Но не Саша. Саша терпел от нее любые унижения, потому что он был терпелив. И к тому же он видел, что в Маниной семье не сегодня завтра прогремит развод. И ему казалось, что он может быть претендентом на роль Маниного второго мужа. Так что он терпел, видя ее отвращение к нему. Вне постели. Но в постели он обволакивал Маню своей лаской, запутывал в своих умных словах, держался за нее руками и ногами, и она теряла волю. Он изучил все ее потаенные уголки тела, знал ее слабости, угадывал ее желания. Но все изменилось в тот самый день, когда ее мать, Людмила Казаринова, сдержала свое слово. Когда мать пообещала Мане подарить ей куклу. В тот самый вечер, когда у них впервые состоялся откровенный разговор.
Потом Маня поняла, что мать как будто забыла о своем обещании, но Маня не напоминала ей. В конце концов, решила Маня, это был такой странный детский порыв, о котором следует забыть.
Но мать не забыла. И в один из вторников, когда Маня вернулась домой от Саши, мать вынула из кармана тряпичную куколку размером чуть больше Маниной ладони, и протянула ее Мане. Куколка была сшита из мягкого плюша. На ногах у нее были разноцветные чулки; волосы, сделанные из рыжих веревочек, были заплетены в две косички, торчащие в разные стороны. Вышитые черной ниткой глаза были широко распахнуты, а вышитый алый рот улыбался во всю ширь лица. Возле вышитого носа весело толпились вышитые золотистые веснушки, а тряпичные руки куколки были разведены в стороны, как будто для объятия.
Маня, совсем уже к тому моменту забывшая о своей давней просьбе, обрадовалась, прошептав: «Да это же Пеппи Длинныйчулок!»
– Ты просила фарфоровую красавицу, – сказала ей мать, – но ты знаешь, за последние несколько лет это ты превратилась в хорошо одетую красавицу с красивым, неподвижным, почти фарфоровым лицом. И мне кажется, что ты этому сама не рада. А это – Пеппи Длинныйчулок, и ты в детстве немножко была похожа на нее. И я почти никогда не заплетала тебе косички. Меня не было рядом. А эта Пеппи… Ты знаешь, это настоящая Пеппи. Мне ее привезли из Стокгольма. Ее купили в сувенирной лавке, рядом с домом, где жила Астрид Линдгрен, которая придумала ее… Ты помнишь, однажды летом я приехала к вам в Петухово, и мы все вместе читали про Пеппи.
И у них обеих на глазах заблестели слезы.
Они уложили детей спать. Максима еще не было дома, и они сели на кухне пить чай.
– Маша, послушай, – вкрадчиво сказала Людмила, – я вижу, что в твоем доме в последнее время творится что-то неладное…
– Мама, перестань, я разберусь, – перебила ее раздраженно Маня, у которой уже не было сил думать о ее семейной ситуации, когда она уже сама не понимала, замужем ли она, разведена ли и сколько семей у ее мужа.
– Я не буду влезать в твои дела, это неразумно с моей стороны… Но я прошу тебя об одном: позаботься прежде всего о себе. Хорошо?
– Хорошо, – ответила Маня, желая прекратить этот разговор, хотя она не очень поняла, что именно мать имела в виду. Маня вполне заботилась о себе, хотя у нее это явно не очень хорошо получалось.
В тот вечер Маня долго не могла уснуть: она все думала о подарке матери и о ее словах, чтобы она, Маня, позаботилась прежде всего о себе.
Маня даже выпила валерьянки перед сном, но все равно ворочалась, ощущая тревогу. К тому же она чувствовала, что на нее кто-то неотрывно смотрит. Она включила маленький прикроватный ночник и огляделась. Сначала она ничего такого не заметила и даже отругала себя за то, что стала такой мнительной, решив, что так и до сумасшествия недалеко. Но тут вдруг она заметила, что с комода на нее пристально смотрит та самая куколка, которую сегодня подарила ей мать.
Сначала Мане стало не по себе, и она попробовала не замечать этого взгляда кукольных вышитых глаз, затем почувствовала холодок, который пробежал по ее спине, но потом она ощутила сильное желание взять эту куколку себе в постель.
Она на цыпочках дошла до комода, схватила тряпичную Пеппи и одним прыжком допрыгнула до кровати. Она не понимала, почему сейчас ей было так чудовищно страшно: ведь это был ее дом, находящийся под круглосуточной охраной; это была ее спальня, а в десятке метров от нее была спальня Максима! Но она совершенно явственно ощущала чье-то присутствие.
Она еще раз вскочила и включила полный свет. Теперь ей стало немного спокойнее.
Пока она не услышала… голос:
– Маня, взгляни на меня, – сказал ей кто-то, находящийся рядом с ней.
– Мамочки, – в ужасе застонала Маня. – Кто это? Кто это говорит?
– Это говорю, я, Пеппи, – ответил голос и весело захихикал. – Не ожидала?
– Нет, – прохрипела Маня, у которой от страха перехватило горло.
– Послушай, – снова весело сказала Пеппи, – тебя смущает то, что с тобой говорит кукла?
– Д-да, – ответила Маня.
– Тогда давай считать, что это сон. Во сне ведь могут происходить разные странные вещи?
– Могут, – ответила Маня, ей в ту же секунду действительно стало гораздо легче, и она добавила: – Да, пусть это будет сон.
– Послушай, – снова заговорила Пеппи, – что бы ты сделала такого сумасшедшего, если бы не было никаких преград?
– Не знаю, – ответила Маня, – я жена, мать двоих маленьких детей… Я просто не могу делать то, то хочу.
– Ну а все-таки? – не отставала от нее Пеппи.
– Я бы вернулась в Дюссельдорф, в тот день, когда Максим сделал мне там предложение, и… изменила бы что-нибудь в том дне…
– В прошлом ничего не изменить, – вздохнула кукла.
– Мне кажется, если кукла разговаривает, то и в прошлом можно что-то изменить, – заметила Маня.
– Но мы же договорились, что это сон и мы все находимся в рамках реальности, – резонно ответила Пеппи.
– Хорошо, – кротко согласилась Маня. – Хорошо, я все равно вернулась бы в Дюссельдорф. И там… там я бы сделала что-то сумасшедшее… То, чего раньше никогда не делала.
– Тогда лети в Дюссельдорф. Прямо завтра.
– Ого! Завтра! У меня дети и муж!
– Послу-ушай, – укоризненно протянула кукла, – твой муж кругом виноват перед тобой; у детей есть няня; а у тебя настолько поехала крыша, что ты полночи разговариваешь с тряпичной детской игрушкой. Поезжай и сделай там что-нибудь сумасшедшее. Тебе нечего терять. К тому же Дюссельдорф – это непростое место.
– Ну конечно, – кивнула Маня, – там Максим сделал мне предложение…
– Не поэтому, – загадочно ответила кукла, – но тебе это еще рано знать. Лети прямо завтра. И меня возьми с собой…
Маня проснулась рано утром и вспомнила свой сон, который сильно походил на реальность. Но и в реальности на самом деле ей больше всего хотелось сегодня уехать из дома. Улететь куда глаза глядят.
И, недолго думая, Маня набрала номер Максима, который находился в офисе:
– Максим, я хочу улететь в Германию на пару дней, – взволнованно сказала она в трубку, ожидая, что Максим будет возражать, и вообще…
– В Германию, – рассеянно ответил Максим, с трудом отрываясь от изучения контракта, – зачем? И куда именно?
– В Дюссельдорф, – выдохнула Маня и задрожала всем телом. – Я хочу пройтись по магазинам, и вообще, это хороший город, чтобы немного отвлечься от нашего… наших…
– Хорошо, Маша, конечно, лети, развейся. Ты много волновалась в последнее время. Договорись с няней и лети, – растерянно проговорил Максим.
Маню затрясло. Вот это да! Сейчас она, впервые в жизни, одна полетит за границу! Ее английский был в порядке: она вполне сносно уже может на нем изъясняться. И два-три дня свободы – это то, что ей нужно прямо сейчас.
Маня схватила куклу, поцеловала ее в тряпичное лицо с вышитыми глазами, носом, ртом и веснушками. После она вытащила свой маленький чемодан и на дно уложила свою Пеппи.
К вечеру следующего дня Маня была в Дюссельдорфе. Взяв такси, она приехала в отель, который забронировала накануне через интернет. И хоть она с легкостью могла позволить себе отель, в котором они останавливались с Максимом, она все же не хотела вызывать те воспоминания. Так что она выбрала приятный маленький отель, который находился также в центре, рядом с главной улицей Кёнигсаллее.
В своем небольшом уютном номере она быстро приняла душ, высушила волосы, надела свою новую узкую юбку, новую красную шелковую блузку с глубоким вырезом.
И… ощутила такое счастье, какого не помнила со времен Амина. Она даже вскочила с ногами на постель и попрыгала на ней, как девчонка, валяющая дурака от ощущения радости и полной свободы.
Она на мгновение задумалась, хочется ли ей есть, но есть ей не хотелось. Она поела в самолете, и этого было вполне достаточно.
За окном стояло начало декабря, и везде была видна иллюминация: Дюссельдорф готовился к Рождеству. Погода была довольно хорошей – безветренной и теплой.
Маня накинула пальто, обернула вокруг горла нежный теплый шарф и, не забыв положить в свою сумочку тряпичную Пеппи, без всякого плана отправилась гулять по городу.
Маня прошлась по Кёнигсаллее, потом вдруг услышала где-то рядом звуки настоящего птичьего базара: птицы кричали, пели, свистели. Сначала Мане показалось, что это воробьи, но тут же она подумала, что они кричали слишком необычно и слишком громко для воробьев, поэтому Маня свернула и пошла на этот звук. Она вышла в парк, и в парке, увидев дерево, изумилась: хоть на дворе стоял декабрь, это дерево было совершенно зеленым! И, приглядевшись, Маня увидела, что дерево было покрыто зелеными попугаями! Сотни попугаев сидели на каждой ветке и оглушительно кричали!
Мане стало весело: вот это да! Зимой попугаи! Откуда они здесь взялись?! Ответа на вопрос не было, но Маня вдруг поняла, что если зимой в Германии на дереве сидят попугаи, то и в самом деле нет ничего невозможного.
Она осторожно открыла свою сумочку и вытащила оттуда тряпичную Пеппи. Пеппи делала вид, что она игрушка и совершенно не умеет разговаривать, но Маня точно знала, что Пеппи от этой истории с немецкими зимними попугаями в полном восторге!
И Маня вдруг поняла, что у нее совсем нет настроения бродить по городу. Напротив, ей нужно куда-то пойти и что-то такое сделать. Что-то такое, чего она еще никогда не делала! Что-то дерзкое!