей с ним не хотелось. Лучше домой, чтобы их никто не видел.

Домой? К ней домой было, конечно, нельзя. Там был полный дом прислуги и соседей, которые следили за каждым шагом друг друга. Так что оставалось только одно – идти к нему. К тому же интуиция подсказывала ей, что, не глядя ни на какие сомнения, она должна уцепиться за него сегодня. Потому что это была единственная возможность согреться. Пусть даже и возле чуждого очага. С чужим мужчиной. У него дома.

Не дожидаясь ответа, Саша взял ее за руку. Мане это показалось приятным, хотя его ладонь была совсем маленькой, похожей на женскую, и к тому же холодной и влажной от волнения. Но все же это была ЛАСКОВАЯ ладонь живого человека, явно неравнодушного к Мане с первой минуты знакомства.

Его пальцы, знакомясь с Маниными пальцами, нежно перебирали их. Каждый его палец изучал Манины пальчики. Так что ладонь была не просто ласковой, она еще как будто разговаривала с Маниной ладонью, и этот разговор был более содержательным, чем их разговор.

– Послушай, пойдем к тебе домой, – сказала Маня, запинаясь на каждом слове.

– Ко мне домой? – переспросил Саша и улыбнулся.

Ему показалось, что за эти несколько минут он хорошо узнал эту молодую женщину. Поэтому у него не было никаких сомнений в том, что ситуация развивается наиудачнейшим образом.